— Адмирала, — поправил он. — Мне больше по душе морская терминология. Твой Рома слишком много болтает. Ты спишь с ним?
Она ответила не сразу, чуть помедлив.
— Да. Ты ведь все равно узнаешь.
— Влюбленность или ради удовольствия? — ему было важно знать.
— Ни то, ни другое, — откровенно ответила Мила. — Просто должен же кто-то быть?
— А теперь?
— Теперь… Теперь это место досталось сильному. Тому, кто и должен был его занять. А хочешь, я расскажу о себе?
— Не надо. Я могу, например, догадаться, почему ты развелась с мужем.
— Ну, почему? — она оперлась на локоть, отпив немного вина.
— Он не понимал твоей работы, а ты — его. Вы хотели быть вместе, но не могли бросить ради этого каждый свое дело. Обычная история для людей, которые имеют цель в жизни, кроме любви. У меня было то же самое.
— Верно, — согласилась она. — Ты неплохой психолог. Я обучалась этому ремеслу пять лет, а потом ушла в журналистику. А кем был он, попробуй, угадай?
— Почтальоном. Начальником Главпочтамта, — усмехнулся Игорь.
— Нет, двойка. Ми-ли-ци-о-не-ром. Сыщиком.
— Нормально. Не каждая жена выдержит.
«Интересный получается расклад, — подумал про себя Игорь. — А жены лидеров группировок, часто ли выдерживают?» Это уже относилось к нему, к его прошлому. Словом, встретились «два одиночества».
— Ты чему улыбаешься? — спросила Мила.
— Так, ерунде всякой, — ответил он, сталкивая поднос на пол и нежно обнимая прильнувшую к нему женщину с разгорающимися синими огоньками в глазах.
9
Через два дня Игорь уехал из Москвы. Джип-«чероки» мчался в Серпухов, и даже еще дальше — в одну из среднерусских деревень, где уже как три года был восстановлен и действовал храм Святого Иоанна Предтечи, а службу справлял отец Иринарх, по своему легендарная личность, бывший полковым священником российских солдат и проведший почти семь месяцев в чеченском плену. В машине, мягко катившей по дороге, находились также Серж, Михаил и Лера. Она упросила Игоря взять ее с собой, и он ничего не имел против того, чтобы девушка побывала в самой глубинке России, посмотрела как живут люди, побеседовала с отцом Иринархом, умевшим не только располагать к себе людей, но как-то просветлять их, обращая к истине. В багажнике джипа лежала сумка с крупной суммой денег. Часть из них пойдет на реконструкцию других храмов, обустройство воскресных школ, нуждающимся землякам. Другая часть — имеет целевое назначение. Эти деньги будут работать на идею, на будущее России. Распоряжаться ими станут другие люди. Кононов знал, что он — всего лишь одно из звеньев в этой цепи, каждый выполняет свою функцию. Но все они работают на благо Отечества. Необходимо единство. И не важно, кем ты был прежде, главное — кем стал и будешь. Живешь ли ты в презрительно называемой «этой», или «нашей» стране. И если рассматривать криминальный мир с этой точки зрения, то у него впереди оставалось как бы три пути: продолжать формировать неоязыческую империю на осколках России, где решает «право сильного», а «все — против всех»; либо подчинить свои структуры устроителям «нового мирового порядка», влиться в него со всеми зоологическими потребностями; либо исповедовать тайное служение православной России и ее будущему мироустройству, которое станет возможным с обретением монархии. Первые два пути — гибельны. Кононов не сомневался в своей правоте и говорил об этом накануне Роману Корочкину, когда они сидели в ночном клубе, но тот, судя по всему, отнесся к его словам несколько скептически. Его дело. Сейчас, откинувшись на заднем сиденье, Игорь подумал и о Людмиле, которая так неожиданно и стремительно возникла в его жизни, словно ему прямо в руки с небосклона скатилась яркая и далекая звезда, а теперь жгла и ладони, и мозг, и сердце. Он еще не представлял, что выйдет из всего этого — будут ли они вместе или так же внезапно разойдутся, но ему смертельно не хотелось вновь терять то, что удалось обрести, как дар. И, взглянув на сидящую рядом с ним Леру, он почему-то улыбнулся.
— А она красивая! — язвительно сказала девушка, будто угадав его мысли.
— Ну разумеется, — согласился он, чтобы хоть что-то ответить. — А Гена Большаков за тобой как хвост ходит.
— Ну его!
Серж вел машину и, не оборачиваясь, сказал:
— Я, господа, женюсь.
Мишель даже подпрыгнул на сиденье, ударившись белобрысой головой о крышу. Это было новостью.
— Врешь! На ком? Я ее знаю?
— Так ведь — начал тот и остановился. Потом махнул рукой, дескать все равно, и продолжил: — Накинь ремень безопасности, а то вывалишься. Лариса это.
— Кто? — у Михаила округлились глаза. Сейчас он не актерствовал, даже у Игоря стало слегка не в порядке с нижней челюстью. Лариса? Боевая подруга? Профессиональная путана? Впрочем, что здесь особенного? Говорят, именно из проституток выходят самые лучшие жены.
— Не советую, — все же, сказал он. Но добавлять древнюю мудрость, что у связывающегося с блудницей истребляется душа, — не стал. А если они действительно любят друг друга? Зачем вмешиваться?
