– Если тебя пригласит жирная лысая гадина – не ходи, – посоветовала ей Ира. – Он потребовал назад свои деньги.
– Если он меня пригласит, как я могу не пойти? – спокойно ответила та.
– Ненавижу я все это… – глухим, сдавленным голосом проговорила Инна. – Ненавижу!
Потом она снова ушла танцевать и вернулась уже более спокойная, чем в первый раз. Потом исчезла Ира, потом пришла очередь Наташи. Время от времени их вызывали в зал, и они шли – без радости, но и без возражений. Лена дремала в углу дивана, поджав под себя ноги, и смутно слышала, как девушки переговариваются, что-то обсуждают, спорят… Вот прозвенел смех Инны, Наташа что-то резко ответила, и обе они куда-то удалились, замолчали.
Ей снилась та ночь, о которой она часто вспоминала в последний год. Случилось это тогда, когда они с Арифом скитались по квартирам его приятелей. У них уже был тот огромный долг за первую квартиру, и недавно они ушли из гостиницы, не заплатив… Вели кочевой образ жизни – две сумки с вещами, коляска с ребенком (он и спал в этой коляске) – больше ничего. Всюду, откуда они уходили, оставалась какая-то часть их вещей. Ариф резко срывался с места и никогда не давал ей времени на тщательные сборы. Она нервничала, торопилась, многое забывала, а многое просто невозможно было унести сразу… В результате они совсем обнищали – в сумках с ними кочевало только какое-то старое тряпье, все хорошие вещи Лены куда-то делись… У нее уже не было тех немногих золотых вещей, с которыми они начали свой мучительный путь. Но оставались часы, совсем невзрачные на вид – потертые, немодные, им было уже лет двадцать. Часы ей подарила бабушка. Они были золотые, хотя на первый взгляд это трудно было определить. Кроме того, по бокам циферблата было два крохотных тусклых камушка – осколки бриллиантов. Лена эти часы не любила. Такая дорогая вещь должна быть красивой, иначе какой смысл ее иметь? Бабушка, когда дарила ей эти часы, предупредила: «Продашь или потеряешь – обижусь! Это память о твоем деде…» Вот поэтому Лена и не отдала их хозяйке квартиры, когда та требовала золото. Они остались у нее на руке.
Ариф договорился с каким-то своим приятелем, что тот приютит его с семьей. Это было чудо – Арифа давно никто не хотел видеть. Лена знала, что он многим задолжал – деньги или товар, и просто не решается показываться на глаза. Знакомых у него оставалось все меньше. И вот – удача. Несколько дней провести в нормальной квартире, где есть ванна и кухня. Отмыться, каждый день купать ребенка, готовить обед… Квартира была двухкомнатная, маленькая. Лена забыла, как звали того приятеля Арифа. Это был ничем не примечательный араб, довольно хорошо говоривший по-русски. Он где-то учился – почти все арабы, которых она знала, где-то учились, хотя бы для виду, чтобы оправдать свое присутствие в Москве. Он выделил для Арифа, Лены и ребенка одну комнату – поменьше. Они спали втроем на продавленном широком диване, укрывались старым одеялом без пододеяльника – у Лены давно уже не было постельного белья. И все же это было похоже на уют. Хозяин квартиры целыми днями говорил по телефону, на Лену не обращал никакого внимания, чему та была очень рада – боялась приставаний, боялась этого языка, в котором ничего не понимала, боялась всего на свете – так она была к тому времени унижена страшной скитальческой жизнью. Ариф уходил «зарабатывать деньги», но ничего не приносил. А если приносил, то куда-то девал – во всяком случае она не видела ни копейки.
Так они прожили три дня. На третий день вечером к хозяину пришли гости. Лена к тому времени уже выкупалась, искупала также ребенка, постирала кое-какие его вещички и повесила их сушиться в ванной на батарее. Теперь она лежала одна, в темноте, рядом спал сын. Ариф сидел с гостями в соседней комнате, оттуда слышались их громкие, возбужденные голоса. Лена задремала.
Проснулась она от криков – гости ссорились. Слышались бешеные возгласы, кто-то страшно хрипел… Она испуганно села в постели, и тут же ворвался Ариф.
– Уходим отсюда! – нервно и тихо сказал он, включая свет. – Быстро собирайся!
– Что такое? – Она ничего не могла понять, а сердце со сна колотилось, как бешеное.
– Тебя оскорбили!
– Что?!
Она вскочила, принялась совать в сумку вещи, какие попадутся, руки дрожали, ей казалось, что сейчас арабы ворвутся в комнату, что-то сделают с ней или с ребенком… Ариф торопил ее, потом приказал:
– Ничего не бери! Хватит! Буди Самира!
Она не стала его будить – он непременно заплакал бы. Осторожно переложила его в коляску, натянула майку и шорты и так они ушли из этой квартиры – в четвертом часу ночи, без вещей.
Они устроились у других знакомых, где, кроме них, обитало еще десять арабов. Зато там была женщина – чья-то жена. С нею Лене было не так жутко среди мужчин. Только на второй день, придя в себя, она хватилась часов. Их не было. Она стала вспоминать и поняла, что оставила их в кармане джинсов. А джинсы – на той квартире.
