Энтони протянул руку и успокаивающе коснулся колена Джулии.
— Сбавь-ка обороты, детка. Остынь, а то выкипишь. Не подливай масла в огонь, в этом никто из нас, думаю, не заинтересован. Лучше расскажи, как продвигается твоя новая книга.
— Никакой книги нет и в помине.
— Однако же у тебя на столе целые кипы исписанной бумаги.
— Это не книга, а сплошное недоразумение. Не могу писать, когда вокруг такое творится.
Тем не менее она тут же начала рассказывать о своем замысле.
Едва ступив на порог, Энтони понял, что ни сам Джимми, ни его дела — ничто на свете не стоило того, чтобы менять решение и заявляться в Леттер-Энд. Десять дней назад, когда он уезжал отсюда, обстановка здесь уже была далеко не жизнерадостная; однако по сравнению с теперешней можно сказать, что тогда она была просто идиллической. Вид Минни Мерсер его просто ужаснул. Она двигалась, словно сомнамбула под властью кошмарного сна. Ему вспомнилась картина, которую он видел всего один раз, но запомнил на всю жизнь. На ней художник изобразил девушку, которую вот-вот должны были расстрелять за шпионаж. Она перестала дышать еще до того, как на полотне высохли краски. На портрете у нее уже были неживые, остановившиеся глаза. Теперь при взгляде на Минин ему всякий раз вспоминалась та картина. Неудивительно, что бедный старина Джимми за нее боится.
К середине разговора с Джимми у него в кабинете Энтони забеспокоился уже по поводу самого Джимми. Явно произошло нечто неприятное, и стоило Энтони увидеть его и Лоис вместе за обедом, как он понял, что супруги поссорились. Лоис, обольстительная как никогда, не упускала случая это подчеркнуть. Она то и дело с легким неодобрением поглядывала на Джимми. Обращаясь к нему, называла его «дорогой», но при этом в голосе ее звучали ледяные нотки. Однако стоило ей заговорить с Энтони, как голос ее тотчас таял и переходил в доверительный шепот, так что Джимми при всем желании не мог ничего расслышать.
Энтони сидел подле нее. К хозяйке невежливо поворачиваться спиной, так же как невозможно пересесть от нее на другое место. Он старался отвечать достаточно громко, и в конце концов ему удалось сделать так, чтобы разговор стал общим. Правда, принимала в нем участие одна Джулия. Элли выглядела безмерно уставшей, Минни пребывала в своем кошмаре, а Джимми явно находился в редком и непривычном для него расположении духа. Обычно непьющий, он так много налил себе виски, что Лоис тут же с картинным изумлением подняла брови, после чего Джимми выпил все до дна, почти не добавив содовой, и тут же налил себе еще.
Впоследствии, оглядываясь назад, Энтони спрашивал себя, мог ли тогда тот или иной его конкретный поступок изменить течение событий, и пришел к неутешительному выводу, что не мог: слишком много людей было вовлечено в это дело, и слишком сильны подводные течения. Для того чтобы остановить гибельный поток, усилий одного человека было явно недостаточно.
Если бы Джимми не стал приставать к Джулии, чтобы она спела, — причем так настойчиво, что отказ звучал бы глупо… Если бы сам он не уединился с Лоис в саду… Если бы Джимми не подогрел свое упрямство, обиду и смутные подозрения значительным количеством виски… Если бы Глэдис Марш не вбила себе в голову, что ей срочно нужно принять ванну… Однако какой прок от всех этих «если бы»? Разум и чувства временами приходят в то состояние, при котором накипевшее раздражение уже неуправляемо. Тогда оно все крушит на своем пути, будто пламя, которое пожирает и делает горючим материалом даже то, с помощью чего его пытаются затушить.
Одним из элементов перестановки, осуществленной Лоис в гостиной, было то, что из комнаты вынесли пианино. Подразумевалось, что его просто убрали, однако Джулия прозрачно намекала, будто Лоис продала инструмент. Осталось, правда, старое пианино в бывшей классной. Туда-то и переместилась вся публика после того, как Джимми затребовал от Джулии песен.
— Бог мой, до чего допотопно, Джимми! — изогнув души брови, протянула Лоис с нехорошим смешком. — А я-то полагала, что с «музицированием после ужина» у нас давным-давно покончено!
Джимми глянул на нее исподлобья и натянуто произнес:
— А я как раз люблю музицирование после ужина. И я желаю послушать пение Джулии. Не слышал ее уже целую вечность. Давайте рассаживайтесь и начнем. Может, пенис сделает более удобоваримым этот поганый кофе.