— У него просто шизоидальная паранойя, — объяснил Миша. — Это бывает, проходит. Нужен молоток и лобзик, а лоботомию я сделаю хоть сейчас, на ходу, он может даже продолжать руль держать.
— Дам в глаз! — огрызнулся Серж. Мишель внимательно посмотрел на него, вздохнул и отвернулся. Больше этой темы не затрагивали. Показался Серпухов…
Проскочив городок, они еще пол часа тряслись по разбитой дороге, пока не оказались у цели. Их ждали. Отец Иринарх вышел на ступени храма, благословил приехавших. Тепло поцеловался с каждым из них, почему-то погрозил Лере пальцем, отчего она засмущалась и растерялась, но потом поняла, что он просто выдает авансом то, что скажет после исповеди. В приходе Кононов передал помощнику отца Иринарха сумку. Войдя внутрь, где перед аналоем теплились несколько свечек, Игорь встал коленопреклоненно на молитву под иконой Иоанна Воина. Теперь его ничего не отвлекало и не сдерживало, он заглушил в себе все преследующую суету, грешные помыслы, тревогу, терзающие сомнения. Ему было светло и радостно, как никогда. Потом он исповедовался и причастился у батюшки.
Вечером, после службы, где собрались прихожане церкви, почти вся деревня, Игорь долго бродил с настоятелем по окрестным проселкам, беседовал обо всем. Темнело. Августовская ночь опускалась на землю, покрывая блестящей позолотой купола церкви.
— Многие прельстители уже явились и еще явятся к нам, — говорил священник, — но надо видеть их и различать и не поддаваться обманам, посулам То что происходит — отражено в Откровении. Не нам судить, конец ли это, или его начало, или еще одно горчайшее испытание поражением? Богу ведомо, а нам суждено служить Ему и верить, и сражаться с врагами Его. А своих прощай.
— Не могу так, — отозвался Игорь.
— Сможешь. Ты сильный, не забывай о милосердии в сердце. О любви. Не держи себя словно в веригах. Оставь их другим, кто стоит на ином поле. Тебе меч дан, но помни, что он — обоюдоострый. Сейчас все рушится, отчаиваются люди, терпеть уже сил нет, хоть в петлю. И руки на себя накладывают, и буйствуют, словно в последний час. Кажется — впереди пустота, мрак. Чего же не жечь мосты? Все позволено. И Церковь — слышишь? — так же колеблется, раскачивают ее, подкапывают и снаружи и изнутри. Они умеют. Еще в средние века им совет был дан: идите и в храм тоже, становитесь исповедниками, чтобы владеть душами. Дети сатаны хитрые, голыми руками не взять. И Церковь может в одночасье пасть — это тебе я говорю, духовник твой. Но и тогда не гибель еще. Доколе в России хоть семь приходов останется — и там уцелеют последние. Они и спасут Русь.
…В небольшом домике отца Иринарха пили душистый, настоянный на травах чай с земляничным вареньем, беседовали все вместе, по-дружески, за сколоченным из струганных досок столом. Несмотря на теплую ночь, топилась печь, где матушка готовила какую-то снедь на завтра. Затем начали размещаться на отдых.
— Пойду, пройдусь, — сказал Игорь, выйдя из домика. Ему вовсе не хотелось спать — тянуло побыть в одиночестве, в тишине, под звездным небом. Осмыслить свою жизнь, прошедшие годы. Он стоял за калиткой и не сразу заметил, как к нему неслышно подошла Лера, лишь потом разглядел ее белое платье. Она взяла его под руку и прижалась головой к плечу.
— Поцелуй меня, — тонким голоском попросила Лера. Ей, должно быть, тоже было очень одиноко. И глаза смотрели жалобно, грустно.
— Спокойной ночи, — мягко сказал он. — Завтра будет новый день. Иди.
— Кто ты? — вновь спросила она. — Мне хочется знать, о чем ты думаешь, как живешь, как жил прежде?
Игорь лишь усмехнулся и побрел прочь.
1
А начиналось все более десяти лет назад. Именно тогда бывший таксист Кононов влился в бригаду Стаса-измайловского, державшую наперсточников, промышлявшую угоном машин и подбиравшую под себя гостиничный комплекс возле метро. С районной милицией уже была договоренность: те не трогают их, а они обеспечивают порядок на подведомственной территории. Но Игорь не просто пришел и «влился», как молоко в сметану, он знал Стаса давно, еще с тех времен, когда вместе качались в одном тренажерном зале. Со Стасом тогда было полное взаимопонимание, даже дружба. Они много рассуждали о житье-бытье, о спорте, политике, о разном. Начало восьмидесятых, о чем можно говорить? О «маразматике» Брежневе и о том, как славно живется за границей. Предел мечтаний — турпоездка, радость — билеты на кинофестиваль, без дачи и машин — ты считаешься «упакован» не полностью и обязательно «двойной кофе» в ресторане, где ты можешь выкурить кубинскую сигару, которых навалом в любом табачном киоске. Им по двадцать пять лет, но Игорь только что закончил лесотехнический, а Стас где-то подрабатывает грузчиком. И зарабатывает раза в три больше, чем инженер «зеленых насаждений» Кононов. Оба бывшие спортсмены, форму поддерживают обязательно. За спиной — армия, кое-какие веселые приключения; впереди — открытый мир. Так кажется.
