- Какому вулкану?
- Мне!
- Господи! Вы принимаете себя за вулкан?
- Да, Пенелопа, я вулкан и пылаю из-за вас!
Перепуганная девушка отступила. Комптон, уже не владея собой, бросился ее целовать, но в ту же секунду его подсознание, вымуштрованное по всем правилам строжайшего пуританизма, возмутилось, и молодой человек так и застыл, обнимая воздух и не соображая толком, что делать. Сказывалось материнское воспитание. Но вдруг, словно негодуя, что в столь важный момент ее задвигают на второй план, кровь отца Петра Сергеевича Милукина дала о себе знать с неистовством, достойным героев Достоевского. Гарри бросился на колени перед своей милой и, обхватив ее ноги, начал рыдать, стонать и каяться с чисто славянским мазохизмом.
- Пенелопа Лайтфизер, я прошу у вас прощения... - Он не называл ее на "ты", поскольку в английском языке эта форма отсутствует, что несколько портит задушевность такого рода исповедей. - Я негодяй! Я злоупотребил вашим гостеприимством!.. Я обманул вашу мать, эту святую женщину!.. Обманул вас! Гоните меня отсюда пинками, и я буду счастливейшим из людей! Прикажите мне утопиться в Темзе, и я побегу туда, благословляя ваше имя! Пенелопа, сам ад еще не порождал более гнусного чудовища, чем я!
Зарывшись лицом в юбку девушки, Гарри рыдал, икал, душераздирающе стонал - короче, отцовская кровь окончательно возобладала над материнской. Мисс Лайтфизер, само собой разумеется, не могла понять столь странных проявлений чувств и не знала толком, то ли смеяться, то ли звать на помощь.
- Может, вы встанете, Гарри? - робко предложила она. - Кажется, такое поведение не вполне прилично, правда?
- Я не поднимусь, пока вы меня не простите!
- Но что я должна вам... простить, Гарри?
- То, что меня зовут вовсе не Гарри!
- Так вас зовут не...
- Нет, жестоко обманутое невинное создание! Меня зовут Петр Сергеевич Милукин!
- Это... это очень красиво...
Не без отвращения, но зато слегка успокоившись, молодой человек встал. Оставалось лишь смириться с неизбежным, и Гарри в знак полного непонимания развел руками:
- Ей бы следовало плюнуть мне в лицо! Топтать ногами! А она говорит, что это очень красиво!
- А вам разве не нравится фамилия Милукин?
Комптон окончательно запутался. Отчаяние сменилось бешеным желанием объяснить и убедить. Не думая о последствиях, ему хотелось разбить, сломать этот непрошибаемый панцирь наивности, окружавший Пенелопу подобно водолазному колоколу, и заставить девушку взглянуть правде в глаза, какой бы отвратительной ни оказалась эта правда.
- Пенни... Умоляю вас, послушайте меня и попытайтесь понять! Я вас не стою... Подчиняясь этому подонку Багдасарьяну, я хотел воспользоваться вашей наивностью, но я люблю вас, Пенни! Да, люблю и особенно хорошо понимаю это именно теперь, когда так явственно отдаю себе отчет, что вы можете лишь презирать меня!
- Почему?
- Потому что я самое подлое создание, которое вы только можете представить!
Британский здравый смысл подсказывал мисс Лайтфизер не слишком доверять крайностям.
- А вы уверены, что не преувеличиваете, мистер Комптон?
- Преувеличиваю? Но я же шпион! Понимаете? Шпион!
- Шпионы мне тоже очень нравятся...
В тот же миг лирический порыв Петра Сергеевича Милукина внезапно иссяк.
- Вам нравятся шпи... - пробормотал он.
- В кино это всегда на редкость привлекательные джентльмены...
Теперь, когда невозмутимость Пенелопы заразила и его, к Гарри вернулось утраченное хладнокровие, и он с ужасом сообразил, какую опасную чушь болтает уже добрых полчаса. Комптон и так предал Англию, которой был обязан решительно всем, а теперь еще и изменил СССР, и все это - впустую! Его охватило непреодолимое желание умереть. Молодой человек полагал, что больше не имеет права на жизнь. В ту же секунду он подскочил к Пенелопе, с чувством расцеловал в обе щеки и, отстранившись, трагическим тоном изрек:
- Прощайте, Пенелопа... Я бы хотел сделать вас счастливой, но это невозможно. Теперь все погибло! Я проклят! Остается лишь исчезнуть...
И, оттолкнув миссис Лайтфизер, явившуюся проверить, куда запропастились молодые люди, он бросился к двери, распахнул ее и умчался прочь. Старая дама со свойственной ей флегмой спокойно заметила:
- Слишком пылкий молодой человек, правда?
