оскорбленной невинности.
— Как ты можешь? Да я!.. Да у меня… моральные принципы!
Крюков рассмеялся и похлопал бизнесмена по щеке.
— Знаю я твой принцип, баловник: «Лучше нет влагалища, чем очко товарища».
Карабинович, который в зависимости от настроения переходил из одной сексуальной фракции в другую, надулся и заявил:
— А это никого не касается. За свои деньги я сам могу выбирать себе задницу по вкусу!
— Если не секрет, господа, чью задницу вы с таким жаром обсуждаете? Надеюсь, не мою? — раздался мелодичный женский голос: оказалось, что обворожительная блондинка уже стоит у них за спиной. — Может быть, предложите даме стул?
Карабинович вскочил, засуетился, но, надо признать, все сделал ловко и оперативно: и даме к ручке приложился, и стул отодвинул, и Крюкова представил как лучшего на Москве специалиста по переговорам.
Блондинка наградила сыщика очаровательной улыбкой.
— Зовите меня просто Эльвиной, — предложила она, по-деловому протягивая ему ладонь для рукопожатия.
Крюков встал, взял руку дамы кончиками пальцев, перевел ее в плоскость поцелуя и сделал вид, что касается губами. Одновременно он втянул ноздрями воздух над ее кожей, но восхитительный запах богатства и порока не произвел на сыщика должного впечатления. Он уже закусил удила, и в данный момент его интересовали совсем другие подробности совсем другого дела.
— Скажите, Эльвина, могу я вам задать несколько вопросов относительно смерти вашего босса? — бестактно спросил Крюков, помогая Эльвире занять место за столом.
Та строго сдвинула брови. Меньше всего ей хотелось сегодня вспоминать ужасные обстоятельства гибели банкира.
— А разве вы занимаетесь этим делом? — вызывающе спросила бизнесвумен, пригубив поданный Карабиновичем бокал шампанского.
— Нет, — честно признался Крюков. — Но если до вас доберется следователь прокуратуры Кибальчич, который официально им занимается, вам же будет хуже. Он изощренный садист, и к тому же еще более изощренный зануда. Причем неизвестно, что страшнее.
— Это шантаж, — рассмеялась Эльвина. — Я просто вынуждена подчиниться. Но сейчас мне некогда. Давайте встретимся, ну, скажем, завтра. Вот моя визитка. — Она протянула сыщику прямоугольный кусочек картона.
Эвелина кивнула на прощание и поторопилась уйти, увидев приближающую к столу веселую криминальную компанию. Это были покровские авторитеты — Бубон, Купер, Федя и Черкес. Первые трое, усаживаясь за стол, довольно нейтрально поздоровались с опером и более благожелательно с Карабиновичем, Крюков знал их, как облупленных, а Федю даже сажал. Но и тот не держал зла на сыщика. Черкес же с ненавистью взглянул на капитана и постарался сесть подальше от него…
Компания гармонично влилась в общество за столом, занявшись тем же, что и все присутствующие. А Крюков задумался над причинами столь неприязненного к нему отношения Черекеса. Насколько он помнил, их пути не пересекались. Правда, Черкес был другом Феди, возможно, это и было причиной его раздражения. Или он знает о Крюкове что-то, чего не знает о себе он сам?
В любом случае, капитан не собирался ждать, пока Черкес допьется до нужной кондиции и примется выяснять отношения. Он поднялся и ушел из ресторана по-английски, как Ленин с елки в Сокольниках. Сыщику предстоял сегодня еще один банкет, а в последнее время он чувствовал, что гораздо сильнее устает от праздников, чем от работы. Вероятно, годы брали свое…
На банкет, устроенный по случаю назначения полковника Щеглова на должность начальника, Крюков немного опоздал. Щеглов не стал снимать зал в ресторане. Он просто распорядился сдвинуть столы в комнате оперов его родного второго отдела. Несмотря на то, что столы были застелены простои газетой, накрыты они были с царским размахом, словно Щеглов собирался выставлять свою кандидатуру на выборах мэра Москвы.
Виновник торжества принимал поздравления. Увидев Крюкова, он замахал вилкой, приглашая скорее занять место за столом. К лицу его словно прилипло выражение доброты и радушия. Вот только глаза жили отдельно от этой маски рубахи- парня. Сейчас, глядя на сыщика, они словно выбирали — в какое место лучше ему выстрелить. Такие глаза, холодные и нелюбопытные, бывают у больших белых акул.
Тэтэ со счастливой улыбкой хлопотал у стола, открывая новые бутылки. Видимо, нашел себе нового хозяина. Здесь было тесно, едва ли не весь наличный состав управления слетелся на дармовщину. Любит, любит халяву русский человек… Это — святое! Крюков протиснулся на свободный стул рядом с ветераном сыска Альбертычем. Перед ним на столе лежал казенный «Полароид»: старик приготовился запечатлевать на пленку церемонию инаугурации. Однако он был совсем не весел, и, как ни странно, чем-то недоволен.
— А почему Кису не вижу? — спросил Крюков. — Где он, неужели успел набраться?
— В народном хозяйстве, — хмуро пробурчал Альбертыч. — Час назад заявление написал, Щеглов подмахнул.
Их разговор был заглушен криками поздравлений, последовавшими за очередным тостом. Через минуту послышался звон вилки о стакан: это Тарасов попытался перехватить инициативу и взять слово.
— А сейчас внимание на маленький сувенир, сработанный руками наших тульских мастеров!
Он извлек откуда-то из-под стола серебристый футляр. Крюков почему-то сразу вспомнил кейс с набором мясницких инструментов. Но в футляре оказались не ножи. Там, наполовину утопленный в черную бархатную поверхность, отливал серебром большой роскошный пистолет. Курок и спусковой крючок его сияли золотом. Щечки рукоятки были выполнены из желтоватой, как пояснил всезнающий Тарасов, мамонтовой кости.
«Пернач», — сразу же определил Крюков. Новая разработка, пришедшая на смену легендарному «Стечкину». Пистолет, стреляющий при необходимости не только одиночными выстрелами, но и очередями.
Щеглов не скрывал почти детского восторга. Он вынул пистолет из футляра и помахал им над головой.
— Спасибо, дорогие друзья! — проговорил он.
Альбертыч щелкал фотоаппаратом, как заведенный. Следующий тост провозгласил толстый и важный начальник Отдела охраны и сопровождения полковник Лабухов. Он пожелал Щеглову так же успешно продолжать свой служебный рост вплоть до министерского кабинета. Присутствующие зааплодировали и дружно поддержали пророчество. В сущности, к Щеглову в управлении относились хорошо. Сотрудники других отделов завидовали его подчиненным. Он любил строить из себя либерального барина. Своих людей, как де Тревиль, командир мушкетеров Луи XIII, в обиду не давал, за ошибки взыскивал строго. Но мог и войти в положение…
Услышав пожелания поскорее стать министром, Щеглов вскочил с места и замахал руками.
— Эй, прекратите! Я вам что, уже надоел? Побыстрее избавиться от меня мечтаете? Нет, ребята, карабкаться выше мне ни к чему. Во всем надо меру знать, я же не карьерист. Закон Глеба Щеглова гласит: каждый человек должен знать пределы своей компетентности. Не жди, когда тебя задвинут. Сумей вовремя остановиться. И в министры я не хочу. Да и не потяну.
Но народ не соглашался и гнул свое.
— Потянете, Глеб Иваныч! Еще как потянете!
Водки было — хоть
