– Думаете, отец Владика причастен к похищению?
– Нельзя этого исключать, хотя, если мы ищем связь между похищениями, то вряд ли. Он имеет отношение к медицине?
– Вроде бы нет...
– Вот видите! – развел руками Лицкявичус. – Разумеется, связи может и не быть, поэтому нужно отработать все возможности. Но даже если случай Красина не имеет отношения к предыдущим, остальные-то никто не отменял, а в них явно просматривается один и тот же рисунок. Пока что нам необходимо разыскать этого горе-папашу и поболтать с ним.
* * *
Обычно я соблюдаю правила выгула собак, потому что признаю, что размеры и устрашающая внешность Куси способны произвести неизгладимое впечатление на людей со слабой психикой. Конечно, все «собачники» в округе в курсе, что моя черная терьерша – милейшее создание, ни разу в жизни никого не обидевшее, но не все же лично знакомы с Кусей, и, вполне допускаю, есть и такие, которые вообще с удовольствием избежали бы подобного знакомства. Не знаю, что случится, если на нее всерьез нападут – пока бог миловал от этого, – однако я совершенно уверена в том, что Куся никогда не нападет первой даже на пса, который сам ищет неприятностей. Более того, она не реагирует на лай и рык проходящих мимо дурно воспитанных собак.
Тем не менее я не столь терпелива, как моя Куся, и порой раздражаюсь на «любителей животных», которых, к сожалению, становится все больше. Возможно, дело в массовой истерии, методично и последовательно подогреваемой СМИ, ведь газеты то и дело пестрят заголовками типа: «Собака загрызла трехлетнего ребенка!», или: «Болонка-людоед сожрала семидесятилетнюю хозяйку!!», или «Псы-убийцы на тропе войны!!!» и так далее. Поэтому народ в последнее время стал шарахаться от бедной Куси, как черт от ладана, и мне, как ее хозяйке, знающей славный характер собственной псины, это ужасно неприятно. Самое смешное, что хозяева маленьких собак или собак средних размеров, но не отнесенных к «опасным» породам, порой ведут себя не лучше. Вот и сегодня, проходя сквозь арку, ведущую к моему дому, я едва не столкнулась с женщиной средних лет, ведущей на поводке седоухого спаниеля. Пес неожиданно встал на дыбы и захлебнулся таким злобным лаем, что от неожиданности я вздрогнула. Куся же, не одарив брехуна даже взглядом, чинно прошествовала мимо. Чего нельзя сказать о хозяйке спаниеля. Она шарахнулась назад, натянув поводок так сильно, что бедняга повис в ошейнике, как в удавке. Не скрою, на какой-то краткий миг мне показалось, что женщина сейчас взберется на рядом стоящее дерево – такое выражение отвращения и ужаса застыло на ее сильно накрашенном лице. После чего прозвучала фраза: «Пошли, Чарли, собака злая, собака кусачая!» Это она, естественно, про Кусю, которая, не понимая, что происходит, спокойно обнюхивала продух, где обычно прячутся кошки. Да, логике хозяйки спаниеля, по-прежнему хрипящего, задыхаясь от бессильной злобы, можно было только позавидовать!
Едва сдержавшись, чтобы не оценить поведение «дрессировщицы» словесно, я сжала зубы и прошла мимо вжавшейся в стену тетки. Вот так прямо с утра можно легко испортить человеку настроение на весь день, а ведь у меня сегодня четыре операции, одна из которых тяжелая и продолжительная. Бедная Куся! Там, где я жила раньше, ее знают и любят практически все, а здесь, на новом месте, куда я время от времени забираю собаку, ей заново приходится «работать на репутацию».
Кипя от безмолвного гнева, я подошла к парадной и, ласково потрепав за ушами невинно глядящую на меня Кусю, стала рыться в кармане в поисках ключа. В этот момент от стены отделилась чья-то фигура, и ее тень упала на нас с собакой.
– Это вы Агния Смольская, работающая над делом о похищении детей?
Вопрос прозвучал как гром среди ясного неба. Я вскинула глаза и увидела высокую, очень полную женщину в джинсовом платье и надетой поверх него ярко-зеленой куртке на размер меньше необходимого, которая не застегивалась на ее мощном теле. Она выглядела довольно безвкусно в этом наряде. Прибавьте к нему еще и неумело наложенную косметику, и сразу становилось ясно, что передо мной дама не из высшего общества. Однако было в ее глазах нечто, заставившее меня мгновенно забыть и о ее внешности, и о злости на тетку со злобным спаниелем. Это было выражение затравленности, испуга, недоверия, смешанных с надеждой.
– А вы, простите, кто? – осторожно ответила я.
– Меня зовут Тамара, – быстро выпалила она. – Тамара Решетилова. Я вчера вечером приехала.
