- Боюсь, что не смогу помочь. - Жарков пожимает плечами. - Не видел... - Ну что ж, лиха беда начало, - говорит Комаровский, едва закрывается дверь за чемпионом. - Продолжим. Тучи, перевалившие через Мольку, заполонили небо. В окно ударяет дождь словно горсть песка сыпанули. Комаровский включает свет, и на ноже вспыхивает зайчик. Высокий хромой охотник, отставив в сторону клюку, рассматривает нож. Выражение настороженности появляется на его хмуром лице. - Анданов. На почте работает, - шепчет Дмитрий Иванович, - на медведей ходит, мастак! Охотник первоклассный. Анданов смотрит на нож с опаской, как на существо, готовое взбеситься. - Не видел раньше... Нет, не видел! Он выходит, постукивая клюкой. Одного за другим представляет Дмитрий Иванович новых охотников. Врач Малевич, тракторист Рубахин, летчик Бутенко. "Не знаю", "не видел"... Слесарь промкомбината Лях, рослый парень, добродушный и улыбчивый, с транзистором на ремне, едва взглянув на нож, заявляет: - Видывал это "перышко", У Шабашникова. Факт! Лях подписывается под протоколом, улыбаясь: он и не догадывается, какая мрачная трагедия привела нас сюда. Комаровский постукивает пальцами по столу. - Шабашников? Невероятно... Кстати, его пригласили? - Приглашали, - отвечает пожилой сутулый лейтенант, помощник Комаровского. - Он в загуле. Говорит, поминки справляет. Они соседи были с инженером. - Пригласите еще раз!.. - И близко этот Шабашников живет от дома Осеева? - спрашиваю я. - Близко. Через огород. - Помните, собака метнулась через забор? Это по направлению к дому Шабашникова? Тогда собака потеряла след - после такого ливня самая лучшая ищейка была бы беспомощна. Мы с майором Комоловым и экспертом вылетели в Коло-дин, как только в областном угрозыске получили сообщение об убийстве. Пилот мастерски посадил маленький ЯК на раскисшую площадку, усыпанную оспинами луж. Шеф во время полета был мрачен, то и дело кашлял в кулак - я не знал, что он решился вылететь с гриппом, при его-то сердце! Возле дома номер девять на улице Ветчинкина собралась толпа. Осеева уже увезли "а судебно-медицинскую экспертизу. Комаровский показал только что отпечатанные фотокарточки: Осеев лежал на пороге дома, голова свисала на ступеньки. Пока мы осматривали двор, приехал следователь прокуратуры, а вслед за ним врач - Комолов просил его прибыть побыстрее к месту преступления, чтобы потолковать с глазу на глаз. Майор предпочитал беседу любому, даже самому обстоятельному документу. Поэтому когда врач принялся зачитывать пять машинописных страниц, перейдя, наконец, к классическому: "осмотром и судебно-медицинским исследованием трупа установлено, что смерть наступила от..." - майор перебил его: - Чем? - Нож длиной не менее двенадцати сантиметров. Проникающее, в сердце. Умер сразу, сразу. - Следы борьбы? - Нет... Врач волновался. Видно, недавно окончил институт и к такой работе не привык. Он был заикой, говорил слегка нараспев и часто повторял окончания фраз. - Видите ли... Я осмотрел очень тщательно... Никаких следов. Борьбы не было, не было. - Ну, а ваши субъективные наблюдения? Я знал: майор с большим доверием относился к таким вот застенчивым ученым мальчикам. Он не терпел людей с апломбом. Врач оживился, почувствовав уважительное отношение милицейского начальника. - Судя по положению трупа, убийца ударил сразу, как. только открыли дверь. И - вы знаете? - был нанесен и еще один удар, но уже после фактической смерти. Комолов поморщился. - Просто зверюга, зверюга, - сказал врач. - Когда наступила смерть? - спросил майор. - Время мы знаем точно, - заметил Комаровский, - преступник уронил будильник, шаря на столе. В двенадцать ночи. В двенадцать и десять минут. Я представил себе эту ночную сцену: тусклый свет ;лампочки в сенях, фигуру Осеева, возникшую в проеме двери, и черную крутую спину убийцы с головой, убранной в плечи, - как хищник перед прыжком. Преступник знал, как надо действовать. Если бы он замахнулся, Осеев успел бы прихлопнуть дверь. Но удар был коротким и резким. Мы вошли в дом. Следы, оставленные грязными сапогами убийцы, вели в глубь коридора. Дом был просторный и пустой. Осеев, сравнительно недавно переехавший в Колодин, в ожидании семьи не обзаводился мебелью. В первых двух комнатах мы увидели голые бревенчатые стены и покрытый легким слоем пыли крашеный стол. Преступник сюда не заходил. Он направился прямо к кабинету - единственной обжитой комнате. Эксперт снимал и зарисовывал отпечатки, я непрерывно щелкал фотоаппаратом. Кое-где с сапог осыпалась глина, и я аккуратно собрал ее в конверты. Убранство кабинета было нехитрое. Две этажерки с книгами, старая, с прогнувшимся матрасом кровать, грубый, незастекленный буфет с посудой, медвежья шкура на полу, письменный стол в углу, у