Гайамо не был уверен, что больше совсем не верит в это. Эль Анджело не был похож на других людей; порой его бородатое лицо было таким же спокойным, как и лицо распятого на кресте в церкви Сан-Доминго. Он однажды увидел его, когда на святыню упал косой солнечный луч, и заплакал от красоты.
Он никогда не задавал вопросов эль капитано, не считая, конечно, ухода за лодкой и тому подобного. Сегодня он ужасно хотел спросить, но не осмелился. Сегодня на берегу снова появился тот же человек, что месяц назад: человек с бородой и в широкополой соломенной шляпе. В Пуэрто было много людей с бородами, а некоторые из рыбаков укрывались от солнца под большими соломенными шляпами, но этот человек не был рыбаком.
Он медленно шел по берегу и когда приблизился к группе рыбаков, те прервали разговор. Человек посмотрел на их лица, ничего не сказал и пошел дальше. Наткнулся на других, и те посторонились, некоторые из них улыбнулись пришельцу, освобождая ему дорогу. Он заговорил только с одним человеком, и это был Эль Анджело. Они совсем недолго постояли рядом, глядя на океан. Гайамо подслушал кое-что из их разговора.
Хорошо ли ловится рыба?
Она ловилась хорошо. В океане было множество рыбы.
И много лодок, чтобы выловить ее?
Там было пятьдесят лодок. Больше пятидесяти.
Гайамо не все слышал и тем более не понимал услышанного. Любой на берегу сказал бы, что он еще слишком молод для того, чтобы понимать серьезные вещи. Он был с Пепито и другими, когда они затевали это дело с феррокарриль, но они сказали, что он еще слишком молод, чтобы что-то знать. Возможно, они были правы; он плохо разгадывал загадки, плохо складывал числа и не умел читать. Но ему хотелось узнать, кто этот человек, неторопливо прогуливавшийся по берегу. Иногда он думал, что это мог бы быть Иисус. У Иисуса была борода, но не было широкополой соломенной шляпы. Люди говорили, что Иисус должен прийти снова. Гайамо верил в такие вещи, ведь он уже был предупрежден знамением креста в море.
Эль Анджело привел лодку к берегу почти на закате. Мальчик, помогавший вытаскивать лодку лебедкой на берег и укладывать на стапель, все время хотел спросить Эль Анджело, кто же был этот человек, сверкавший глазами из-под большой соломенной шляпы. Но он знал, что Эль Анджело ничего ему не скажет.
Они не ловили рыбу, хотя в океане было множество рыбы. Снасти были все так же свернуты.
Луис Пуйо шел один от берега и не разговаривал ни с кем, хотя люди, мимо которых он проходил, обращались к нему. У начала лестницы, идущей наверх, к бару Вентуры, собралась толпа, но он не остановился, пока не увидел санитарную машину, пытавшуюся пробиться сквозь скопление людей. Тогда он возвратился, протиснулся между людьми и увидел человека, который сидел, облокотившись на нижнюю ступеньку. Его лицо можно было узнать, так как голова откинулась назад, на каменный парапет, а не вперед, где на горле зияла страшная рана. Кто-то успел посыпать опилками длинный кровавый ручеек, над которым уже с гудением вились мухи. Луис Пуйо окинул убитого всего одним взглядом и пошел дальше. Это был Монтайя, продавец лотерейных билетов. Поднос стоял рядом с трупом, но билетов на нем не было. Однако Пуйо понимал, что Монтайю убили не для того, чтобы ограбить. Для того, чтобы отобрать лотерейные билеты, вовсе не обязательно перерезать человеку глотку. Билеты исчезли позже, потому что есть люди, желающие поживиться даже у мертвых.
Луис Пуйо направлялся в некую комнату, находившуюся на узкой улице близ конца набережной. Он должен сказать им, что его сын выглядел худым и бледным, и упомянуть, что видел труп продавца лотерейных билетов. Они могли даже знать, кто это сделал, но это не имело значения. Имело значение только то, что это было сделано.
Президент Трансокеанской авиакомпании целый час дожидался в гостинице «Мирафлорес» появления Уиллиса.
В течение этого часа он спросил у двух разных портье, где мистер Рейнер, и получил тривиальный ответ: «Уехал, не оставив адреса». Гейтс решил, что его сотрудник выполнил полученное из Лондона указание и улетел домой. Но все же он, сам не понимая почему, беспокоился из-за Рейнера. Запрос Рейнера по поводу того, чтобы остаться здесь, в Пуэрто-Фуэго, произвел несколько странное впечатление, но в нем не было заметно никаких вызывающих интонаций. А теперь Рейнер был на пути домой.
