Во дворе ее уже никто не дразнил. Их компания, потеряв сразу двух лидеров – Тайну и Серого, – постепенно распалась. Серый встрял в драку, после которой один из участников с серьезными травмами загремел в больницу. В результате Серый отправился в колонию. Маркиз вечерами пропадал на подготовительных курсах, а Коляна, чудом избежавшего колонии, отец жестко контролировал и не пускал гулять.
То ли мир стал иным, то ли она изменилась, Таня по-другому стала смотреть на вещи. То, что раньше казалось важным, теперь потеряло значение. Вернувшись в квартиру к родителям, Таня сняла со стен своей комнаты плакаты рок-групп и без всякого сожаления отправила их в мусорное ведро. За плакатами последовали бритвенные браслеты и металлические цепи, когда-то «украшавшие» ее. Таня удивилась, сколько же в ее столе хранится всякой ерунды, которую она еще совсем недавно считала ценной. Заколка в форме черепа. Когда-то она полчаса стояла около прилавка в магазине, выбирая, которую взять – ту или эту. Денег хватало только на одну, а хотелось купить обе. А вот и маленький скейт. Таня положила на него два пальца и прокатила их по столу. Она вспомнила, как играла со скейтом на уроках, вызывая недовольство учителей. Как же она им всем осточертела своими выходками! Стоит только подивиться ангельскому терпению педагогов. Тане стало стыдно за свое поведение в школе – по-детски глупое и эгоистичное. Надо будет пойти извиниться, подумала девушка. Попросить прощения у каждой: и у классной, и у математички, и особенно у Клары Александровны. Она больше других старалась сделать уроки интересными, пришла к ним с открытой душой и в эту душу получила плевок.
С Таней творилось что-то непонятное. Ее уже не радовала новая штормовка, которую заботливо добыл для нее Чапа, выпросив у своего дяди-моряка.
– Спасибо, – сказала она с чувством и приняла подарок только потому, что парень старался.
Таня нежно коснулась губами щеки Чапы и отпрянула. Чапа засиял как медный таз, а Тане стало не по себе. Чапа – славный мальчик, такой еще чистый и наивный. Он, наверное, даже не целовался с девчонками, а она… она – падшая женщина. Память вернула ее в тот летний вечер, когда она оказалась раздетой в дачном доме, полном чужих, едва знакомых парней.
Совсем недавно
– Гоша, ну я тебя прошу. Отвези зайца на маникюр, – Лола кокетливо сложила губки бантиком.
– Может, он без маникюра обойдется?
– Что ты такое говоришь, Гоша! Как же я его маме отдам? А если он там мебель обдерет, она же потом мне весь мозг вынесет и тебе заодно тоже.
Здесь Георгий с Лолой не согласиться не мог: что верно, то верно – ее маман мастер по выклевыванию мозгов, Лола, кстати, не многим от нее отстала. Что и говорить – гены пальцем не раздавишь. Но у Лолы есть пышная упругая грудь четвертого размера, шикарные бедра, пухлые, кукольные ручки с аккуратным маникюром, трогательные палевые кудряшки, упрямо вздернутый носик с веснушками, призывно-красные губки, лучистые глаза и, что немаловажно, – своя жилплощадь. А у ее мамаши только луженая глотка и полцентнера лишнего веса. Но мамашу приходится терпеть, как нагрузку к четвертому размеру Лолы. Хвала небесам, дочь с матерью проживают в разных квартирах, более того – в разных концах города, что значительно сокращает количество их встреч, но, увы, не сводит к нулю.
– Давай завтра, – сделал очередную попытку отмахнуться Георгий.
– Завтра его к маме везти надо.
– Ну вот, сначала когти подпилим, а потом к маме.
– Гоша! Мама весь день ждать не может, у нее дела, поэтому ехать нужно к ней с утра, а подпилка когтей еще неизвестно насколько затянется.
– Чего их там пилить? Вжик, и все! Или он, как и ты, лак по три часа сушить будет?
– Гоша!
– Ладно, съезжу.
– Вот и хорошо, тогда я пойду заю в переноске закрою. Пупсик мой! – благодарно чмокнула она в щечку приятеля.
«Пупсик» – коренастый, одутловатый мужчина с недобрым взглядом зека – обреченно отложил в сторону пульт от телевизора и пошел обуваться. Откинулся, называется! Что там кумовой пас, что теперь здесь вздохнуть не дают. Так тут еще и чуть что – обидки склеивают.
– А это еще зачем? – подозрительно посмотрел он на старые зимние перчатки из потрепанной кожи. – Ты умом не тронулась? Июль на дворе.
– Бери, пригодятся. Мало ли, заяц нервничать начнет. Он не любит, когда его из дома выносят, – отвела глаза Лола.
