Мы снова сели на лошадей. Сумерки становились всё гуще, и я с тоской думала, что мероприятие оказалось не таким легким и занятным, как нам казалось. Мы ведь рассчитывали, что ещё засветло доберемся до скал, а оказались в непонятном, пугающем месте... и кто знает, где придется ночевать.
Позади запикал сотовый, это Кирилл пытался дозвониться до дома, мы клятвенно обещали сообщать, где мы и что с нами. Судя по звукам, дозвониться не получалось. Я придержала Байярда.
-- Нет связи, -- сообщил муж. -- Странно, днем все было в порядке.
-- Наверное, рельеф такой, что волны не проходят, -- неуверенно предположила я, потому что и в связи, и в волнах ровным счетом ничего не понимала.
-- Будем надеяться.
На всякий случай я попыталась позвонить со своей трубки, но она тоже только издавала растерянные трели, не в силах обеспечить контакт. А ведь нам гарантировали "роуминг по всему миру"!
Синий вечер смазывал очертание близких зарослей, и я не сразу поняла, что тропинка закончилась. Байярд остановился и тревожно заржал. Ромка спрыгнул на землю и попытался пройти вперед.
-- Стойте, здесь болото! -- раздался его крик.
-- Ты куда нас завел? -- раздраженно спросил Кирилл.
-- Не знаю, тут точно была тропинка к Заячьей пади, я эти места вдоль и поперек исходил, -- мальчишка вынырнул из темноты у самой лошадиной морды, и мой конь испуганно дернулся. -- А сейчас болото. Откуда оно тут взялось?
-- Ну, наверное, переехало -- от графского дворца сюда. По закону сохранения... -- Кирилл запнулся, -- по закону сохранения болот в природе. Хотя я тебе не верю ни на грош, сочинять ты, братец, мастак. Ну да ладно, раз проехать мы не можем, нужно возвращаться и ждать утра. Там разберемся.
-- Ты собираешься тут ночевать? -- мне стало не по себе.
-- Ну почему тут? Вернемся на луг, разобьем палатку, разведем костер, -- бодрился Кирилл.
-- Возле этого ужасного обгорелого дворца, где закопаны мертвые "графья"?
-- А что делать? Тут ведь рядом больше нет мало-мальски пригодных для ночлега мест. Точно? -- спросил он у Ромки.
-- Нету, -- подтвердил тот. -- Тут кругом либо болота либо густющий лес.
-- А "графья", -- слишком уж жизнерадостно продолжал муж, -- давно умерли, так что тихие. В этом мире нужно бояться живых, а мертвые никому ещё вреда не причинили.
Мне эта его фраза не понравилась. Но выхода действительно не было, и мы вернулись к дворцу Шеметовых. В темноте он был почти уже не виден, так что если не смотреть в ту сторону и не думать о нем, то вполне терпимо.
Первым делом Кирилл разыскал во вьюках мощный фонарик и топор. Сноп яркого света разрезал тьму, и сразу стало веселее. Мы довольно быстро набрали кучу валежника, и скоро уже на лугу горел, потрескивая, костер.
Мы кое-как поставили палатку и, усевшись у костра, стали ждать, пока закипит вода в котелке, чтобы заварить чай. Готовить что-то существенное уже не было ни сил, ни желания -- достали батон и колбасу и сделали толстые бутерброды. Только тут я поняла, насколько голодна. Кирилл предложил мне выпить коньяка из припасенной фляжки, но я отказалась. Ромка жевал молча, он больше не заговаривал о возвращении домой. Видимо, решил заночевать с нами, трусишка. Хотя если бы мне сейчас предложили идти куда-то одной, в темноте... Хлеб с колбасой встали у меня поперек горла, потому что сзади отчетливо послышались чьи-то шаги.
Кирилл, не торопясь, поднялся во весь свой немалый рост.
Ромка опустил руку с зажатым в ней бутербродом и уставился круглыми глазами мне за спину. Я обернулась.
Он вступил в круг света -- среднего роста, гибкая тонкая фигура и неожиданно широкие, сильные плечи. Черная шелковая рубашка и черные брюки, заправленные в пижонские сапожки. Темные слегка вьющиеся волосы зачесаны назад, открывая высокий лоб. Тонкие усики и надменные, неожиданно яркие на бледном лице губы. Мне не нравятся мужчины такого богемного типа. Обычно они эгоистичны и избалованны.
-- Вечер добрый, -- произнес гость спокойно. А вот голос у него приятный, глубокий и низкий, мужской. Хотя у Кирилла лучше. Почему я сравниваю?
-- Здравствуйте, -- муж вглядывался в пришельца довольно напряженно. В глухом лесу, где кроме одного парнишки, мы за весь день не встретили ни души, вдруг разгуливает некий франт.
-- Здравствуйте, -- эхом повторили мы с Ромкой.
-- Вижу, что вы случайно оказались в здешних местах, -- незнакомец улыбнулся и подошел к костру.
-- Вообще-то, мы хотим добраться до скал, -- Кирилл снова уселся к огню, убедившись, что гость пришел один и с пустыми руками, без оружия. -Милая, вода закипела, где у нас заварка?
