– Это… Рене Лалик, – невнятно произнес господин Спиридов, чувствуя, как ручеек пота струится по его спине. – Колье сделано… э-э… приблизительно сто лет назад. В частных руках находится… э-э… немалое количество изделий этого известного французского ювелира. Оно, скорее всего, называется «Вакханка». Вы можете послать запрос…
«Если Бекетов сделал копию украшения, то и название угадал, – подумал он. – Что за дьявольщина? Где же, в таком случае, наше колье?»
– Я же говорил. Вещица баснословной цены! – обрадовался эксперт.
У Спиридова голова пошла кругом, он без сил опустился на стул.
* * *
Софья Зарудная сорок дней не выходила из московской квартиры, – оплакивала смерть любимого супруга. Зина боялась оставить ее даже на минуту – как бы хозяйка не вздумала лишить себя жизни.
Великой актрисе всегда удавалось гениально сыграть трагедию. Она лежала в своей затемненной спальне, блуждая по отсекам памяти. Скоро они закроются – наглухо, навсегда, – и она уже не сможет рыдать и наслаждаться. Королева раскрыла заговор против себя и сурово наказала участников. Все ее обидчики мертвы.
Донатов… Что он себе позволил? Нанимать молодого безумца, чтобы тот притворными ласками пробудил к жизни ее талант? Душа женщины, полная мрака и страсти, таит опасность, – как пещера с сокровищами, которую охраняют тысячи змей.
– Прежде чем потянуться за ними, подумай о смерти! – шептала Софья.
Фавн… Он оказался не лесным духом, а обыкновенным беспринципным авантюристом, рискнувшим сыграть любовника увядающей дамы. Он получил по заслугам. О, какие у него были глаза за миг до выстрела! В них не было ни искры фальши – только подлинный страх. Эти его глаза… Она чуть не приняла их за другие. Не будь этого рокового сходства, заговор потерпел бы неудачу в самом начале.
Она вспомнила свою первую запретную любовь к молодому красавцу Бекетову – нежному безумцу, женатому на скромной невзрачной женщине.
– Первый мужчина, сумевший разжечь мой огонь. Я сама бросила его, – твердила Софья. – Сама бросила! Вырвала из сердца… Жаль, что не навсегда. Я не знала, что он умер. Бедный мальчик! Подарил мне на прощанье колье своей жены… Хотел загладить вину. Разве есть золото, которым можно откупиться от любви?
Она все забыла, но никогда не расставалась с драгоценным украшением. И никогда его не надевала. Оно напоминало ей некий сверкающий мир, откуда приходит любовь и вдохновение.
– Зачем я его хранила, для чего? – спрашивала себя Софья. – Неужели для мести?
Тайники памяти неисповедимы.
Оказывается, у Бекетова был сын. Мальчик, наблюдающий за любовниками из густой травы в конце сада… Она иногда ощущала чей-то вожделенный взгляд, и это ее возбуждало. Теперь он ответил за грехи отца…
– По божьему закону, – шептала Софья. – Не я судила его. Бог! Я знала, что мальчик придет за женщиной из опала и золота – «Вакханкой». Неспроста он сделал ее копию – сам же признался. Я была уверена… И вызвала на дачу Донатова. Муж и любовник должны встретиться в финале драмы.
Жизнь – это пьеса, написанная рукой провидения. В ней ничто не случайно.
«Мне предложили роль, – подумала Софья. – Я согласилась сыграть. Есть ли в этом моя вина?..»
Кольцо с коралловой эмалью
Весна пришла в Москву неожиданно. Еще вчера было морозно, мела поземка, а сегодня вдруг выглянуло солнце, дохнул южный ветер, заплакали сосульки, прощаясь с зимой.
Артем Сафонов собирался идти гулять с собакой. Пес скулил, поглядывая на дверь, а хозяин все медлил – прикидывал, что бы надеть на ноги.
– Мам! – крикнул он. – Где мои кроссовки? После вашего ремонта ничего найти невозможно!
– Кажется, на антресолях, – ответила та из кухни.
Молодой человек был высокого роста, но до антресолей не дотянулся. Трехметровые потолки – предмет зависти друзей и знакомых – не всегда благо. Пес нетерпеливо взвизгнул, и Артем, чертыхаясь, обулся в сапоги на меху.
– Ладно, я пошел. Блэк на улицу просится.
– А где моя коробка с гвоздями? – спросил у жены Сафонов-старший.
– Не знаю, ищи. Зачем тебе гвозди в семь утра?
Края неба порозовели, яркая звезда переливалась над крышами. Артем смотрел, как собака носится по снегу, и беспричинная улыбка блуждала по его губам. Значит, и правда весна! Он потянул носом… показалось, что пахнет вербой, хотя деревья еще не проснулись: стояли черные, оцепенелые, не веря в оттепель.
– Блэк, домой! – позвал он пса.
Тот, дрожа от возбуждения и плотоядно косясь на соседскую кошку, послушно потрусил рядом.
