В добытых Папазяном сведениях про сие ни словом не упоминалось. Хотя существуют еще браки, зарегистрированные лишь на небесах, и они не входят в компетенцию милиции, во всяком случае до тех пор, пока кто-то из супругов не поссорится с законом. Чтобы окончательно не запутаться, я не стала зацикливаться на данном вопросе и, оставив его на «потом», вернулась к прерванной речи.
— Все эти несчастья ни в коей мере не оправдывают его злодеяний. Возненавидев из-за них весь человеческий род, он решил отомстить ему в лице одного из наиболее прекрасных и беззащитных его представителей. Я имею в виду пострадавшую, которая, к сожалению, прикована сейчас к больничной койке и не может предстать перед уважаемым судом…
Мне уже порядком надоела «игра в прокурора», и давно пора было ее прекратить. Но мне словно вожжа под хвост попала, извините за непарламентское выражение, и я еще несколько минут сотрясала воздух скорбными возгласами и риторическими вопросами. Но, между прочим, в результате этой идиотской забавы худо-бедно сформулировала причину хрусталевских поступков.
Месть роду человеческому. Чем не аргумент? Совсем в духе фильмов Дамиано Дамиани или Бертолуччи.
За неимением лучшего, я решила использовать его в качестве рабочей версии. Что позволяло приступить к вполне определенным следственным действиям, к которым мне так не терпелось уже перейти.
Я вообще более склонна к действию, нежели к размышлению, из меня вряд ли получился бы кабинетный ученый. Иной раз я ловлю себя на том, что с большим удовольствием отрежу семь раз, чем стану заниматься бесконечными замерами.
И чтобы никакая новая мысль снова не отвлекла меня от дела, наскоро перекусив, я выскочила из квартиры.
Назначив Хрусталева главным злодеем, сыщик Таня Иванова обрела наконец-то объект наблюдения. К нему-то и лежал ее путь.
* * *
Днем уже знакомый мне двор выглядел еще более неприглядно, чем ночью.
Развороченная, вперемежку с песком земля свидетельствовала о недавних ремонтных работах. Ящики с мусором кишели кошками и опустившимися голубями, а компания плутоватых мальчишек поглядывала на мою машину с таким видом, словно собиралась открутить колесо.
В наше время стоящая в углу двора машина вряд ли способна привлечь чье-то внимание, а недавно тонированные стекла надежно уберегали меня от любопытных взглядов. Наученная горьким голодным опытом, по дороге сюда я запаслась небольшим запасом провизии и прохладительных напитков, вполне достаточным, чтобы провести в засаде целый день, не испытывая особых неудобств. Заодно пополнила запас сигарет в бардачке, так что табачного зелья мне тоже хватит.
Удобная это штука — сотовый телефон. В какой-то момент мне показалось, что Хрусталева нет дома, и я решила сделать «контрольный звонок» в его квартиру. Узнать номер его телефона было делом двух минут. По иронии судьбы он отличался от моего всего двумя цифрами, что показалось мне забавным. Я набрала знакомое сочетание, и через пару секунд раздался хриплый сердитый голос:
— Слушаю…
Я злорадно ухмыльнулась, мол, можешь слушать до второго пришествия, разговаривать с тобой я не собираюсь.
Сообразив это, Хрусталев, мягко говоря, чертыхнулся и повесил трубку.
Значит, он не покидал квартиры со вчерашнего вечера и скорее всего ничего не знает о судьбе Светланы.
Что ж, надо воспользоваться ситуацией, потому что долго сидеть в машине, попивать лимонад и слушать музыку способны только малолетние плейбои, да и то в компании с прыщавыми девицами. Теперь задача выманить «красавчика» из квартиры, а заодно немного потрепать ему нервы.
— С вами говорят из третьей горбольницы, — как можно более «протокольным» голосом сообщила я, повторно набрав хрусталевский номер. — К нам поступила ваша знакомая — Зеленина Светлана Борисовна, семьдесят четвертого года рождения. Вы не могли бы подъехать на часик, сообщить нам кое-какие сведения?
Последовала пауза слишком долгая, чтобы ничего не означать.
— А… что с ней? — наконец разродился он ответом.
— Самоубийство, — вздохнула я.
— То есть… Вы хотите сказать…
Он никак не мог сформулировать вопроса, а я не торопилась прийти ему на помощь.
— Она жива? — Хрусталев наконец подобрал нужное слово.
— Положение очень тяжелое, — ответила я уже совершенно гробовым голосом, — поторопитесь.
