Но Макиннона нигде не было. Великанша хозяйка, вцепившаяся в бутылку джина, как девочка — в свою куклу, сидела на лестничной площадке, не в силах сдвинуться с места. Джим пробрался мимо нее в самую дальнюю комнату — она была пуста.
Хозяйка хрипло засмеялась.
— Куда он ушел? — требовательно спросил он.
— Ушел, и все, — сказала она одышливо. Ему захотелось дать ей хорошего пинка. Не сказав ни слова, он протиснулся мимо нее и вы шел.
Он стоял в темном дворе, ставшем еще темнее после того, как он задул свечу. Дом позади него был погружен в молчание, девочка исчезла — по спине у него поползли мурашки.
Во дворе был кто-то еще.
Джим в этом не сомневался, хотя никого не видел, не слышал. Он замер, кляня себя за глупость, и неслышно сунул руку в карман, нащупывая медный кастет, который всегда носил с собой.
Но тут легкая ладонь коснулась его руки, и женский голос шепнул: «Подождите…»
Он весь напрягся. Его сердце бешено колотилось. Он видел только тусклые мокрые отблески на мокром кирпиче стены по другую сторону двора; в самом же дворе — кромешная темнота, больше нечего.
— Вы друг, — прошептал голос. — Он называл ваше имя. Пойдемте со мной.
Это было похоже на сон. Закутанная в пальто и шаль фигура проскользнула мимо него, знаком предложив следовать за ней; он повиновался, чувствуя себя беспомощным, как во сне.
Ее маленькая аккуратная комнатка была совсем рядом; низко склонив голову, она чиркнула спичкой и зажгла свечу; шаль, соскользнув вперед, за крыла ее лицо.
— Прошу… — прошептала она и отбросила шаль назад.
Джим оторопел. И все понял. Огромное, цвета сырого мяса родимое пятно закрывало почти половину ее лица. Глаза лучились и были прекрасны, но их выражение сказало ему, что она прочитала на его лице, и ему стало стыдно.
— Простите меня, — сказал он. — Кто вы?
— Пожалуйста, присядьте… Я слышала, как вы говорили о нем с миссис Муни… Я ничем не могла помочь…
Он сел к столу, накрытому красиво вышитой льняной скатертью. Все, что он видел, было по-старомодному прелестно; в воздухе стоял слабый аромат лаванды. И сама она была изящна; и в ее речи не слышно было интонаций кокни, разве что легкий оттенок. Ньюкасл? Дарем? — спрашивал он себя. Голос был мягкий, музыкальный. Она села по Другую сторону стола, опустила глаза.
— Я люблю его, мистер Тейлор, — прошептала она.
— О! Вот что. Теперь я понимаю.
— Меня зовут Изабел Мередит, — продолжала она. — Когда он пришел… Когда он прервал свое выступление у леди Харборо в тот вечер, он едва ли соображал, что делает. Он пришел ко мне, потому что однажды мы… Я помогла ему в прошлом. Дала немного денег. У меня их совсем мало, как видите. Я белошвейка. Чтобы такой человек, с таким талантом, вынужден был прятаться, как сейчас… Но он в большой беде, мистер Тейлор, в большой опасности. Он… Как еще он мог поступить?
— Он может рассказать всю правду как есть. Он может прийти на Бёртон-стрит — ему известно куда — и рассказать все мне или моему другу Фреду Гарланду. Если он действительно в опасности, это лучшее, что он может сделать. Но он предпочел укрыться здесь.
Она водила ногтем по узору на скатерти.
— Понимаете, он очень нервный, у него богатое воображение, — сказала она, немного помолчав. — Он артист и потому, естественно, чувствует все сильнее, чем большинство из нас. Более обостренно…
Джим промолчал. Единственный настоящий артист, которого он хорошо знал, был Вебстер Гарланд, а он был выносливый и грубоватый; единственное, что его выделяло, был уникальный склад ума и великолепный глаз, а вовсе не восприимчивость к разного рода химерам.
— Ну, вот что, — сказал он наконец, — будь это кто другой из этой чудаковатой породы, я бы и ухом не повел. Но мы стараемся кое-что выяснить, не о Макинноне, совсем о другом, — а он где-то сбоку припеку с этим связан. Речь идет о мошенничестве, о финансовых фокусах-покусах, о спиритических хитростях, о злодейских замыслах, а может быть, и о чем-то похуже. Итак, что он сделал? И вообще, как вы оказались с ним рядом?
— Я встретила его в Ньюкасле. Он был добр ко мне. Тогда он еще только начинал… Он сказал мне, что пользоваться своим настоящим именем на сцене не может — Макиннон не настоящее его имя, — потому что тогда отец разыщет его и заставит уйти.
— М-м-м?
— Так он сказал.
— Ну ладно, а кто же тогда его отец?