Гейтс был исполнен энергии, которая требовала выхода. Он уже изучил карту города, висевшую на стене, и теперь прохаживался по залу, украшенному арками, пальмами и испанскими плетеными кожаными украшениями. Затем он снова смотрел на карту и опять принимался ходить по залу, пока на одежде не выступили пятна пота. В конце концов он был вынужден потребовать литр наранхильи со льдом и сесть. Сидеть было хуже, чем ходить, потому что от бездействия он начинал волноваться и становился раздражительным. Он продолжал потеть.
Он думал об Уиллисе, как любой другой думал бы о человеке, с которым должен встретиться. Он восхищался холодным самообладанием Уиллиса почти десять лет. Уиллис никогда не спешил, но все же никогда не опаздывал. Он никогда не смотрел на часы, но всегда точно знал время. Со сверхъестественной энергией змеи он спокойно скользил с места на место и успевал раньше тех, кто несся на подгибающихся ногах – к этим людям относился и сам Гейтс. Если бы Уиллис знал о приезде президента T.O.A., то, конечно, оказался бы здесь за пять минут до появления Гейтса. Президент авиакомпании не сообщил о своем приезде никому. Лишь один сотрудник службы перевозок, на благо себе, узнал президента, когда тот шел через аэропорт Сан-Доминго. Он не хотел, чтобы Уиллис или Рейнер ожидали его. Изрядной долей своих успехов Гейтс был обязан молниеносным налетам. Его отец, трудившийся на бирмингемском медеплавильном заводе, сказал ему когда-то: «Пользуйся каждой возможностью удивлять людей, сын. Это подхлестнет их – и ты на коне».
Он подозревал, что помимо его собственного, прямого, способа удивлять людей существовали и другие. К числу последних относился и метод Уиллиса «подхлестывать», изучая издалека слабости людей, а затем играть на них. Уиллис был прежде всего наблюдателем и хорошо справлялся со своим делом, но он мог изучать вещи и людей только прячась за невидимую стену, которую создавал своим поведением. Она позволяла ему скрывать от других свои блестящие глазки.
Гейтс умел удивлять людей и знал, какие это приносит преимущества. Поэтому ему было нелегко с такими людьми, как Уиллис, которые могли умело ответить сюрпризом на сюрприз. Но он все же восхищался качеством, которое порой называл членам правления. То была невозмутимость (или равнодушие).
Уиллис, совершенно свежий с виду, легкой походкой вошел в гостиницу перед самым закатом. На нем был полотняный костюм и парусиновые туфли. Могло показаться, что он только что появился в городе, сойдя с борта круизного лайнера.
– Ну, если это не мистер Гейтс… – Удивленный тон был деланным, будто он увидел президента в окно, но не собирался говорить об этом. Может быть, так оно и было.
– Привет, Уиллис. Я надеялся, что вы все же появитесь. Не хотите выпить?
– Охотно. Ром здесь очень хорош.
– Ром? Вам от него не жарко? – Дурацкий вопрос: Уиллису могло бы стать жарко разве что от адского пламени. Да и там большая часть жара была бы поглощена стеной.
– Мне нравится его аромат, – со своей кривой улыбкой сказал Уиллис. К ним уже шел официант, очевидно, получив какой-то телепатический заказ. Когда Гейтс захотел выпить апельсинового сока, ему пришлось несколько раз крикнуть в шахту лифта; только после этого к нему подошли.
– Уиллис, эти парни понимают по-английски?
– Возможно, сэр.
– Тогда пойдем куда-нибудь в тихое местечко, где можно спокойно поговорить. Для начала: вы знаете наверняка, что Рейнер отправился в Лондон?
– Думаю, что скорее всего так. Его депортировали.
– Его – что?
– Я говорил об этом с консулом. Видели, как полицейские вчера рано утром сажали мистера Рейнера в самолет.
– Почему?
– Ему в багаж подбросили неподобающую литературу, сообщили об этом полиции и «посоветовали» проверить его. В таком случае депортация – достаточно вежливое мероприятие.
– Откуда вам это известно?
– Я заметил, что он выехал из гостиницы две ночи тому назад, и заинтересовался.
– Вы знаете, что я послал ему телеграмму с приказом вернуться?
– Да, мистер Гейтс, но мне показалось, что он не слишком-то обрадовался ему. – Уиллис с умеренным интересом смотрел на негодование начальника. – Мне сказали, что он был арестован.
– Вам сказали! Кто?
– Один из местных портье.
Раздражение Гейтса все усиливалось. Ему самому сказали, что Рейнер просто выехал.
– Арестован!