Родители ругались. Артем еще из-за двери услышал их громкие раздраженные голоса. Они не обратили внимания, как сын привел собаку, разделся, опустился на пуфик в прихожей и тяжело вздохнул. Он-то думал, семейные страсти улеглись. Ничего подобного. Просто перемирие закончилось.
Раньше, когда он был маленьким, отец с матерью жили дружно, а потом, год за годом, между ними стало нарастать отчуждение. Отец задерживался на работе. Мать украдкой плакала. В отпуск стали ездить порознь. Артем с мамой отдыхали в подмосковной деревне у бабушки; отец покупал путевку в санаторий или отправлялся в турпоход. Надо отдать им должное: при ребенке Сафоновы старались не ссориться. Но Артем ведь не слепой – видел, чувствовал: в семье что-то происходит. Недоброе.
Родителям хватило ума не довести дело до развода, с возрастом они притерпелись друг к другу: перестали молчать неделями, мать повеселела, да и отец постепенно оттаивал. Даже ремонт затеяли. Артем хорошо зарабатывал и дал денег на стройматериалы. Пусть покупают хорошие обои, паркет, импортную сантехнику. Казалось, все налаживается. И вот…
– Откуда это? – кричал отец. – Где ты это взяла?
Артем не помнил такого надрыва в его голосе. Он затаил дыхание, прислушиваясь. Блэк улегся у его ног, положил морду на лапы, навострил уши. Ему тоже не нравились скандалы.
– Первый раз вижу… – оправдывалась мать.
– Не лги! Думаешь, я идиот? Куда ты ездила прошлым летом?
– В деревню. Дом хотела продать…
– Кому он нужен? Сруб отсырел, крыша прохудилась.
– Зато земля в цене.
– В вашей-то деревне? Ха-ха-ха! – захохотал он в бешенстве. – О-о! Я понял… я все понял! Какая же ты… змея! Как ты могла? Как ты…
Ему не хватило воздуха, в груди вспыхнула боль.
– Клянусь, я не знаю, что это за кольцо. Может, кто-то из рабочих потерял… или забыл?
– Женское кольцо?!
– Ну… обои клеили женщины, наверное, кто-то из них…
– Хватит! – взревел отец, и раздался грохот. Что-то упало, покатилось по полу, рассыпалось. – Если ты не признаешься, я за себя не ручаюсь! Я… убью тебя, тварь! У-убью…
Мать дико вскрикнула, и Артем, забыв о приличиях, ринулся в кухню. Воспитанные люди не подслушивают, но ситуация требовала немедленного вмешательства.
Отец уже занес над женой руку, но захрипел… повалился вперед. Она съежилась, прижалась к подоконнику. Тело мужа обмякло, тяжело осело. Она обхватила его и закричала: «Артем! Артем…»
Следом за хозяином вбежал Блэк, зарычал, потом заскулил.
Артем с матерью положили отца на пол, вызвали «Скорую». Тот едва дышал, губы посинели. Врачи приехали через четверть часа и развели руками.
– Что вы стоите? Делайте же что-нибудь! – рыдала мать.
Прозвучало страшное слово: «Умер!» И она упала рядом: потеряла сознание. Все поплыло перед глазами Артема. Запахло нашатырем…
Потом, когда тело отца увезли, а маме сделали укол и она уснула, Артем вернулся в кухню. На полу валялась перевернутая коробка с гвоздями, осколки посуды, старый термос с разбитой колбой… Он наклонился и, подчиняясь странному импульсу, внимательно обвел взглядом пол между шкафчиками, холодильником и плитой. Ничего…
Артем присел на корточки. В углу под батареей что-то блеснуло. Он протянул руку и достал закатившееся туда кольцо – похоже, золотое, покрытое коралловой эмалью, с красиво выделанной буковкой «В» посередине. Буковку украшали два белых камешка, такие же камешки помельче образовывали волнистую линию вдоль всего кольца.
Маму Артема звали Валентина. Он положил кольцо на ладонь и задумался.
* * *
Прошел год.
Лина Ярцева вышла на улицу в нарядном светлом пальто, в легких сапожках. Наконец-то весна! Теперь все будет по-другому – развеется душевная тоска, солнце растопит мрачные мысли, как слежавшиеся сугробы. Талые воды разольются, затопят голые рощи. Ветер принесет с реки запах ледяной крошки.
Она любила смотреть, как плывут по черной воде льдины, громоздятся одна на другую, трещат. И ясное небо стоит высоко над землей, стряхивающей оковы зимы. И повсюду капает, звенит и журчит.
Нынешние осень и зима показались Лине нескончаемыми: затяжные дожди, злые метели, серые дни, глухие ночи. Жизнь текла мутно, сонно, медленно. Временами хотелось все бросить и укатить в Крым, бродить по пустынным улицам курортных городков, любоваться кипарисами в снегу, слушать однообразный шум прибоя…