— А откуда… — успел произнести он, прежде чем я повесила трубку.
Наверняка он хотел узнать, откуда в больнице известен номер его телефона. И именно об этом будет думать всю дорогу. Если бы у меня не было других планов, я с удовольствием посмотрела бы на то, с каким видом он произнесет:
— Моя фамилия Хрусталев, меня просили приехать к Зелениной…
Если в это время у Светланы будет находиться кто-нибудь из милиции — тем лучше.
Но у меня были другие планы. Они созрели в моей голове, пока я парилась под звуки «Pink Floyd» перед его подъездом. И с каждой минутой они казались мне все заманчивей.
Я еле дождалась, когда он наконец появился во дворе и быстрым шагом направился к остановке трамвая. Для надежности я «проводила» его до остановки, убедилась, что он вошел в вагон, и только после этого вернулась во двор.
«Дорога до больницы и обратно займет у него не меньше полутора часов, — подсчитывала я, пока доставала из багажника все необходимое. — И у Светланы он пробудет не меньше часа. Значит, в моем распоряжении как минимум два с половиной часа».
Этого времени вполне достаточно, чтобы провести самый тщательный обыск в трехкомнатной квартире. Хрусталев же ютился в однокомнатной «хрущобе», хотя кухня в ней оказалась довольно просторной.
Мне не составило большого труда открыть оба замка входной двери, хотя с одним из них пришлось повозиться. Что ж, не зря же в моем арсенале имелась одна из лучших в стране отмычек, родная сестра которой занимала почетное место в музее криминалистики в Москве. Это поистине выдающееся произведение технической мысли, опередившее свое время минимум на пятьдесят лет. Думаю, пройдет не меньше времени, пока инженеры придумают замок, который нельзя будет открыть с ее помощью.
Тем не менее, оказавшись в тесном хрусталевском коридоре, я вздохнула с облегчением и посмотрела на часы. В запасе оставалось два часа двадцать минут. Сначала показалось, что больше часа мне на обыск не понадобится, но уже через несколько минут поняла, что просчиталась.
Во-первых, меня поразило, что Хрусталев, имея в своем распоряжении целую квартиру, использовал кухню в качестве жилой комнаты. В этом не возникало никаких сомнений. Здесь у него стояло кресло-кровать, вместо кухонного стола — некое подобие письменного и даже платьевой шкаф. Оставалось удивляться, как при таком количестве мебели нашлось место еще и для плиты, правда небольшой, двухконфорочной.
Эта крохотная жилая комната, в определенном смысле не лишенная уюта, была просто-таки стерильной в смысле чистоты. Я не знаю ни одной женщины, у которой стремление к порядку настолько перешло бы в манию, а тут, пожалуй, был тот самый случай.
Вся посуда производила впечатление только что купленной, кастрюли и сковородки блестели, как на рекламной открытке, а плита сохранила первозданную белизну. Но всем этим, безусловно, пользовались.
Я специально заглянула в холодильник. Там стояли такие же стерильные по виду предметы, но наполненные супом, молоком и гречневой кашей. Там же находилась початая бутылка коньяку и коробка шоколадных конфет.
На стенах никаких плакатов и фотографий. Подобный аскетизм в доме артиста, хотя и бывшего, совершенно нетрадиционен. Зато на подоконнике, превращенном в трюмо, стоял целый набор парфюмерии и косметики. И это единственное, что напоминало здесь о прежней профессии хозяина квартиры.
Я повидала на своем веку не одно логово наркоманов и кое-что в этом понимаю. Поэтому хотелось с уверенностью воскликнуть на этой кухне: либо хозяин не наркоман, либо это не его квартира. Но сомневаться в принадлежности жилища Хрусталеву не приходилось, он был здесь прописан. Значит, справедливым является первое утверждение. Тем более что и внешне «красавчик» совершенно не производит впечатление человека, основательно подсевшего на иглу.
Что же в таком случае означали его «наркотусовки» со Светланой? И почему он жил на кухне, имея в своем распоряжении нормальную, пусть и однокомнатную квартиру?
«Надеюсь, на последний вопрос я получу ответ через несколько минут», — подумала я и вышла в коридор, чтобы через мгновенье переступить порог…
Открыв дверь комнаты, я вздрогнула от неожиданности. Первым было впечатление, что я вошла в холодильник. А с кровати на меня в упор смотрела обнаженная девица, едва прикрытая простынкой. Видимо, я слишком много времени провела в моргах, поэтому именно это веселое местечко в тот же миг пришло мне на память.
