– Я чувствую, Трейси жива. И я должна ее найти. – Она взглянула в окно, на лес, и тихо сказала: – Нужно найти то место в лесу, где земля горячая.
– Что? Какое еще место? О чем ты? Молли, я тебя предупреждаю: если откажешься от помощи, я во второй раз с места не сорвусь!
Коул пронзил Молли ледяным взглядом, а у нее не осталось сил для новых объяснений, с которыми он все равно не согласился бы.
– Я и не прошу никуда срываться, – примирительно сказала она. – Наверное, дело впрямь в переутомлении. Мне нужно отдохнуть.
Коул молча покачал головой, встал и вышел. Хлопнула входная дверь. Молли стала подниматься по лестнице, думая о доме Перкинсонов. Ей не давал покоя свет, который она заметила под дверью в подвал. Вместо спальни она прошла в кабинет. Там она села за компьютер и быстро сочинила письмо Ньютону Карру.
«Ньютон, хочу поподробнее узнать о доме Перкинсонов. Свозите меня туда как-нибудь. С удовольствием посмотрела бы, как там и что. – Молли откинулась на спинку стула и дописала: – А электричество там есть? Заранее спасибо. Молли».
Утренним хлопотам Ханны мешала тревога, избавиться от которой никак не удавалось. Она казалась себе загнанным в угол зверем. Хорошо знакомый стук копыт по утрамбованной земле помог, но ненадолго. Ханна закрыла глаза и глубоко вдохнула, наслаждаясь терпким ароматом навоза и сена. Обычно запах лошадей действовал успокаивающе, но только не сегодня. Тревога напоминала плохой сон: хочешь его забыть, но не можешь. Ханна открыла денник Хантера, вывела коня на середину конюшни, погладила мускулистый бок, и конь опустил голову, словно показывая, что готов. Ханна отделила трензель от потертой кожаной уздечки, поднесла к губам Хантера, и тот инстинктивно его закусил. Последние несколько лет это повторялось ежедневно, и конь прекрасно знал, что от него требуется. Ханна надела ему налобный ремень. Недоуздком она вообще не пользовалась: зачем? Видимо, Хантеру прогулки нравились не меньше, чем ей самой, по крайней мере, взнуздывала она его без проблем. Они вместе подошли к подставке, которую Ханна заказала специально, чтобы взбираться на лошадей. Она села на неоседланного Хантера, и ее тело тотчас приспособилось к его теплой спине. Ханна подалась вперед, погладила гриву коня, тот замотал головой. «Смотрим, направляем, идем», – подумала Ханна, посмотрела на лес, легонько поддела Хантера ногой, чтобы показать, куда двигаться, и конь сделал шаг в нужную сторону прежде, чем она натянула повод.
– Молодец! – похвалила Ханна, и Хантер поскакал к лесу за фермой.
Через тридцать минут Ханна с Хантером выбрались из-за деревьев на Шеффер-роуд, проселочную однорядку и самый короткий путь из старой части Бойдса в новую. Ханна часто ей пользовалась, когда все тропы размывало: сделаешь крюк – и возвращаешься на ферму. Она знала, что для коня эта дорога опасна из-за молодежи, которая гоняет по ней на аэродром, и стариков, которые плетутся со скоростью десять миль в час. Иногда приходилось рисковать, но только не сегодня. Впрочем, сегодня Ханна скакала тропой, чтобы повидать ее. Малышка тянула, звала к себе. Ханна подумала о Ньютоне и их первой встрече двадцать с лишним лет назад.
Ханна искала работников на ферму и повесила объявление на доску в здании почты. Ньютон оказался там и наводил порядок на столе перед стендом. Он дружелюбно смотрел на Ханну, но, едва та перехватила его взгляд, потупился.
– Здравствуйте! – бодро начала Ханна. – Вы тот чудесный человек, который обновляет местные доски объявлений?
– Да-да, это я, – зачастил Ньютон. – А вы миссис Стейт? Вы купили ферму старого Уильямса? – Он упорно прятал глаза от Ханны.
– Слейт, Ханна Слейт. – Ханна протянула ему руку.
– Рад знакомству, Ханна! – Рукопожатие Ньютона было чересчур осторожным, но искренним, а сами руки не по-мужски маленькими. Стеснительности вопреки, он буквально источал дружелюбие, которым похвастается далеко не каждый. – Я Ньютон, Ньютон Карр, – представился он и наконец взглянул на Ханну.
Они разговорились, и Ханну невольно заинтриговал этот интересный мужчина, который дружелюбием и стеснительностью напоминал ей Гнома Тихоню.
Ханна предположила, что Ньютон знает всех жителей Бойдса.
– Разные истории лентой оплетают наш город, и я могу их вам рассказать. Если есть свободная минута, я познакомлю вас со своей женой Бетти.
