Все это вспомнил он, лежа на траве в нескольких десятках метров от фронтовой дороги. Вспомнил и пожалел, что так рано кончилось детство. И грустно ему стало, и ощущение это, внезапное и острое, затуманило глаза и сладкой тоской сжало сердце.
— Какое сегодня число? — спросил он Белова.
— Восьмое августа.
«Так, — подумал Данилов, — все правильно. Сегодня мне сорок два исполнилось».
Он сел и начал натягивать гимнастерку. «Сорок два, из них двадцать четыре года в органах. Такие-то дела, брат».
Он еще раз поглядел на небо, но теперь оно стало самым обыкновенным. Иван Александрович поправил ремень и зашагал к машине. Он, раздвигая руками кусты, вышел к дороге и с недоумением остановился. На земле, рядом с машиной, была постелена клеенка. Обыкновенная клеенка в цветочек, которой обычно покрывают столы на кухне. На ней на листах бумаги лежала крупно нарезанная копченая колбаса, стояли открытые банки консервов, лежала почищенная селедка, посыпанная лучком. В котелке виднелась картошка.
— Это что же такое? — удивился Данилов. — По какому случаю банкет?
Ребята молчали, только Быков, как всегда мрачно, сказал:
— Случай имеет место быть, товарищ начальник, замечательный, прямо скажем, случай.
Он залез в машину и вынул две бутылки коньяку. Данилов молчал, он все понял. Ребята специально съехали с шоссе, и Сережа Белов нарочно позвал его. И ему стало легко и хорошо. Он хотел сказать что-нибудь строгое, чтобы скрыть смущение, но так ничего и не сказал, просто махнул рукой и опустился на землю.
Все расселись, разлили коньяк.
— Иван Александрович, — Игорь поднял кружку, — дорогой наш Иван Александрович, мы хотим за вас выпить.
— Счастья вам, — прогудел Быков.
— Долгих лет, — добавил Степан.
Только один Сережа молчал, глядя на начальника влюбленными глазами.
Коньяк огнем прошел по жилам, и сразу стало радостно на душе. Данилов обвел своих ребят чуть увлажненными глазами.
— Вы закусывайте, — улыбнулся он. — На масло жмите, а то скажут потом, что я в командировке пьянку организовал.
— Эх вы, — почти крикнул Белов, — а подарок-то.
— Точно, — хлопнул себя по лбу Муравьев. — Забыли.
Он достал чемодан и вынул из него кожаную светлую кобуру.
— Вот, Иван Александрович, это от нас.
Данилов взял протянутую кобуру, расстегнул ее, вынул вороненый «вальтер».
— Заряжен, — предупредил Белов, — бьет исключительно. Сам пристреливал.
На рукоятке пистолета была прикреплена серебряная пластинка с надписью: «И. А. Данилову от товарищей по МУРу 8.08.1942 г.». Данилов расстегнул ремень, снял старую, видавшую виды кобуру, в которой лежал наган. Ему жалко было расставаться с привычным оружием. Как-никак, а этот наган служил ему почти десять лет. Но он все же надел новый пистолет, понимая, что этим он доставляет удовольствие своим ребятам.
— Ну, Быков, наливай еще по одной, — Иван Александрович протянул кружку. — Разгонную. Вот что, мои дорогие, — Данилов поболтал коньяк, внимательно рассматривая коричневатую жидкость, — спасибо вам за внимание, за подарок, я догадываюсь, откуда он взялся, и это для меня вдвойне дорого.
Он помолчал, оглядел всех:
— Мало у нас праздников, вернее, совсем нет их. Но ничего, мы потерпим. Я не знаю, когда придет он на улицу нашу. Знаю только, что праздник этот в дороге и имя ему — Победа. Доживем ли мы до него? Постараемся, конечно. А теперь давайте о Ване Шарапове вспомним, о дорогом нашем товарище...
Данилов задумался, потом выпил содержимое кружки:
— Вот так. Те, кто доживет, за погибших выпьют на празднике нашем. А теперь все. Пора в дорогу. А вторую бутылку спрячьте. Найдем кого надо — отметим.
И снова машина бежала по военному Подмосковью. И снова пассажиры разглядывали следы войны. Опять их останавливали патрули и проверяли документы. Больше часа проторчали они у моста, где молоденький младший лейтенант, начальник переправы, пытался навести порядок. Он кричал тонким, срывающимся голосом, поминутно поправляя очки, хватался за кобуру. Но его никто не слушал. Шоферы всегда слыли народом наглым. А вблизи фронта с ними вообще сладу не было. Они каким-то шестым чувством уловили слабость лейтенанта и теперь делали что хотели. Над мостом стоял гул автомобильных гудков, грохот колес, грубая брань. Данилов неодобрительно поглядывал из окна машины на происходящее.
