– А разве тут живет какой-нибудь Мартен?
– Право, не могу сказать вам, так как не знаю никого в окрестности.
– Но я был уверен, что обронил его именно этот мосье в коричневом пальто, – продолжал размышлять Фрике.
– Вы, вероятно, обознались.
– Да, больше, кажется, никто и не проходил мимо. По крайней мере, я не заметил. Я могу, впрочем, предъявить свою находку полицейскому комиссару, так что, если кто будет спрашивать, вы можете указать, где она находится. Мое почтение, сударь!
– Прощайте.
Разговор этот привлек внимание миловидной девушки лет шестнадцати, гулявшей в саду. Фрике это хорошо заметил.
В то же время в одном из окон первого этажа показалась высокая, тоже еще молодая, брюнетка. И в ту минуту, как слуга хлопнул дверью, Фрике услышал резкий, даже несколько грубый голос:
– Что там такое?
– Звонили по ошибке, мадам, – ответил лакей.
– Ну, хорошо! Запирайте, запирайте скорее двери. Что делаете там, мадемуазель?
– Я гуляла в саду с мамой, – ответила молоденькая девушка.
Затем шаги стали удаляться от садовой решетки, и Фрике не мог более ничего слышать. Во всяком случае, он не потратил время понапрасну. Он узнал фамилию: д'Анжель.
Он узнал, что невзрачный старик был слугой в этом доме.
Он узнал, что человек, стрелявшийся в Медонском лесу, живет в этом доме и что, кроме него, тут еще проживают три женщины: высокая брюнетка, которую называли мадам, молоденькая блондинка, которую называли мадемуазель, и еще третья, которую называли мамой.
Все эти сведения были очень важны, и потому Фрике возвращался в Париж в самом веселом расположении духа.
Он был так доволен собою, так уверен в дальнейшем успехе, что и не приметил блузника, все время зорко следившего за ним. Человек этот проследил всю его прогулку по Версалю, с самого его приезда, и теперь на том же поезде возвращался с ним в Париж.
Выйдя из вагона, Фрике кинулся в первый попавшийся фиакр и поехал на улицу Вавен, к Николю.
Блузник с ловкостью обезьяны прицепился к задку экипажа и соскочил только тогда, когда фиакр стал подъезжать к дому Николя.
Переговорив обо всем обстоятельно, приятели расстались до следующего дня. Фрике отправился опять на Итальянский бульвар, чтобы опять превратиться в расторопного Жана, слугу испанца Викарио. Сев в тот же фиакр, гамен опять увозил с собой любопытного человека в синей блузе; но неизвестный исчез с задка кареты еще на полдороге, вероятно, убедившись в том, куда направляется карета. День, действительно, был употреблен с пользой. Так как это был один из тех, в которые Викарио исчезал куда-то на долгое время, лакей его также мог отлучиться, не возбуждая ни в ком никаких подозрений.
Рассчитав кучера на углу улицы Вавен, Фрике, довольный и веселый, подходил к мрачному переулку Гласьер, как вдруг кто-то дернул его слегка за рукав.
– Мосье Фрике! – окликнул его мягкий, приятный голос.
Это была маленькая Этиоле. Миловидное личико Виржини было встревожено, она беспокойно оглядывалась по сторонам.
– Вот сюрприз! Что вам надо, Виржини?
XIV
Перед битвой
Маленькая цветочница была очень взволнованна.
– Мне надо переговорить с вами, мосье Фрике, – начала она.
– К вашим услугам, к вашим услугам, мадемуазель Виржини.
– Только мне не хотелось бы, чтобы меня заметили. Фрике улыбнулся. Они стояли как раз против темного переулка Гласьер.
– Пройдемте сюда, – предложил он. – Ну, в чем же дело?
– Вопрос мой покажется вам, может быть, странным, неуместным. Во-первых, скажите мне, хорошо вам живется у вашего нового господина?
– Я доволен, очень доволен. Конечно, не могу и не должен забыть того, что местом этим обязан именно вам.
– О! Я пришла сюда совсем не для того, чтобы напоминать вам об этом.
– Почему же нет? Вы сами помогли мне тогда завести знакомство с этими господами. Помните, на бегах. Еще я так скучал тогда, так тяготился службой у этого надоедливого провинциала.
– Да, этот испанец и друзья его – мои давнишние покупатели. Они не пропускают ни одного бега, ни одной скачки, и всегда покупают у меня цветы.