Интересно, что фамилия показалась мне знакомой, но это нормально, ведь в больнице я сталкиваюсь с большим количеством имен пациентов.
– Приехали? – удивилась я. – Откуда приехали?
– Из Кировска.
– И зачем же вы приехали?
– Чтобы встретиться с вами.
Меня несколько встревожили ее слова: в конце концов, не я руковожу расследованием!
– Знаете, – проговорила я, тщательно подбирая слова, чтобы не обидеть человека, проделавшего долгий путь для встречи со мной, – думаю, вам гораздо полезнее встретиться с моим начальником...
– Эдуардом Лицкявичусом? – перебила незнакомка. – Нет, я хотела поговорить с конкретным человеком – с вами.
– А как вы вообще обо мне узнали?
– Мне рассказал журналист, который написал статью об Анатолии Лавровском, – пояснила женщина.
Здорово – а меня, значит, он не счел нужным поставить в известность о том, что дал кому-то мой адрес! Я уже сто раз пожалела о своем скоропалительном решении впустить Олега Гришаева в круг членов ОМР – ему там вовсе не место! Тем не менее разговаривать с Тамарой Решетиловой на улице становилось неудобно, тем более что погода отнюдь не радовала: собирался дождь, усиливался ветер, и даже в теплой куртке было зябко. Поэтому я пригласила незваную гостью в дом. Проводив на кухню, я, как обычно, вымыла Кусе лапы, после чего тоже пошла туда, чтобы приготовить собаке еду. Куся у меня ест исключительно человеческую пищу, потому и выглядит, и чувствует себя очень хорошо: никакие сухие корма не способны заменить животному полноценного питания. Я глубоко убеждена, что все эти «Чаппи» и «Педигри», столь широко рекламируемые по телевидению, придуманы для ленивых хозяев. Конечно, гораздо проще насыпать домашнему любимцу полную миску хрустящего непонятно чего, чем бегать по магазинам в поисках подходящего мясного кусочка, а потом стоять у плиты, варить кашу и, соблюдая необходимые пропорции, смешивать ее с мясом и овощами. Одновременно с этим я приготовила кофе для себя и для гостьи. Тамара с явным удовольствием сделала глоток, предварительно сдобрив напиток четырьмя ложками сахара – не самое хорошее пристрастие, учитывая ее комплекцию.
– Так о чем же вы хотели поговорить? – спросила я, помешивая кашу на огне.
– Я... вернее, мой сын, Рома, являлся героем одного из репортажей Олега Гришаева, – ответила Тамара, и я замерла над собачьей миской, вспомнив, что одного из мальчиков, похищенных, а после возвращенных семье, звали, кажется, Ромой Решетиловым!
– Рома – ваш сын?
Женщина кивнула.
– Его похитили одним из первых. У него вырезали часть печени.
– Мне очень жаль! – искренне сказала я. – Как он себя чувствует сейчас?
– Вот об этом я и хотела с вами поговорить.
Она сделала паузу, которая продлилась довольно долго, затем продолжила:
– Весь этот кошмар случился три с лишним года назад, но я помню его, словно это было вчера! Когда Рома пропал, мне показалось, что мне перекрыли кислород: я не могла есть, не могла спать, похудела на двадцать три килограмма за два месяца... Муж хотел уложить меня в больницу, потому что начал всерьез опасаться за мою жизнь, но я отказывалась, боясь, что как раз в мое отсутствие могут позвонить и потребовать выкуп за сына. Милиция довольно быстро забыла о нас. Да, сначала они, как говорится, «провели весь необходимый комплекс мероприятий», однако, когда стало ясно, что дело, скорее всего, не в выкупе, я поняла, что мы с мужем остаемся один на один со своим горем. Мы каждый день ходили в отделение, чтобы выяснить, как продвигаются дела, потому что понимали, что пускать все на самотек нельзя. Нам неизменно отвечали, что «следствие ведется», а потом мы вдруг узнаем, что дело приостановлено. С тех пор нам ничего не удалось добиться, но через три месяца Рома вернулся! Когда мы примчались в больницу, он находился в неплохом состоянии, но мы пришли в ужас, узнав, что у нашего ребенка отхватили полпечени! Мы снова обратились в милицию, и дело переквалифицировали из просто похищения в похищение и кражу органа. На этом все и закончилось: никаких результатов следствие не дало. Думаю, никто особенно жилы и не рвал, ведь ребенок вернулся живым, а значит, все довольны – так они рассуждали!
Я понимала возмущение этой матери, ведь никто, кроме собственного мужа, не поддержал ее в страшной ситуации, в которой она оказалась. Разве возвращение мальчика – достаточный повод для того, чтобы считать «инцидент» исчерпанным? Разве не имело место самое настоящее преступление, циничное и жестокое?
