Глава II
Дама вне игры
Трудно сказать, которое из событий явилось для старейших членов клуба «Беллона» более неприятным: гротескная смерть генерала Фентимана прямо-таки посреди зала или в высшей степени непристойный приступ неврастении у его внука. Не возмущались лишь те, что помоложе: они слишком много знали. Дик Чаллонер, — в дружеском кругу известный как Чаллонер Луженое Пузико, благодаря тому, что обзавелся дополнительной запчастью после второй битвы при Сомме, — увел задыхающегося Фентимана в пустую библиотеку пропустить глоток-другой для подкрепления. Примчался секретарь клуба, в рубашке от парадного костюма и в брюках; на щеках его досыхала мыльная пена. Один-единственный взгляд — и он отослал взволнованного официанта проверить, не ушел ли еще доктор Пенберти. Полковник Марчбэнкс благоговейно накрыл застывшее лицо огромным шелковым платком и тихонько отошел в сторону. Вдоль коврика перед камином рядком выстроились озадаченные, растерянные беллонианцы. С каждой минутой круг разрастался, пополняясь свежими поступлениями: новоприбывших вести застигали еще в холле. Из буфета подоспело еще несколько человек. «Что? Старина Фентиман? — восклицали они. — Боже, Боже, что вы говорите! Вот бедолага! Верно, сердце не выдержало». И они тушили сигары и сигареты и оставались тут же: уходить никому не хотелось.
Доктор Пенберти как раз переодевался к праздничному ужину. Он поспешно сбежал вниз: застали его, собственно говоря, ровно в тот момент, когда он уже собирался уходить в ресторан: шелковый цилиндр сдвинут на затылок, плащ и кашне небрежно распахнуты на груди. То был худой, смуглый человек с резкими манерами, отличающими офицера медицинской службы от эскулапа, практикующего в Уэст-Энде. Собравшиеся у огня расступились, пропуская его вперед: все, кроме Уимзи, который бестолково мыкался у громадного кресла, беспомощно глядя на покойника.
Пенберти опытной рукой ощупал шею, запястья, коленные суставы.
— Умер несколько часов назад, — отрывисто бросил он. — Трупное окоченение вполне развилось — и уже сходит. — В качестве иллюстрации он качнул ногу покойного: нога свободно болталась в колене. — Я этого ждал. Сердце никуда не годилось. Сдать могло в любой момент. Кто-нибудь сегодня с ним разговаривал?
Доктор Пенберти обвел комнату вопрошающим взглядом.
— Я его тут видел после ланча, — заявил один. — Но заговаривать не заговаривал.
— Я думал, он спит, — подхватил второй.
Никто так и не припомнил, чтобы сам беседовал с покойным. Все так привыкли видеть старика Фентимана мирно дремлющим у огня!
— Ладно, пустое, — махнул рукой доктор. — Сколько сейчас времени? Семь? — Он спешно подсчитал что-то в уме. — Скажем, пять часов на то, чтобы наступило трупное окоченение… похоже, развилось оно очень быстро… он, должно быть, пришел в клуб в обычное время, уселся в кресло, да тут же и умер.
— Он всегда ходит пешком от Довер-Стрит, — встрял преклонных лет беллонианец. — А я ведь говорил ему, что в его возрасте такие нагрузки противопоказаны! Да вы меня слышали, Ормсби.
— Да, да, несомненно, — подтвердил багроволицый Ормсби. — Боже мой, разумеется, бесспорно!
— Ну что ж, тут уже ничем не поможешь, — проговорил доктор. Скончался во сне. Здесь найдется пустая спальня, куда бы его перенести, Кульер?
— Да, безусловно, — отозвался секретарь. — Джеймс, сбегай ко мне в офис за ключом от шестнадцатого номера, да скажи, чтобы кровать приготовили. Я так полагаю… когда трупное окоченение сойдет, мы сможем… э, доктор?
— Ну, конечно, вы сможете сделать все, что полагается. Я пришлю нужных людей обрядить покойника. И надо бы известить родственников; только лучше им не приезжать до тех пор, пока мы не приведем его в пристойный вид.
— Капитан Фентиман уже знает, — возразил полковник Марчбэнкс. — А майор Фентиман остановился здесь же, в клубе; он вот-вот появится. Кажется, есть еще сестра…
— Да, старушка леди Дормер, — подтвердил Пенберти, — она живет тут поблизости, на Портмэн-Сквер. Они вот уже много лет друг с другом не разговаривали. И все-таки, наверное, сообщить ей нужно.
— Я позвоню, — вызвался полковник. — Нельзя оставлять это дело на капитана Фентимана, беднягу сейчас лучше не трогать. Вы уж на него взгляните, доктор, когда здесь закончите. Очередной приступ — нервы, знаете ли.