– Я ведь просил вас тогда как-нибудь к слову сказать этим господам, что я уезжал перед тем из Парижа на целый год.
– Да, я помню это, но никогда не могла понять, к чему могла вам послужить эта ложь, хотя для вас, мосье Фрике, я, конечно, готова всегда сделать все-все, чего вы только от меня потребуете! С первого же раза, как вы только увидали меня, вы всегда были ко мне так добры, так внимательны. Я с первого же раза так полюбила вас, мосье Фрике.
– Я тоже дружески расположен к вам, Виржини.
– О! Я знаю, хорошо знаю, что значит это расположение, дружеское расположение. Вы жалеете бедную Этиоле и предлагаете ей свою дружбу, как милостыню, как подаяние…
– Ошибаетесь, Этиоле! Совсем… совсем не потому…
– Перестаньте. Я же сама знаю, что таких… таких, как я, не любят… Но, видите, мосье Фрике, и дружба ваша очень-очень дорога для бедной Этиоле, и она, конечно, рада сделать все, чтобы только заслужить и сохранить ее.
Виржини говорила с большим жаром, на глазах ее блестели слезы. Фрике был тронут и взволнован.
– Уже два дня ищу я вас, мосье Фрике, и все не могу встретить, – продолжала цветочница. – Вам грозит большая, очень большая опасность, и я пришла именно для того, чтобы предупредить вас о том.
– Какая? – удивился гамен.
– Точно, определенно ничего не могу вам сказать, мосье Фрике. Знаю только, что за каждым шагом вашим следит этот негодяй Флампен. С утра до ночи болтается он около вашего дома и всюду следует за вами.
– И только-то? – усмехнулся Фрике.
– О! Флампен – скверный, негодный парень. Я его хорошо знаю. Он ужасно зол на вас за то, что вы тогда вступились за меня… Ведь я бросила его с тех пор.
– Неужели он не понимает, что вы бросили его просто потому, что он вам опротивел? Вы разлюбили его – вот и все.
– Да я никогда и не любила его.
– Как не любили? Но почему же вы…
– Смешной народ эти мужчины! Отчего да почему? Да я и сама не знаю почему! Связалась, потому что не хотела отстать от своих подруг, те уже давно обзавелись дружками… Но с того памятного дня он мне окончательно опротивел, с того дня, как я сравнила его с… с другими, – потупилась Этиоле. – Говорю вам, мосье Фрике, что у этого негодяя недоброе на уме, – прибавила она.
– Очень вам благодарен за то, что вы предупредили меня, Виржини. Буду осторожнее.
– Он выдумал теперь торговать собаками. Это собачье ремесло ему и на руку, так как он может, не возбуждая ничьих подозрений, шляться дни и ночи по бульварам и людным кварталам. Вы можете его встретить на каждом шагу.
– Это, конечно, надо принять к сведению.
– Мне пора, до свидания, мосье Фрике! Да хранит вас само Провидение!
– А вы верите в Провидение, Этиоле?
– Бывают минуты.
Она отвернулась, чтобы скрыть непрошеные слезы, и пошла по направлению к бульвару. Характер этого странного создания являлся еще загадкой для Фрике, и загадкой довольно интересной; но в настоящий момент у него было столько дела, что некогда было размышлять о достоинствах и недостатках Виржини.
Фрике поспешил войти в квартиру Викарио.
В этот вечер испанец вернулся очень поздно.
– Они там, однако, вдоволь наболтались, – сказал себе Фрике. Предчувствие подсказывало, что пора убраться от Викарио, и как можно поскорее. Должность лакея тяготила его, кроме того, теперь была ему вовсе не нужна. Оставалось только придумать уважительную причину.
Все устроилось самым простым образом. Николь написал письмо, которое Жан передал мосье Викарио.
– Слуга господина Данфрона принес вам письмо, сударь, – сказал он испанцу.
– Ах, это, верно, от де Нанжери, – заметил тот. Письмо было, действительно, за подписью Родриго де Нанжери. Он прощался в нем с Викарио, так как, по настоянию отца, отправлялся в Италию на неопределенное время. Жана он вызывал к себе, поскольку не мог пуститься в такую дальнюю дорогу без верного слуги. До Марселя с ним поедет отец, так что завернуть в Париж де Нанжери не имеет возможности.