То, что заяц не любит покидать дом, Георгий понял сразу же, как только взял в руки пластиковую переноску и открыл входную дверь. Животное заметалось из стороны в сторону, издавая угрожающие звуки.
– Цыц, падла! – шикнул он на питомца, когда в лестничном пролете исчез цветастый халат Лолы.
Кот притих, явно задумывая какую-то каверзу. В трамвае он вел себя спокойно, если не считать сопения, заметно учащающегося при переезде стрелок. Ближайшая ветеринарная клиника находилась в трех остановках от дома Лолы, что показалось Георгию вполне терпимым. Дальше я бы не поперся, прикинул он расстояние, но ошибся.
Как только Георгий появился с заей в приемной, он сразу услышал: «Извините, мы вашему коту когти стричь не будем!»
– Это почему же?
– У нас руки не казенные. В прошлый раз зашивать пришлось после вашего агрессора. Обратитесь на Хасанскую, может, там вас примут.
– Да что вы на животинку наговариваете! Он домашний – спокойный и ласковый. Смотрите, какой хорошенький. – Георгий развернул переноску окошком к ветеринару, чтобы продемонстрировать рыжую упитанную мордаху, и услышал красноречивое шипение.
– Япона мать! – ругнулся Георгий. Он стоял в сквере и курил; на траве в переноске сидел кот. До Хасанской улицы полтора километра, если идти напрямки, а если по дороге, то получится все три. Георгий пошел пешком – ему не привыкать. Только вот кот, сволочь, оказался тяжелым и не сидел на месте, отчего переноска неудобно болталась из стороны в сторону.
– Молчишь, падла? – заглянул Георгий в окошко во время очередного перекура. – Вот и правильно. А то будешь выступать – урою.
Георгий, в общем-то, животных любил. Особенно собак: умные, верные, они в отличие от людей никогда не предают, все понимают – не то что тупые коты. Был у него до отсидки пес Шарик. Отличный друг, хоть и беспородный. Георгий его в подъезде зимой подобрал. Зима стояла лютая, с затяжными тридцатиградусными морозами и пронизывающими ветрами, так что все живое пряталось кто куда. В такую погоду остаться на улице означало верную смерть. Шарика какая-то сука из подъезда все время выпроваживала. Знал бы он, кто это делает, саму бы на улицу без одежды выставил. Георгий понимал, что при его непутевой жизни животных брать ему никак нельзя – за них ведь отвечать надо, а как ему отвечать за кого-то, когда он за себя поручиться не может и не знает, что ждет его завтра? Но, когда он посмотрел в печальные глаза пса, сердце его сжалось. Отбывая на зону, он попросил мать, чтобы она забрала Шарика к себе в деревню. Где теперь его четвероногий друг, Георгий не знал. Через год он получил письмо о том, что его мать умерла. А когда освободился и приехал в деревню, то увидел брошенный дом и пустую будку. Может, нашлись добрые люди, взяли Шарика, а может, он скитается где-нибудь по помойкам или сдох в такую же холодную зиму.
– Лучше бы ты, Барсик, сдох. Толку от тебя никакого, одни проблемы. – Георгий швырнул бычок, взял переноску и двинулся в путь.
Отсидев на Хасанской очередь, Георгий сделал морду кирпичом и шагнул в кабинет к ветеринару.
– Кто к нам пришел? Ой, какой симпатяга! – умилилась девчушка в синем форменном халатике. – Зачем мы шипим? Никто нас обижать не собирается. Что же вы стоите, доставайте котика.
– А у вас нет санитара какого-нибудь, чтобы его подержал?
– А разве вы один не удержите?
– Я?! – насторожился Георгий. Он опасливо покосился на рычащего в переноске зверя.
Георгий натянул перчатки, открыл защелки, чтобы выпустить животное. Животное покидать свой домик не пожелало – продолжая рычать, кот уперся лапами в стенки. Когда его оттуда все-таки вытряхнули, Барсик нанес мощный удар первому, кто попался ему под лапу, – Георгию.
– Япона мать! – схватился он за оцарапанную щеку. Кровь струйкой потекла по шее, окропляя металлический стол. Девушка привычными движениями смазала рану стоящей наготове зеленкой, после чего Георгий пошел доставать из-под стеллажа с медикаментами котофея.
– Барсик! Вылезай, сволочь.
Барсик шипел, как змея, из-под своего укрытия и норовил цапнуть тянущуюся к нему руку в перчатке.
Георгию надоело цацкаться с котом, он резко отодвинул стеллаж, но не рассчитал силы, и со всех полок полетели банки и инструменты, издавая при падении жуткий лязг. Напуганный кот, прижимаясь к полу, выскочил из-под стеллажа и рванул к выходу.
– Стой, скотина! – заорал Георгий, догоняя животное. – Я все соберу! – пообещал он на прощанье.