Я протянула ему пачку "Липтона".
-- Вы, конечно, не откажетесь от чашки чая с коньяком? -- Кирилл сыпанул в котелок заварку и снял его с огня.
-- Не откажусь, -- снова улыбнулся гость. Сверкнули безупречные зубы. -- Но вначале, если позволите, представлюсь. Николай. Приехал для сбора материалов, так что живу тут бирюком.
-- Каких материалов? -- сразу заинтересовался Кирилл, доставая серебряную фляжку с коньяком и пластиковые стаканчики. -- Ну, за знакомство. Я -- Кирилл, это моя жена Яна. А сей отрок -- Ромка, местный краевед и наш неудачливый проводник. -- Он подмигнул насупившемуся было мальчишке.
-- Книгу я собираюсь писать об истории графов Шеметов, вот и приехал посмотреть, что осталось от имения, -- пояснил гость, пригубливая стаканчик. -- А ведь отличный коньячок, право слово, отличный.
-- Шеметовых? -- удивился Кирилл.
-- Не Шеметовых, а Шеметов. Может быть, читали "Локис" Проспера Мериме? Он как раз об одном представителе этой фамилии, графе Михаиле. Но это совершенно другая ветвь -- западная, а я хочу писать о здешних Шеметах, восточных. Это их уже местные жители Шеметовыми окрестили.
Я заметила, что Ромка слушает Николая, раскрыв рот, хотя вряд ли он читал Мериме.
-- Вы хотите написать о том, как сожгли поместье, а хозяев расстреляли? -- не выдержала я.
-- Об этом -- в конце. История рода интересна во многих отношениях. А гибель... мученическую смерть последние из Шеметов приняли от своего же отпрыска, в каждой семье не без выродка, -- Николай поморщился и допил коньяк.
-- Как это? -- удивилась я. -- Разве их не крестьяне с большевиками казнили?
-- Они, родимые, -- Николай отвечал мне, но словно избегал встречаться взглядом. -- Да только кто привел их? Кто безжалостно стрелял в старого графа и его жену, кто взорвал фамильный склеп, а потом плеснул керосином на книги в библиотеке и поджег?
-- И кто? -- мне вдруг стало зябко возле пылающего костра.
-- Младший сынок, убийца и изгой. Не ведали, что творили, когда от каторги спасали, вот он и отплатил им.
-- Расскажите! -- выдохнул Ромка и даже привстал.
-- Вкратце история такая. Было у графа Шемета два сына. И надумал старший жениться на воспитаннице отца, красавице и умнице Наденьке. Да только перед самой свадьбой нашли его убитым. Поехал на охоту и не вернулся, застрелил кто-то. И видели рядом с тем местом младшего сына, который, как говорили, проходу невесте брата не давал. Арестовали было убийцу, но старый граф связи имел -- договорился с кем надо, и дело замяли. Дескать, сам охотник по неосторожности на курок нажал. Больше младшего сына отец видеть не хотел, отправил за границу. И вот как вышло -- вернулся тот нехорошим летом восемнадцатого года с отрядом матросов и толпой пьяных крестьян в родной дом и отомстил.
-- А Наденька? -- не выдержала я.
-- Наденька сразу после гибели жениха ушла в монастырь, и о судьбе её ничего не известно.
-- Здорово... -- восхитился Ромка.
-- Что же тут здорово? Братоубийство и убийство родителей -- это страшно, -- не согласилась я.
-- Рассказывает здорово, -- уточнил мальчишка. -- А книжку я непременно куплю, это же всё тут было.
-- Ну что, не сильно я вас напугал? -- улыбнулся Николай. -- Пора мне, завтра вставать рано. Он легко встал и, не оглядываясь, зашагал, растворяясь в темноте. Когда звуки шагов затихли, Кирилл пожал плечами:
-- Странный какой-то.
-- Писатели все странные, -- я зевнула. -- Давайте-ка ложиться спать, у меня уже глаза слипаются.
Что меня разбудило - не знаю. Может быть, крикнула ночная птица или просто я вздрогнула во сне. Рядом тихо похрапывал Кирилл. Он всегда храпит, когда выпьет, хотя делает это крайне редко. И тогда его из пушки не разбудишь.
Сон слетел, словно его и не было. Я поерзала, пытаясь устроиться поудобней, но твердость земли ощущалась сквозь спальник и вызывала раздражение. Всё-таки я неженка. И ещё какая неженка!
Похлопав в темноте глазами, я вылезла из мешка, погладила по щеке безмятежно дрыхнущего мужа, обулась и расстегнула молнию палатки. Снаружи было темно, ни малейшего намека на рассвет. Значит, спала я совсем недолго, ведь летом светает рано. Колкие холодные звезды вразнобой мигали на небе. Стоп, а наш костёр? Ромка остался ночевать около него, в палатку лезть отказался. Мы соорудили ему удобную постель из двух наших курток, и он тут же уснул, свернувшись трогательным калачиком. Но теперь костер потух и ничего не видно.