Ханна с радостью приняла приглашение и остаток того дня, а потом еще много дней и вечеров провела с Ньютоном и Бетти. Они рассказывали о себе, о Бойдсе, о его жителях и быстро стали ей хорошими друзьями, даже семьей, потому что были рядом и в трудные минуты, и в светлые. Не раз и не два Ньютон бросал свои дела и мчался на помощь Ханне. Когда Ханна болела, Бетти носила ей суп и ухаживала за животными. Так продолжалось долгие годы.
В середине девяностых во время снегопадов именно Ньютон упросил Харли первым делом очистить Ханнину подъездную аллею, «на всякий случай». Ньютон был рядом, когда ушел Чарли и Ханне понадобился друг, который успокоит, выслушает и поможет взять себя в руки. Именно Ньютон хранил ее тайну уже много лет так же бережно, как она сама. Ньютон помог ей спрятаться от всего мира. Ньютон снова и снова спасал ее, иначе не скажешь…
Гул за спиной вырвал Ханну из плена грез и напугал. Настроение резко изменилось: воспоминания еще сильнее разбередили душу. Ханна направила Хантера прочь от гула моделей самолетов, прочь с тропы и по асфальтированной дороге поскакала к ферме. Однорядку затеняли раскидистые деревья, но местами потоки света пробивались к земле. На тех солнечных островках было так тепло и уютно! У поворота на ферму закапал дождь. Ханна посмотрела на хмурое небо, вспоминая, как много лет назад они с Чарли вместе ездили верхом. Однажды накрапывал такой же дождик, а они катались и мечтали. Они мечтали о детях, которые будут бегать по полям и смеяться, о пони, которые будут резвиться на выгонах, и о псах, которые будут охранять эту идиллию. «Вот так мечты!» – грубовато хохотнула Ханна, подняла повод и толкнула пятками Хантера. Конь поскакал быстрее.
Мечты разбились, когда Чарли решил, что с него хватит. Он стал злым, раздражительным и в итоге бросил Ханну. От воспоминаний скрутило живот – от воспоминаний о последних днях перед уходом Чарли, о страхе перед тем, что он сделает, если узнает ее секрет, о вспышках его гнева, которые становились все чаще и страшнее. То ли от тоски, то ли от горьких воспоминаний Ханна ударила себя в никчемный живот.
Молли тупо смотрела на звонящий телефон. Часы на тумбочке показывали 11.37, одиннадцать до полудня, а не после. Два часа назад она залезла в теплую постель, чтобы чуток вздремнуть.
– Алло! – сонно проговорила Молли.
– Ма, кто он?
– Эрик! О ком ты говоришь? – спросила Молли и улыбнулась: бодрый голос сына мигом разогнал остатки сна.
– Другой твой сын, которому ты звонишь вместо меня! – захохотал Эрик.
– А, вот ты о ком! – воскликнула Молли, с удовольствием вступая в игру, в которую они играли с тех пор, как Эрик уехал в колледж. – Ну, он твой ровесник, живет неподалеку и иногда звонит мне сам.
– Ага, ладно. Слушай, мам, – голос Эрика вдруг сделался серьезным, – это снова началось.
– Что началось? – Молли села в кровати.
– Ну, как их, сны, что ли? – неуверенно проговорил Эрик.
Молли чувствовала, что сын встревожен. Она прислонилась к изголовью кровати, закрыла глаза и вспомнила, как однажды – Эрику в ту пору было всего пять – попала к ясновидящей. Подруги решили развеяться и взяли Эрика с собой. Ясновидящая заявила, что у Эрика та же способность «видеть невидимое», что у Молли, но в голове у ребенка полная каша, так что пока видения слишком мутные. Долгие годы Молли опасалась, что это окажется правдой. Эрик рассказывал ей о своих снах, и Молли тайком их анализировала. За исключением повторяющихся снов в подростковом возрасте, ничего особенного Эрику не снилось. Сейчас Молли попросила Господа не мучить Картинами ее мальчика.
– Расскажи, что тебе снилось?
– Какой-то тип, мам. – Эрик говорил тихо, но быстро. – Он сидит в темноте, то есть почти всегда в темноте, и раскачивается взад-вперед. Ну, как тот пацан-аутист в фильме, который ты заставляла меня смотреть. «Вырастить сына»[2], так он называется? Он что-то говорит, но разобрать я не могу. По-моему, что-то важное.
– Что еще? – Молли стиснула трубку так, что побелели костяшки пальцев.
– Я боюсь, мам, других своих снов боюсь, – почти шепотом ответил Эрик.
– Сынок… – Молли нервно сглотнула, но начала снова: – Эрик, в Бойдсе случилась большая беда. – Не хотелось расстраивать сына, но интуиция подсказывала: нужно выяснить, что он видел. – Пожалуйста, Эрик, расскажи, это может оказаться полезным.
Эрик глубоко вдохнул. Молли представила его встревоженное лицо: правый уголок рта дрожит на каждом слове, от сосредоточенности карие глаза чуть не вылезают из орбит. Это был Эрик-мальчик, а не Эрик-юноша.
