пару-тройку лет.
Я же в результате так и не доучился в колледже, вылетев из него на последнем году обучения по крайне идиотской причине: я никогда не брал девушек насильно, всегда с лёгкостью получая к ним доступ при помощи своей смазливой внешности, но однажды чуть не изнасиловал одну красотку, внимания которой никак не мог добиться, однако выбрал для этой затеи неправильное место и время, в результате чего какой-то парень отбил её у меня в момент, когда я уже надорвал пуговицы на её платье. В результате той драки и он, и я получили по несколько трещин в рёбрах, но он ещё умудрился разбить мне нос. Так как к тому времени у меня уже было два выговора из-за пьянок, из колледжа меня в итоге отчислили по причине дебоширства, а та девушка, ставшая последней каплей в терпении правления колледжа на мой счёт, в итоге спокойно доучилась, вышла замуж за своего защитника и родила от него сына, и дочь. Я их возненавидел. Так я впервые начал подумывать о том, что отцовский подарок вполне можно попробовать опробовать не на пустых банках, а на наполненных кровью живых мишенях. Но те мои мысли в итоге так и остались лишь мыслями, в результате чего реализация желания попробовать продырявить живую мишень затянулась на долгие два десятилетия. Думаю, ту сладкую парочку по итогу спас факт моей занятости одновременно двумя доступными девушками, так что, возможно, не красоте в итоге придётся спасать этот мир, а классическому сексу между мужчиной и женщиной.
И всё же моему отцу в итоге пришлось разгребать последствия своего подарка на моё совершеннолетие. Последствия эти спустя долгие годы предстали перед следователем Эйчем Маккормаком в виде небольшой кучки трупов: Пина Браун, Раймонд и Роберта Пайк, Рина Шейн и, уже не оцененные моим слишком гордым отцом, чтобы позволить себе посадить за решётку собственного сына и тем самым подпортить свою профессиональную репутацию, Ванда Фокскасл и Тереза Холт. Этот особый список может показаться незамутнённому проницательностью взгляду небольшим, но представьте за каждым из этих имён целую жизнь, являющую собой красочную и долговременную историю, и вы поймёте, насколько перечень этих имён на самом деле тяжеловесен. Я наслаждаюсь каждым именем в своём списке… Ведь в какой-то момент своего существования я оказался достаточно всесильным, чтобы отобрать у каждого этого имени целую жизнь, со всеми её горестями и радостями. Одно моё желание, один мой щелчок – и их больше нет, и никогда больше не будет. Я приказал этим жизням навсегда остановиться, и они остановились…
А тем временем брошенная мной в самом её начале жизнь, мой падкий на большие деньги парнишка Стэнли, ненавидящий меня в детстве, но возлюбивший меня не после моего желания обрести с ним связь, но после моей демонстрации ему пачки зелёных купюр, отлично помог мне провернуть моё первое дело, сделавшее мне громкое имя Больничного Стрелка. Таким образом мой нежеланный сын стал моим успешным проектом, каким моя любимая дочь должна была стать лишь в долгосрочной перспективе, о которой она всё ещё не подозревала. И мой сын, и моя дочь не просто обещали оправдать своё существование, подаренное мной им, но оправдывали его. По крайней мере до сих пор. Если Байрону Крайтону, этому самодуру с завышенным самомнением, каким-то образом стало известно действительно всё, значит Стэнли точно попадёт под раздачу одним из первых. Было бы интересно узнать, кто из двух моих детей в итоге отречётся от меня первым: сын, знающий всю мою правду, или дочь, даже не догадывающаяся хотя бы о малой части всей правды? Я бы поставил на Августу: эта девчонка, носящаяся со своим младшим братиком, будто тот действительно таковым для неё является, наверняка мгновенно переметнётся на сторону Байрона Крайтона, хотя тот не является ей родной кровью. И хотя говорят, будто яблоко от яблони далеко не падает, всё же у многих яблонь имеются плоды, смогшие отлететь на достаточное расстояние, чтобы прорасти в другом саду или даже на пустыре, во имя идеи продолжить свой рост отдельно от отбросившей их жизнь яблони, и идеи со временем создать свой собственный сад. Стэнли – яблоня, выросшая в тени моего сада; Августа – яблоня, пустившая корни в саду Крайтонов. Это означает только одно – они оба предадут меня.
Как только я сбежал из особняка Крайтона, я сразу же выбросил в окно мчащегося из Роара мерседеса, за рулём которого сидел, свой телефон и свои псевдоочки, без которых, с момента реализации первого дела Больничного Стрелка, я не появлялся на людях. Я специально носил их, имея завидное зрение, таким нехитрым способом желая убедить смотрящих на меня людей в обратном – разве Больничный Стрелок не отличается меткостью? – и заранее заботясь о конспирации. Я знал, что моя фотография на любой потенциальной ориентировке будет отпечатана обязательно с этими очками – фотографий, на которых я был бы запечатлен без очков, Крайтон не сможет предоставить полиции, потому как таковых попросту не имеется. Итак, все будут искать мужчину в больших квадратных очках и потому не будут замечать лица, не украшенного этим максимально отвлекающим внимание аксессуаром. В автомобиле Лурдес отсутствовала спутниковая система навигации, о чём мы с ней всегда заботились при покупке каждого нового автомобиля, так что об отслеживании меня столь примитивным способом я мог не переживать. Мне необходимо было только добраться до деревни Вирлпул и спрятаться на заброшенной даче отца.
В начале сентября, когда мы с Лурдес только приехали в США, чтобы погостить у её псевдосына, я узнал от Стэнли, что дача, в которой я провёл много сладостных ночей с семнадцатилетней красоткой, нынешней старушкой миссис Крайтон, уже десять лет как продана пожилой паре, однако из-за ухудшегося здоровья этой четы дача уже два года как заброшена и обещает скоро прийти в аварийное состояние. Как только Тереза Холт предстала передо мной собственной персоной, я сразу почувствовал запах жареного и решил перестраховаться. На заброшенной даче, не принадлежащей моей семье уже десять лет и заброшенной её нынешними хозяевами, меня точно не станут искать. Это место для пережидания бури идеальное: в полумиле от населённого пункта, без соседей и укрыто кронами густо разросшихся елей. В сентябре я сделал здесь запасы еды, одежды и бытовых мелочей, должных хватить в крайнем случае на месяц-полтора. Я прекрасно понимал, что дольше оставаться незамеченным на этом месте у меня не удастся из-за неминуемых зимних морозов: рано или поздно низкая температура
