— Стой, — приказал лейтенант механику-водителю. — К машине. К бою!
Бойцы спрыгнули с брони, рассредоточились и залегли. Это спасло им жизнь, так как в следующее мгновение пернатая граната от РПГ (ручного противотанкового гранатомета) стукнулась с борт второй машины. Красное жало кумулятивной струи вошло в броню, как нож в масло. БМП вздрогнула и громыхнула. Механик-водитель вылетел из люка и, обхватив голову руками, стал кататься по земле.
Казалось, что пространство вокруг заполнилось свистящими пулями. Свинцовые мушки летали над головами бойцов. Со звоном рикошетили от брони горевших машин. Поднимали маленькие фонтанчики, зарываясь в землю.
В ответ автоматы пограничников стали отплевываться короткими очередями. Солдаты были разбиты на двойки и тройки. В каждой группе стреляли по очереди: сначала один, потом другой. Так научил командир: иначе все могли разом разрядить магазины и дать врагу несколько ценных секунд передышки, пока тридцать дрожащих рук шарят по лифчикам, вытаскивая полные рожки.
Единственным, кто вообще не стрелял, был лейтенант. Он наблюдал. Принимал решения. Командовал. Все, как в учебнике написано.
Офицер заметил, что огонь шел с нескольких точек, и не только со стороны Афганистана. Связаться с отрядом он не мог: рация была разбита. Возле машин на земле лежало шесть трупов. Вытащить их было нельзя: только еще больше людей положишь.
«Ловить здесь нечего, — подумал лейтенант. — Надо сматываться».
— Отход, — скомандовал он усатому сержанту-контрактнику. Тот передал по цепочке.
Застава отошла по всем законам тактики. Одни прикрывали, другие отползали. И так по очереди. Больше убитых не было, только раненые, которых тащили на себе.
Лейтенант спас своих людей. И на данном этапе это уже было маленькой победой.
А настоящая война между тем еще только начиналась…
Вечером еще одна банда перешла вброд речку Ванч и напала на одноименную заставу. Смеющиеся бородачи были увешаны пулеметными лентами, как революционные матросы. Они стреляли от бедра и кричали «Аллах акбар». А с гор по пограничникам били гранатометы.
Первую атаку застава Ванч отбила. Боевики ушли назад, таща на горбу убитых и раненых. Но никто не сомневался — они обязательно вернутся…
В ущелье Пшихарв, когда стрельба прекратилась, несколько минут стояла звенящая тишина.
Потом ее стали постепенно заполнять потрескивания огоньков, шуршание человеческих движений, стоны раненых бойцов. Где-то вдали послышался рокот вертолета.
Подполковник — начальник штаба погранотряда — медленно встал. Офицер из Душанбе подняться уже не смог: он лежал на спине, глядя в небо стеклянными глазами. Изо рта вытекала струйка крови.
Небольшой пятачок внизу был усеян трупами. Среди них бродили, как потерянные, редкие счастливчики, уцелевшие в этой бойне. Над ущельем пронесся «крокодил». Он перелетел Пяндж и звезданул ракетами куда-то за гору в Афганистане.
К горлу подполковника вдруг подкатил ком. Офицер упал на колени, уткнулся носом в землю и зарыдал…
* * *
— Поздравляю вас, господа разведчики. Наши с вами прогнозы подтвердились, — холодно произнес Мазуров, собрав всех начальников групп.
Повисла тягостная тишина. А затем генерал устроил всем хорошую взбучку. Филин считал, что несправедливо. Сколько раз такое было: разведка выдает информацию, а ее похеривают. Так и сейчас…
Но с начальством не поспоришь.
После раздачи слонов прошло короткое совещание.
Оперативников отдела разбили на несколько групп. Каждой дали свое задание. Филин попал в команду, которую отправили на Памир. Вылетать надо было рано утром. На оформление командировок дали всего пару часов.
* * *
После совещания к Филину подошел подполковник Захарчонок, начальник направления, из «свояков».
— Есть дело, — таинственным тоном сказал он.
Оперативники разведки пограничных войск делятся на тех, кто работает в приграничной зоне на своей территории, и на тех, кого засылают на сопредельную сторону, то есть за границу. Между собой первых называют «свояками», а вторых «чужаками».
— Говори, — сказал Филин, когда они зашли в тесный кабинет с картой на всю стену и портретом Дзержинского, чуточку похожего на узбека (так как рисовал солдат-узбек).
— Толочко из КМС летал позавчера на Ванч и встречался с генералом Усмоном, — сообщил «свояк».