– Ариф, ты должен их забрать! – сказала она.
– Я туда больше не пойду.
– Почему? Потому что меня там оскорбили? Забудь, важнее часы. Бабушка меня уничтожит. Как ты не понимаешь, что в нашем положении…
Он сердился, но в конце концов дал согласие, что пойдет туда, заберет вещи. Она не знала, что он сделал в действительности. Истинно было только одно – ни вещей, ни часов она больше не видела. Может быть, он туда просто не ходил. Могло также быть, что ему ничего не отдали. А также – что Ариф все забрал и продал часы Лены, чтобы заплатить какой-нибудь из самых позорных и страшных долгов, которых у него было множество. Когда Лена приехала в Питер с ребенком, бабушка, разумеется, при встрече сразу спросила, где часы? А что было дальше, Лена не могла вспоминать… И сейчас ей снилась та страшная ночь. Темнота, она лежит совсем одна. Даже Сашки нет рядом. Голоса за стеной – все громче, все отчетливей. В них угроза, ярость, агрессия. Она понимает, что говорят о ней. Если она не встанет, не убежит – ее убьют. Ее должны убить. Говорят по-арабски, но она почему-то все понимает. Каждое слово. Чьи-то шаги. Открывается дверь, в комнату проникает свет. На пороге стоят Ариф, у него на руках – Сашка…
– Что ты?! – Кто-то нетерпеливо тряс ее за плечо. Она разом распахнула глаза, застонала, еще не проснувшись, увидела над собой лицо Иры. – Как ты крикнула! Ты что – сон увидела?
– Боже… Попить бы…
Ира сунула ей стакан воды и с любопытством спросила:
– А что тебе снилось?
– Всякая дрянь.
– Кошмар, да? Мне тоже часто снятся…
– Который час?
Ира взглянула на часики, и Лена сразу отчетливо вспомнила весь сон, до последних деталей.
– Половина пятого. Все в зале, я тут одна. Через полчаса закрываемся. Так что тебе приснилось?
– Мой сын, весь в крови, – еле выдавила Лена.
Ира прихлопнула пальцами крашеные губы, серьезно посмотрела на нее и сказала:
– Это не к добру.
На другой день подруги проспали до обеда. Спалось плохо – отрывали дети, которые соскучились по матерям и желали пообщаться. Сашка пытался разбудить маму, возмущенный тем, что она спит в такое необычное время. Лена вяло отмахивалась и поглубже залезала под одеяло. Наконец пришлось встать.
– Какие планы на сегодня? – Инна уморительно зевала, возясь на кухне с завтраком.
– Поеду к Мухамеду. Возьму у него хоть двести долларов, которые он обещал.
– Расщедрился, тоже мне… – проворчала Инна. – Ну что так на меня смотришь? Не понравилось, как я вчера танцевала?
– Сегодня, – поправила ее та. – Это было сегодня ночью.
– Все сутки перепутались… Да я вижу, что ты в ужасе, только ничего не говоришь.
– Нет, что касается твоего номера, все было прекрасно. Но ты же потом прибежала вся зареванная… Самой-то нравится?
– Зато деньги. Да ты не отворачивайся! Вот сейчас поедешь к этому Мухамеду выпрашивать жалкие двести долларов. Это лучше, чем мои танцы?
– Легче…
– Зато я никому ничего не должна… Оксана, золотце мое! – вдруг запричитала Инна, подхватывая дочку, которая вошла в кухню. – Кисочка ты моя! Ангелочек!
Девочка вдруг уперлась ручками в грудь матери, оттолкнула ее и молча убежала в комнату.
– Вот такие мы нервные, – грустно сказала Инна. – Если мне что по-настоящему в этой ночной работе не нравится, так это то, что не могу ночевать с ребенком… Бог знает, что ей плетет про меня Александра…
Сегодня на рассвете, когда они вернулись (Сергей так и не появился, пришлось вызвать в клуб такси), Александра устроила сцену. Правда, сцена велась на полушепоте, потому что дети спали, но эффект был тот же, что от базарного крика. Александра заявила, что мальчик безобразно себя вел, не слушался, не желал ложиться спать, плохо кушал, требовал маму… И если так дальше пойдет, то она и за четыреста баксов в месяц не согласится смотреть за детьми. А отдельно Лене было высказано следующее: «Как не стыдно шляться по ночам, когда бедный ребенок так тоскует!» Лене-то в самом деле стало не по себе, зато Инна вспыхнула и зашипела на соседку, чтобы та оставила свои сплетни при себе и выметалась. Больше ее услуги не понадобятся. Та велела отдать ей долг. Инна ответила, что отдаст, когда будут деньги. Александра заметила, что для шлюхи не проблема раздобыть деньги. Инна, потеряв голову, хотела влепить пощечину, хотя по сравнению с этой огромной бабой смотрелась хрупкой девочкой. Та попробовала продолжить скандал, но Инна, все еще в запале, вытолкнула ее из квартиры.
