Тут Хорншу пришлось обратить все внимание на дорогу. В западном направлении, как и они, двигались на коротком расстоянии друг от друга два тяжелых грузовика с прицепами. После обгона, впервые с момента выезда из Гамбурга, перед ними открылось пустое черное шоссе.
— И второй сомнительный момент, — пробурчал Кеттерле, — второй сомнительный момент, Хорншу, оказывается даже важнее. Дело в том, что он любил ее.
Тяжелое, затянутое тучами небо, придавило ночное побережье. Время от времени по обеим сторонам шоссе проплывали очертания сгорбленных крестьянских домов с четырехскатными крышами, отдельные деревья, потом снова начиналась равнина, черная и бесконечная.
Мигание маяка на горизонте подсказало, что они приближаются к морю. Они добрались до «Клифтона» около половины девятого. Помещения для гостей были еще освещены, в темноте как из-под земли выросла Хайде и спросила, есть ли у них чемоданы.
Залаяла собака, чуть подальше другая.
Они заметили мерцание пуговиц на униформе. Вахмистр Рикс подошел к ним и, прежде чем они вошли в дом, доложил комиссару во всех деталях об одной из самых больших поисковых операций, которые когда-либо проводились в этой местности.
— Существуют две возможности, господин комиссар. Либо она погибла не здесь, либо ее утащило под ил.
— И какую же возможность мы примем за наиболее вероятную? — обратился Кеттерле к Хорншу.
Хорншу пожал плечами.
В дверях стоял полковник.
— Ну что нового? — протрубил он, едва они вошли в холл. Хайде следовала за ним с двумя портфелями.
— Где господа будут жить? — спросила она Виллемину ван Хенгелер, вышедшую им навстречу из кухни с засученными рукавами пуловера.
— Добрый вечер, фрау ван Хенгелер, — сказал Кеттерле. — Вам не трудно будет предоставить мне третий номер?
— Нисколько, господин комиссар. Только там не застелена кровать. Хайде, будь добра, немедленно…
— Нет, нет. Оставьте все как есть. Не стоит хлопот. Положите мне только шерстяное одеяло. Завтра мы должны уехать очень рано.
— Как вам будет угодно, господин комиссар. Господин Хорншу может занять второй номер. Он рядом. Ну как, есть какая-нибудь надежда пролить свет на это дело? Вы позволите пригласить вас на бокал вина? Но, возможно, сначала вы захотите немного привести себя в порядок. Поездка, наверное, была утомительной.
Снова комиссар прошел под двумя арками в заднюю часть дома и снова испугался протянутой иссохшей руки деревянного святого. Хайде отперла третий номер. После того как он освободился, там сделали уборку, а вещи Сандры Робертс взяли с собой люди Рёпке. Кеттерле снял пальто и вымыл руки.
— Выходит, Хайде, пески не отдают то, что однажды заполучили?
Вытирая руки, он повернулся к девушке.
Та покачала головой.
— Все это было напрасно. Я и раньше знала.
— Почему? — спросил комиссар.
Она пожала плечами.
— Не могу сказать почему. Но я это чувствую. Ее уже здесь нет.
— Хайде, какую чушь вы несете! — возмутился комиссар. — Где же она тогда должна быть?
— Не знаю.
— Все это эмоции, Хайде. Вы что-то знаете или говорите просто так?
— Просто так, — сказала она и улыбнулась, — откуда я могу что-то знать. Последнее дерьмо в этом доме. Хотя раньше это была наша усадьба.
Она отворила дверь и пропустила комиссара вперед. Кеттерле снова увидел огромный старинный сундук и широкую фризскую полку с медной посудой. И снова бросились ему в глаза огромные, старые, почти черные напольные часы, стоявшие в едва освещенной нише, почти скрытой изгибом лестницы.
— Изумительная вещь, — сказал он и остановился.
— Да. Но с тех пор, как я себя помню, они уже не ходят, — сказала Хайде. — В детстве мы прятались внутри. Пока однажды мать не вытащила ключ, а потом его потеряла. С тех пор ключа больше нет.
— А где ваша мать, Хайде?
— Умерла. Она умерла вскоре после отца — когда стало ясно, что мы должны продать усадьбу. Она очень любила меня.
— И вам не хочется никуда отсюда уезжать?
Девушка покачала головой.
— Но почему?
— Другим не понять. Но это в самом деле так.
Комиссар кивнул и прошел вперед.
Хорншу с полковником и фрау ван Хенгелер уже сидели за столом, поставленным в одной из темных оконных ниш.
— Послушайте, комиссар, — встретил его полковник вопросом, — вы уже разобрались с телефонным звонком? Я подумал было, что вы собираетесь поймать нас за руку, но господин Хорншу сказал…
Комиссар сел за стол.