— Хорошо, взгляну. Что, Кульер, спальня готова? Так понесли! Не возьмется ли кто-нибудь за плечи… нет, только не вы, Кульер, — ибо у секретаря осталась лишь одна здоровая рука, — Лорд Питер… да, спасибо… поднимайте осторожнее.
Уимзи просунул длинные, сильные руки под негнущиеся локти, доктор взялся за ноги; тело понесли. Все это напоминало гротескное, жутковатое шествие в день Гая Фокса: сгорбленный, жалкий манекен беспомощно болтался в воздухе из стороны в сторону, усиливая впечатление.
Дверь за ними закрылась, и напряжение ощутимо схлынуло. Кружок распался на группы. Кто-то закурил. Тиранка планеты, выжившая из ума Смерть на мгновение поднесла к глазам присутствующих свое тусклое зеркало, показывая неотвратимое будущее. И снова убрала его. Неприятность минула. Вот ведь повезло, что Пенберти — домашний доктор покойного. Пенберти знает, что к чему. И свидетельство о смерти выдаст. Никакого дознания. Никаких неудобств. Члены клуба «Беллона» могут отправляться на ужин.
Полковник Марчбэнкс направился к дальней двери, ведущей в библиотеку. В тесной передней между двумя комнатами находилась удобная телефонная кабинка для тех членов клуба, что не стремились вещать на публику в вестибюле.
— Эй, полковник! Не туда! Этот аппарат не работает, — сообщил беллонианец по имени Уэзеридж, провожая его взглядом. — Возмутительно, вот как я это называю. Не далее как нынче утром я собрался было позвонить… о, гляньте-ка! — записку уже сняли. Похоже, все опять в порядке. Сообщать надо, вот что я вам скажу!
Полковник Марчбэнкс сделал вид, что не расслышал. Уэзеридж считался клубным ворчуном, выделяясь даже на фоне этого сообщества доктринеров, страдающих расстройством пищеварения. Он вечно грозился нажаловаться комитету, изводил секретаря и на собратьев по клубу оказывал неизменный эффект застрявшей в пресловутом месте занозы. Все еще ворча, он возвратился к креслу и вечерней газете, а полковник вошел в телефонную кабинку и попросил соединить его с особняком леди Дормер на Портмэн-Сквер.
Очень скоро он уже спустился в вестибюль через библиотеку и в самом низу лестницы столкнулся с Пенберти и Уимзи.
— Вы уже известили леди Дормер? — полюбопытствовал Уимзи.
— Леди Дормер умерла, — сообщил полковник. — Горничная говорит, что она мирно скончалась нынче утром в половине одиннадцатого.
Глава III
На любовь закона нет
Спустя десять дней после этого примечательного дня перемирия лорд Питер Уимзи сидел у себя в библиотеке, почитывая редкую рукопись: Юстиниан, четырнадцатый век. Книга доставляла ему тем большее удовольствие, что была в изобилии снабжена иллюстрациями сепией: рисунок отличались деликатнейшей утонченностью, сюжет — не всегда. Тут же, на столике, под рукою стоял графин бесценного старого портвейна. Время от времени Уимзи подогревал свой интерес глоточком-другим, задумчиво поджимая губы и неспешно смакуя ароматный привкус.
Раздался звонок в дверь. Его светлость воскликнул: «О, черт!» и, навострив уши, прислушался к голосу незваного гостя. И, очевидно, остался доволен результатом, поскольку захлопнул Юстиниана и, едва открылась дверь, изобразил гостеприимную улыбку.
— Мистер Мерблз, милорд.
Вошедший, маленький, преклонных лет джентльмен настолько соответствовал типу семейного адвоката, что и характер его не содержал в себе ровным счетом ничего примечательного, если не считать беспредельного добросердечия, да слабости к мятным леденцам на соде.
— Надеюсь, я вас не обеспокоил, лорд Питер?
— Нет, сэр, Боже сохрани. Всегда рад вас видеть. Бантер, бокал мистеру Мерблзу. Счастлив, что вы зашли, сэр. «Кокберн» восьмидесятого года в компании и пить приятнее: в понимающей компании, я имею в виду. Знавал я некогда парня, который осквернял сей божественный напиток трихинопольской сигарой. Больше его не приглашали. Восемь месяцев спустя он пустил себе пулю в лоб. Не стану утверждать, что именно из-за этого. Но ему самой судьбой назначено было плохо кончить, э?
— Вы меня ужасаете, — серьезно возразил мистер Мерблз. — Много повидал я людей, приговоренных к виселице за преступления, которым, тем не менее, сочувствовал всей душой. Спасибо, Бантер, спасибо. У вас все в порядке, надеюсь?
— На здоровье не жалуюсь, вашими заботами, сэр.
— Отлично, отлично! Много ли нафотографировали за последнее время?
— Кое-что, сэр. Но лишь изобразительного плана, да простится мне такое выражение. В криминологическом материале, сэр, последнее время наблюдается удручающая недостача.