окна. Следы вели только в этот угол. Мы подошли к письменному, столу. Ящики были выдвинуты, какие-то бумаги валялись на полу. Будильник с разбитым стеклом лежал циферблатом вверх. Убийца, видимо, спешил. В верхнем ящике стола лежала раскрытая сберкнижка. Незадолго до трагической гибели Осеев снял с книжки около пятисот рублей. Денег в столе не было. Преступник предусмотрительно надел перчатки. Он оставил несколько жирных отпечатков на бумаге, покрывавшей стол. От пятен исходил едва уловимый запах бензина. Мы детально исследовали дом и двор, но больше ничего не удалось найти. Вскоре привезли собаку, толстолапую черную овчарку. Она было взяла след, но дождь уже смыл запахи. Неожиданно собака рванулась через забор, натянув длинный поводок, но дальше, за забором, беспомощно закрутилась и с виноватым видом легла на брюхо. - Кто живет в этом направлении? - спросил Комолов. Комаровский назвал фамилии соседей: Казырчук, Сажин, Шабашников... Поблизости от того места, где крутилась собака, стояла дощатая покосившаяся уборная. - Вызывай золотарей, - сказал шеф Комаровскому. Через три часа мы нашли в уборной узел. Нож и сапоги были завернуты в махровое голубое полотенце, похищенное в доме убитого. Край полотенца был оторван. ...Комолов, едва дойдя до гостиницы, свалился с ног: "Грипп по сердцу резанул". Тем временем мы получили первые результаты экспертизы: найденные нами сапоги действительно принадлежат человеку, входившему той ночью в дом Осеева. Зазубрина, имевшаяся на ноже, оставила характерный след, задев ребро. Через полчаса в контору правления охотничьего общества возвращается сутулый лейтенант. Он переминается с ноги на ногу у двери. - Не намерен Шабашников явиться, Борис Михайлович. Говорит: "У меня тоскливое состояние". Выпивши он. - Он понял хоть, почему его вызывают? - Да нет, где там. Сидит, с собаками разговаривает, как сыч какой-нибудь. - Не видел, чтобы сычи разговаривали с собаками, - сердито бормочет капитан. - Да он и тверезый с ними толкует с утра до вечера. Полагаю, от одиночества. - Что ж, поедем, составим ему компанию для беседы.
2
В гостиницу я возвращаюсь поздно, на улицах горят фонари, дождь гасит их и без того тусклый свет. Мерцает неоновая реклама, установленная над зданием. "Для Аэрофлота нет расстояний. Москва - через десять часов". Да, десять часов полета над таежным морем... Но как бы ни быстры были самолеты, все-таки расстояние остается расстоянием. В такой дождь до Москвы не десять часов, а все десять суток. Эн Эс не один, с ним врач - знакомый уже мне молодой человек, который говорит нараспев. - Вы зря отказываетесь лечь в больницу, - говорит он, ставя на рецептурном бланке пометку "Cito". - Вам это необходимо, необходимо. - Не смотрите на меня так мрачно, доктор, - почтительно отвечает Эн Эс. На сей раз я пригласил вас не как паталогоанатома, а просто как хорошего врача. - Ну уж, ну уж... - Мне нужен денек-другой. А потом отдых. Поддержите пока мой мотор, ладно? ...Прежде всего Эн Эс заставляет меня вскипятить чайник и переодеться. Плащ я выжимаю, как половую тряпку. - Хватит с нас одного больного. Майор не дает мне говорить, пока я не выпиваю две чашки густого чая, заваренного по особому, разработанному Комоловым способу, который у нас в управлении носит название "пришел с февральского дежурства". - Теперь давай по порядку. Помни: я ничего не видел. - Кажется, мы скоро можем закончить это дело, Николай Семенович. . - Ишь ты.Veni, vidi, vici*. * Пришел, увидел, победил (латин.). Любовь к латыни он сохранил еще с рабфаковских времен, когда собирался податься в фармацевты. "Не язык, а сама логика". - Выводы потом. Давай по порядку! - Хорошо... - И помни: я ничего не видел... Домишко Шабашникова стоял за ветхим забором, ворота висели на одной петле, открывая вход во двор. Повсюду были разбросаны какие-то хомуты, поленья, миски с собачьей едой. Достаточно было лишь беглого взгляда, чтобы убедиться: здесь живет бобыль. За сараем, через два или три двора, виднелась "круглая", на четыре ската, крыша. Это был дом убитого инженера Осеева. - Он чем занимается, Шабашников? . - спросил я у капитана. - Да так... Охотник. Можно сказать, профессионал. Шкурки сдает. Собаки у него знаменитые, щенками торгует. Сейчас увидите Найду - лучшая, говорят, лайка в Сибири, универсал. - Один живет? - Один. Мы вошли в дом после того, как на стук никто не отозвался. В доме было сумрачно. Хозяин сидел на кровати и, держа на коленях фокстерьера, разговаривал с ним. Поджарая лайка настороженно следила из-за шкафа. У ее ног барахтались два щенка. Здесь было собачье царство. Да и сам Шабашников показался мне похожим на служебного пса, получившего отставку по возрасту. Обвислые щеки, слезящиеся глаза, весь пожухлый, мятый.