— Нет никаких сомнений в том, что Сандра Робертс разговаривала по этому телефону в воскресенье утром в восемь часов девять минут. Обе дамы заверили, что не слышали звонка. Какая причина у них скрывать, даже если они в самом деле приняли телеграмму…
Фрау ван Хенгелер покачала головой.
— Выходит, в это время она была еще жива, не верите же вы в привидения?
— А вы, значит, тоже убеждены в том, что она мертва? — спросил Кеттерле.
— Что вы! Да и кто еще в этом убежден? Кроме полковника?
— Хайде, к примеру…
— Это неправда, господин комиссар. Я знаю только, что здесь ее больше нет.
Фрау ван Хенгелер переводила взгляд с одного на другого. Хайде стояла возле кухонной двери. Полковник тщательно протирал очки.
— Хайде… — начала фрау ван Хенгелер с укором.
— Ах, оставьте, — перебил Кеттерле, — есть же люди, у которых чутье на такие вещи…
— Воображает, будто она ясновидящая, — сказала Вилли, — но ведь это полная чушь.
— Согласен, — сказал полковник.
Вахмистр Рикс промолчал. Но потом поднял голову и попросил девушку принести бокал сухого вина с сельтерской, разбавленного в большой пропорции.
— В этой телеграмме все загадка, — сказал Кеттерле, — отправитель, отправка, доставка. Знаете ли вы, что ее должны были передать первый раз в субботу ночью, в ноль часов две минуты?
— Почему же этого не случилось? — спросила фрау ван Хенгелер.
— Потому что никто не подошел к телефону, — сказал Кеттерле. — Разве никто не слышал звонка?
Все посмотрели друг на друга.
— Допустим, — сказал комиссар, — полковник ушел спать в одиннадцать, Хайде — в десять минут двенадцатого, но вы ведь в это время не спали. И тоже не слышали телефонного звонка?
— Нет, — сказала Вилли, — не припоминаю. Даже как-то странно. Но в конце концов, теперь-то мы знаем содержание телеграммы, а остальное, наверное, не так уж и важно.
— Вы правы, — сказал Кеттерле. — Это главный вопрос. И еще отправитель.
Вздохнув, он поднялся и побрел словно бы невзначай к кухне. Он закрыл за собой дверь в гостиную, когда увидел Хайде, мывшую посуду.
— А теперь, милая барышня, — сказал он и прислонился рядом с ней к кафельной стенке, — скажите честно, почему вчера утром вы выдали себя по телефону за Сандру Робертс?
Хайде взглянула на него и громко рассмеялась.
— Послушайте, — продолжал Кеттерле, — у нее был муж, приемные дети, люди, любившие ее и восхищавшиеся ею. Вы не можете себе представить, что означает для них ее исчезновение. Не знать ничего, только лишь, что след оборвался, да тут еще тебя дурачат явной бессмыслицей с телеграммой. Подумайте обо всем этом.
— А почему вы не спросите Вилли?
— Вилли? — переспросил комиссар. — Вилли достаточно взрослый человек, чтобы не делать этого или в крайнем случае признаться, что это сделала она. А вот вашу причину, Хайде, вашу причину мне очень хотелось бы узнать.
— Это была не я, — сказала Хайде и принялась тереть кастрюлю. — Как могло мне прийти такое в голову?
— Вот именно, — сказал Кеттерле, — подумайте об этом до завтрашнего утра.
Выходя из кухни, он поймал на себе брошенный через плечо взгляд Хайде.
Кеттерле попросил полковника помочь ему провести эксперимент с машиной.
— Мне хотелось бы проверить, можно ли из какой-нибудь комнаты услышать автомобиль, въезжающий ночью во двор.
— Вы полагаете, Новотни въехал на машине во двор?.. — пробормотал Хорншу.
Кеттерле пожал плечами.
— Это я и хотел бы выяснить, — сказал он.
Следующие двадцать минут они провели в комнатах Вилли, Хайде, полковника и Кадулейта, проверяя, что можно услышать, пока полковник на своей машине несколько раз въезжал во двор, добросовестно хлопал дверцей, запускал и глушил двигатель.
Кадулейт спал, завернувшись в одеяло. Его почти невозможно было узнать.
— Он целый день бродил с поисковой группой по пескам. Я отослала его спать, — сказала Вилли.
Комиссар кивнул. Они прошли в комнату Вилли, потом к полковнику В заключение поднялись на чердак сарая и попытались послушать из каморки Хайде. Это оказалась просто и современно обставленная комнатушка, лишенная романтической притягательности старых вещей, столь характерной для всего здания. На стене в рамке висела фотография тех времен, когда «Клифтон» был еще простой крестьянской усадьбой. При закрытых окнах ничего нельзя было услышать и отсюда, да и при открытых звук был не настолько громкий, чтобы разбудить спящего, хотя Хорншу, сменивший теперь полковника в качестве источника шума, прилагал большие усилия.