Брови снова взметнулись вверх.
— Тебе совсем не обязательно его пить.
— Черт возьми, ты прекрасно знаешь, отчего я его пью.
— Видишь, каким стал наш Джимми в последнее время? — со смехом произнесла Лоис, обращаясь к Энтони, который стоял, обернувшись к окну. — Если мне суждено быть отравленной, то он решил умереть вместе со мной. Это так трогательно, ты не находишь? — Затем взяла с подноса свою чашку и подошла к Энтони. — Заметил, какое у него скверное настроение? — спросила она, даже не пытаясь говорить тише. — Мы поскандалили из-за коттеджа Хадсона. Мне он нужен для Гринейкров. Все уже было улажено наилучшим образом, старик должен был отъехать к своей невестке в город, где ему обеспечили бы надлежащий уход. И тут Джимми расстраивает все мои планы и заявляет, что он этого не допустит. Как это тебе нравится? Я просто в ярости.
— Оставь-ка ты этот коттедж в покое, — ответил он с улыбкой.
— Выйдем в сад, — проворковала она, наклонившись к нему. — Развлеки меня. Надеюсь, у тебя нет патологического пристрастия к слюнявым балладам?
— Я хочу послушать Джулию.
Она кинула на него острый, иронический взгляд, опустилась на диванчик у окна и закурила.
После некоторого колебания Энтони тоже сел. Свой кофе он уже выпил и оставил чашку на подносе. Всем своим видом выражая отвращение, Джимми стоически допивал свой. Пустая чашка Лоис с остатками на дне стояла как раз между двумя мужчинами на широком подоконнике из дуба.
Взгляд Энтони случайно упал на Элли. Ему стало интересно, о чем она так глубоко задумалась. Прочти он тогда ее мысли, это вряд ли его порадовало бы. А Элли вновь и вновь мысленно возвращалась к тому, что произошло утром в госпитале. Собственно, что же произошло? Да ничего особенного. «Ничего не случилось. Абсолютно ничего», — твердила про себя, словно заклинание, Элли. Но это не помогало: все равно сердце разрывалось от горя. Нужно только все время внушать себе, что ничего не произошло, что все в полном порядке. Эго то же самое, что сидеть в лодке, видеть, как вода прибывает с каждой минутой, и не знать, где пробоина. Ты механически вычерпываешь воду, но пробоина слишком большая, и ты знаешь, что рано или поздно ты все равно утонешь. Перед нею всплыло лицо Ронни, когда она вошла: оживленное, счастливое… Оказалось, его радость не имела к ней ни малейшего отношения, хотя на какие-то полминуты она думала именно так. В следующее мгновение он уже сообщал ей о том, что медсестру Брэксвелл переводят в Брайтон — как раз туда, где будет и он. Сестра Брэксвелл… та самая веселая, хорошенькая сестричка. У нее постоянно был свежий вид, будто в ее жизни вовсе не было никаких забот.
«Правда, это замечательно?» — сказал Ронни. «Замечательно», — усталым эхом откликнулась Элли. У нее воз никло ощущение, что и она сама для Ронни — как замирающее вдали эхо. И внутри у нее все похолодело.
Джулия взяла несколько аккордов и начала петь. У нее был голос, который Энтони определил как мед со сливками: мелодичный, звучный, но не очень сильный. Обычно контральто звучит несколько напыщенно. Однако Джулия исполняла старинные народные баллады просто и с душой. Она исполнила «Дочь Бейлифа» Барбары Аллеи. На язвительное замечание Лоис: «Довольно несовершенная школа, не правда ли?» — никто не обратил внимания.
Джимми стал просить ее спеть «ту милую песню, которую ты часто пела — про животных. Помнишь, мы называли ее — „Зоопарк“. Смех Джулии прозвучал вполне естественно.
— «Любовь отыщет свой путь»? Ладно.
Она сыграла трогательное вступление и завела старинную песню:
Над горной кручей, и под волной,
И сквозь водопадов вой,
Из царства смерти, из полных глубин,
Где правит Нептун седой,
Крутой тропой по отвесной скале
Любовь отыщет свой путь.
И пусть ты тщишься запутать ее,
В узилище темном держать,
И пусть ты считаешь бедняжку слепой,
Не сдержишь ее никакой стеной —
Как ни старайся связать.
Хоть ты называешь ее слепой —
Любовь отыщет свой путь.
Ты можешь орла приручить к руке
И птицу Феникс сманить,
Ты можешь тигрицу жертву свою
Вынудить отпустить,
Но тот, кто любит, с пути не свернет,
Любимый отыщет свой путь.