Генерал-лейтенант Толочко был заместителем командующего КМС — Коллективных миротворческих сил. Генерал Усмон (точнее, бандит, объявивший себя генералом) был полевым командиром оппозиции, но формально возглавлял отряд самообороны в Ванче (кишлак-райцентр в нескольких километрах от одноименной заставы и речки с таким же названием).
— Ну и что? — Филин пожал плечами. — Они часто встречаются.
— Эти люди прилетели на самолете Толочко. И улетели на нем. У Толочко есть какая-то договоренность с Усмоном, им нужна война на границе.
— Я слышал эту байку: чтобы наркотики перебрасывать.
— Может быть, может быть, — задумчиво произнес Захарчонок.
— Так что ты от меня хочешь? Зачем позвал?
— Будешь в Хороге, наведи справки про то, что я тебе рассказал. Это личная просьба, сам понимаешь. Но я не могу доложить боссу, используя только свои данные.
— Заметано, Григорьич, буду иметь в виду. Но если Усмон вдруг окажется честным человеком, ты мне будешь должен…
Офицеры рассмеялись…
В коридоре управления Филин столкнулся с Опариным, который был в камуфляже. Хотя обычно носил повседневную форму.
— Ты чего это так вырядился? — спросил у него Константин.
— На границу улетаю с десантно-штурмовой группой.
— Так это же не твой участок. — В глубине души Филин удивился.
— Не мой, но там человек заболел. А группу завтра утром отправляют на границу.
— Удачи!
…Десантно-штурмовая группа ночью высадилась в горах над заставой Ванч.
Ящики с боеприпасами и сухим пайком, спальные мешки сбрасывались с зависших вертолетов абы куда. И потому они оказались разбросаны на нескольких склонах.
Подразделения стали спускаться вниз по крутому косогору. Бойцы в берцах (ботинки с высокой шнуровкой) сначала несколько раз щупали носком камни перед собой. Потом осторожно ступали. Землю придерживали рукой. А предательские камни так и норовили выскочить из-под ног и увлечь за собой…
«Так и навернуться недолго, — думал Опарин, с опаской глядя вниз. — Хорошо, что темно». Он боялся высоты. Это было единственное, чего он боялся по-настоящему.
— Блин! О, йоп твою мать! — Нога бойца, шедшего впереди, соскользнула, солдат оступился и кубарем покатился вниз. — А-а-а!
Первые секунды казалось, что еще есть шанс. Но скорость нарастала. Пытаясь остановиться, боец выставлял вперед руку или ногу. Кости ломались. Конечности, как тряпки, бессильно болтались и хлопали по катящемуся телу.
Крик затихал.
На одном из уступов боец подпрыгнул, как валик, и стукнулся головой о выступ скальной породы.
Все!
Конец.
Спуск в горах — дело рискованное для людей, не имеющих альпинистской подготовки. Погибших десантников могло быть больше. Но больше их не было. А потому один сорвавшийся человек был отнесен к допустимым потерям. И его без проблем списали с довольствия.
На заставе обрадовались подкреплению. Но то, что десантники пришли как-то налегке, малость насторожило встречавших.
— Жрать взяли с собой? — спросил начальник заставы. — А то у нас продсклад разбомбили. Из жрачки только дохлые мыши остались.
— Да сухпай, блин, по горам разбросан, — ответил начальник десантно-штурмовой группы (ДШМГ).
— Тогда беда. Надо доставать.
Назад — в горы — полезли самые опытные. Опарин вызвался с ними. Не только из желания помочь (хотя и это, конечно). В горах была возможность перекинуться парой слов с тайными осведомителями из десантной группы.
Достали далеко не все.
Но хоть что-то.
— Сегодня вечером боевики опять пойдут, — сообщил разведчик.
Стали готовиться.
Самые важные точки обороны заняли офицеры. Рядовые бойцы, что поопытней и пообстрелянней, залегли вдоль опорного пункта. Остальных солдатиков пинками загнали в подвалы: пусть не мешаются.
В бою ведь главное — дух. Если ты готов драться как мужчина и умирать как мужчина, тогда вперед. Если нет — до свидания.
Тебя может учить драться куча тренеров, но ты так и останешься тряпкой. А можешь два года мести плац в армии, а потом взять в первый раз в жизни в руки автомат и ка-ак дать всем! Только для этого ты должен переступить некую грань внутри. Сам переступить! Иначе тебя всю жизнь будут пинками загонять в подвал.
* * *
Опарину выпало держать оборону в разрушенном подвале.