— Этого он мне никогда не говорил. Какая-то важная персона. Дело как-то касалось наследства — фамильные сокровища или что-то вроде, — он от всего отказался ради своего искусства. Но его отец боялся, что он обесчестит их имя, понимаете?
— Г-мм… — промычал Джим крайне скептически. — Ну, а что насчет этого парня Беллмана? Он-то как тут замешан?
Изабел Мередит отвела глаза.
— Я думаю, — прошептала она, — он, может быть, убийца.
— Продолжайте.
— Алистер никогда не говорил этого прямо. Но… иногда делал какие-то намеки, знаки… Словом, что-то здесь нехорошее.
Она выдвинула ящик, взяла записную книжку и вынула из нее пожелтевшую газетную вырезку. Даты не было.
СЕНСАЦИОННОЕ УБИЙСТВО
СОХРАНИВШИЙСЯ ВО ЛЬДУ
В минувшем месяце в сибирском лесу было сделано сенсационное открытие, охотник нашел тело мужчины, сохранившееся во льду замерзшей реки. Сначала полагали, что жертва упала в воду и утонула, но после проведенного обследования стало ясно, что несчастному нанесли несколько ударов шпагой в горло и грудь.
Нет никаких ключей к установлению его личности, и, если бы не случайная находка охотника, тело, без сомнения, унесло бы на север весеннее половодье, и оно навсегда затерялось бы в Северном Ледовитом океане.
История сия вызвала большой интерес в России, где исчезновение…
На этом вырезка обрывалась. Джим разочарованно поднял голову.
— Была ли здесь дата? — спросил он.
— Не знаю. Я нашла это, когда… Листок выпал из кармана его плаща. Увидев его у меня в руке, он стал белым как смерть. Сказал, что этот листок вызвал в его мозгу странное видение… Что такое, мистер Тейлор? Здесь содержится что-то для вас важное?
Джиму вспомнился голос Нелли Бад, невидимой в темноте: «Он все еще там, в стеклянном гробу…» Значит, все это действительно связано, подумал он. Тело во льду, жестокая стычка в видении Макиннона, кровь на снегу…
— Вы знаете женщину по имени Нелли Бад?
— Нет, — ответила она растерянно. — Кто она?
— Она… как это… медиум. Ничего общего с Макинноном, кроме того, что в этой вырезке речь идет о том же, о чем она однажды говорила. Могу я взять ее?
Изабел колебалась. Джим догадался: она не хотела выпускать из рук любую мелочь, касавшуюся Макиннона.
— Ну хорошо, все в порядке, — сказал он. — Сейчас я перепишу ее, сделаю копию. Не говорил ли он еще что-нибудь об этом?
Она покачала головой. Когда он стал переписывать текст в свою записную книжку, вдруг заговорила:
— Я просто не знаю, что делать, мистер Тейлор. Я так люблю его, так люблю. Я отдала бы все, чтобы помочь ему, — все на свете. Все, что касается его, для меня так дорого. Ах, как я хотела бы зарабатывать больше, чтобы отдавать все ему! Думать, что он в этой ужасной ночлежке миссис Муни, что он должен прятаться там — он, артист, такой артист, как он! О, простите меня. Должно быть, все это звучит смешно… женщина с этим… Я никогда и не надеялась, что он… что он захочет… Простите. Я не должна была говорить все это. Но мне не с кем поговорить, я так одинока.
Джим переписал вырезку из газеты, радуясь, что может не смотреть ей в лицо. Он не находил слов; ее чувства были так обнажены, она так беспомощна. Он провел пальцем по вышивке, лихорадочно стараясь что-то придумать.
— Это ваша работа? — спросил он. Она кивнула.
— Я могу найти вам покупателя, чтобы вы получили за это хорошую цену. Вы не должны жить в этой убогой комнатушке, зарабатывая гроши. Я знаю, о чем вы думаете — вы хотите спрятаться от всех, так? Могу поклясться, вы выходите из дому лишь поздно ночью.
— Это правда. Но…
— Послушайте, мисс Мередит. То, что вы мне показали сегодня, для нас очень важно, вы оказали нам большую помощь. Я не знаю, вернется ли он когда-нибудь сюда. По-моему, он устроился кое-где еще, подальше от этой вонючей дыры, и вы были бы рады опять с ним повидаться. Нет-нет, — сказал он, видя, что она намерена возразить, — я еще не кончил. Я дам вам нашу визитную карточку и еще один адрес запишу на обороте — это молодая леди, мисс Локхарт. Она тоже в нашей фирме, она хороший человек. Если вам понадобится к кому-то обратиться, идите к ней. А если все же увидите Макиннона — уговорите его зайти к нам. Хорошо? Или сами дайте мне знать. Это же для его блага, в конце концов, дурака эдакого. Если мы выведем это грязное дело на чистую воду, он сможет вернуться на сцену и опять проделывать свои фокусы, а мы все вздохнем свободно.