«Что они делают, — думал он, — словно нарочно сбивают пробку, а если налетят самолеты? Странно другое: в кабинах некоторых машин сидят командиры, и никто из них не вмешивается». Иван Александрович вышел из машины. За его спиной хлопнула дверца, оперативники следовали за ним. Они медленно шли вдоль колонны машин, и шоферы с удивлением глядели на четырех командиров милиции. Протиснувшись между радиаторами и бортами полуторок и ЗИСов, Данилов наконец добрался до середины моста. Он сразу же понял, в чем дело. Полуторка, доверху груженная какими-то ящиками, столкнулась с прицепом другой машины. Данилов еще раз мысленно выругал начальника переправы, позволившего одновременное двустороннее движение на мосту.
А младший лейтенант суетился возле человека с петлицами техника-интенданта и здоровенного шофера в мятой, промасленной гимнастерке. В воздухе висел мат, по разгоряченным лицам спорящих Иван Александрович понял, что дело может дойти до кулаков.
— А ну прекратите, — почти не повышая голоса, скомандовал он, — техник-интендант, ко мне!
— Ты кто такой? — повернулся к нему шофер. — Ты там пойди... — Он осекся, увидев ромб в петлицах и орден над карманом гимнастерки.
— Что вы сказали? — чуть растягивая слова, переспросил Данилов. — А ну повторите!
Рядом с шофером выросла фигура Полесова, он крепко взял его за руку, повернул к себе.
— Отберите у него документы. Я долго вас ждать должен, техник-интендант?
— Я, товарищ...
Видимо, тот никак не мог разобраться в знаках различия Данилова и на всякий случай начал именовать его по-армейски:
— Я здесь, товарищ комбриг!
— У вас есть люди?
— Так точно.
— Немедленно пусть расцепят машины. Муравьев, бегом на тот конец моста, остановить движение.
Через пятнадцать минут сбившиеся в кучу машины пришли в движение. Включив задние передачи, они медленно съезжали с моста. Грузовик техника-интенданта вытащил на противоположный берег разбитый прицеп. Откуда-то взялись бойцы-регулировщики, занявшие свои посты по обе стороны моста. Быков, пользуясь преимущественным правом, подогнал свою «эмку» прямо к Данилову. Все заняло не больше получаса.
— Ну вот и порядок, — Данилов открыл дверцу, — а вы, младший лейтенант, — повернулся он к начальнику переправы, — учитесь командовать или уходите служить в банно-прачечный отряд. Ясно?
— Так точно, товарищ комбриг.
— Документы водителя направьте по инстанции. Полесов, передай их младшему лейтенанту — Приложив руку к козырьку фуражки, Данилов сел в машину.
К райцентру они подъехали в сумерках. Еще раз показали документы и, узнав, где находится райотдел НКВД, направились сразу туда.
— Вот здесь мы вас разместим, — начальник раймилиции Плетнев толкнул калитку.
В густом палисаднике приткнулся маленький, в два окна, домик.
— Вы не смотрите, что он маленький. Место удобное. Машину во дворе под навесом поставьте. Рядом в соседнем доме взвод истребительного батальона расположен. Телефонная связь с ним есть. Часовой ночью службу несет, так что и за вами приглядывать будут. Бойцов вы можете использовать во время проведения операции.
«Молодец, — подумал Данилов, — все предусмотрено». Он с симпатией поглядел на этого маленького суетливого человека.
— Второй вход есть. Там калиточка в заборе, в переулочек выходит. Вернее, пустырь там. До войны был переулочек.
— Сильно город пострадал? — поинтересовался Полесов.
— Говорят, что нет. Я ведь не здешний. Когда немцев прогнали, партизанский отряд, который секретарь райкома партии возглавлял, ушел на запад, задание у них было особое. А начальник милиции вернулся в город. Только не дошел. Нашли его на окраине, у водокачки, убитым. Так полагаем, что немцы. Их здесь первое время было много. Так бежали, что части свои растеряли. Я в Балашихе работал замначальника. Вот меня и сюда. Ну, располагайтесь, располагайтесь.
Когда подошли к крыльцу, Плетнев попридержал Данилова за локоть:
— Я там приказал стол накрыть. Чаек и все такое. Так что ужинайте, отдыхайте.
— А вы?
— Не могу, мы с начальником угрозыска на станции операцию проводим.
— Что-нибудь серьезное?
— Нет. Мелочевка. Спекулянты.
— Удачи вам.
— К черту! — Плетнев крепко пожал руку, пошел к калитке. — Кстати, крикнул он из темноты, — я участкового вызвал, завтра в восемь он как штык...