13 часов 30 минут
Когда Гарри Комптон выскочил из подъезда дома, где жили дамы Лайтфизер, Эверетт Картрайт только что сменил на посту коллегу. Инспектор Интеллидженс Сервис последовал за молодым человеком. Один за другим они сели в метро на Кентиш Таун, на Черринг Кросс пересели с Северной линии на Дистрикт Лайн. Наконец Комптон вышел на Патни Бридж и направился к докам, по всей видимости твердо решив броситься в воду. Однако в самый ответственный момент Картрайт схватил его за руку.
- Куда это вы собрались, мой мальчик?
- В ад, отпустите меня!
- Не принуждайте меня лупить вас по голове, дабы поставить мозги на место! Мне это было бы тем более неприятно, что ваше лицо, кажется, и так не совсем в порядке...
- Отвяжитесь, или я сам вас стукну!
- И сделаете глупость... Меня лучше не сердить... Но, послушайте, в вашем возрасте не кончают жизнь самоубийством!
- Да, если ты последняя сволочь!
- Ну, раз вы отдаете себе в этом отчет, дело не так безнадежно, как вам кажется.
Эти слова, по-видимому, тронули Гарри.
- Вы и в самом деле так думаете?
- Да.
- Спасибо. Кроме того, у меня еще остается возможность искупить вину...
Инспектор испугался, как бы рвение этого странного молодого человека и его внезапные угрызения совести не загубили всю операцию, так тщательно подготовленную Интеллидженс Сервис. Но каким образом отговорить его от намерения вернуться на правильную стезю, не возбудив подозрений? Не зная, что предпринять, Картрайт предложил Комптону выпить.
- Не каждый день выпадает случай спасти кому-нибудь жизнь... По-моему, это надо отметить... И потом я знаю одного молодого человека, который наложил на себя руки только потому, что в нужный момент не нашлось никого, кто сумел бы его отговорить и доказать, что жизнь - очень стоящая штука...
Не знай Эверетт Картрайт о тайной деятельности Комптона, он бы ровно ничего не понял в аллегорических объяснениях молодого человека. Тот нес какую-то ахинею о матери-кормилице, которую он предал ради другой матери, на сей раз - идеологической, хотя обе они - не женщины... Потом стал восторгаться Пенелопой, невинной жертвой, чья доверчивость превосходит все возможные границы. Так вот, он, Комптон, оказался таким мерзавцем, что вознамерился использовать эту наивность и нежные чувства девушки в не слишком благовидных целях. Меж тем для Пенни все это могло бы закончиться пожизненным тюремным заключением... А ведь она, бедняжка, ровно ничего не понимает и даже не догадывается, во что ее втягивают!
- А теперь, когда вам все известно, скажите, думаете ли вы по-прежнему, что я должен жить?
- По возрасту я гожусь вам в отцы... А потому позвольте уверить вас, что никогда не следует пытаться угадать, куда ведет нас судьба. Пути Господни неисповедимы... И, по-моему, противиться бесполезно.
- Так вы считаете, мне надо продолжать в том же духе?
- Да! Пока явственно не угадаете, не почувствуете, в чем ваш долг...
Проводив своего подопечного до станции метро Патни Бридж, Картрайт немедленно позвонил адмиралу Норланду и рассказал обо всем происшедшем. Норланд ответил, что этот Милукин, или Комптон, начинает ему нравиться и было бы очень жаль, если бы та или иная из враждующих сторон поспешила отправить его в лучший мир.
Немного взбодрившись после разговора с Картрайтом, Гарри стал обдумывать положение, ничего не смягчая, но стараясь мыслить трезво. Согласившись работать на Багдасарьяна, он, бесспорно, поступил гнуснейшим образом, во-первых, по отношению к Англии, где нашел пристанище его отец, а во-вторых, - к очаровательной Пенелопе и ее матери. Открыв же Пенелопе истинный характер своей деятельности, он изменил Багдасарьяну, благодаря щедротам которого жил в последние месяцы, не заботясь о завтрашнем дне. Короче, как ни крути, вел он себя премерзко. Гарри обуревала великая жажда самопожертвования. И перед смертью (а молодой человек вовсе не думал отказываться от своих мрачных замыслов) он твердо решил хотя бы отчасти искупить содеянное зло.
15 часов 00 минут
В ресторане на Грик-стрит Комптону сообщили, что Тер-Багдасарьян у себя дома. Он отправился туда. Армянин не любил, когда нарушали его сиесту, и встретил гостя весьма нелюбезно.
- Я уже просил вас, товарищ, никогда не приходить сюда без спросу. Может, надо разговаривать в приказной форме, чтобы до вас дошло?
Но и Гарри пребывал далеко не в радужном настроении.
- Вот что, Багдасарьян, послушайте меня хорошенько: плевать я хотел на ваши приказы!
Армянин, выронив наргиле, вскочил с дивана.
