Он дал мне оба адреса.
- Пожелает ли миссис Фэблон поговорить со мной?
- Не вижу, почему бы нет. Она мать Джинни, и она заинтересована в том, чтобы с Джинни было все в порядке.
- А как миссис Фэблон относится к Мартелю?
- Я с ней не говорил об этом. Мне кажется, он ей нравится, как, впрочем, и всем другим.
- Что можете сказать о ее отце?
- Его больше нет.
- Что вы имеете в виду, Питер?
Вопрос его несколько озадачил. Он засуетился и, не глядя мне в глаза, произнес:
- Мистер Фэблон умер.
- Недавно?
- Шесть или семь лет назад. Джинни все еще не может оправиться. Она его безумно любила.
- Вы ее знали тогда?
- Я знал ее всю жизнь. Я полюбил ее, когда мне было одиннадцать лет.
- Как давно это случилось?
- Уже прошло тринадцать лет. Я понимаю, это несчастливая цифра, добавил он таким тоном, будто был в этом виноват.
- Сколько Джинни лет?
- Двадцать четыре. Мы ровесники. Но она выглядит моложе, а я старше.
Я задал ему несколько вопросов и о другом человеке.
Фрэнсис Мартель сам сидел за рулем своего "бентли", когда прибыл в Монтевисту около двух месяцев назад в дождливый мартовский день и поселился в доме Бегшоу, который он снял с полной меблировкой у вдовы генерала Бегшоу. Старая миссис Бегшоу ввела его, очевидно, в Теннисный клуб. Мартель редко появлялся там, а когда появлялся, то уединялся в своей кабине на втором этаже. Самым неприятным было то, что Джинни тоже уединялась вместе с ним в этой кабине.
- Она даже ушла из колледжа, - сказал Питер, - для того, чтобы все время быть с ним.
- А в какой колледж она ходила?
- В Государственную школу Монтевисты. Она завершала курс французского языка. Вирджиния всегда увлекалась французским языком и литературой. Но она бросила все так вот запросто, в один день.
Он попытался щелкнуть пальцами, но щелчка не получилось.
- Может быть, она хотела иметь более солидную опору?
- Вы имеете в виду, что ей нравится то, что он выдает себя за француза?
- Откуда вам известно, что он не француз на самом деле?
- Я чувствую фальшь, когда встречаюсь с ней, этой фальшью, - ответил Питер.
- Но Джинни этого не чувствует.
- Он ее словно загипнотизировал. У них не нормальные здоровые отношения. Тут все перепуталось и с ее отцом, и с тем, что он был наполовину француз. Она целиком отдалась этим занятиям французским и литературой в том году, когда умер отец, а сейчас она просто больна этим.
- Я не совсем понимаю.
- Я знаю, что выражаюсь не очень ясно. Но меня она очень беспокоит. Я слишком много ем, я даже перестал взвешиваться. Я, должно быть, вешу двести футов, даже больше.
Он нежно погладил свой живот.
- Надо побольше двигаться.
Он с недоумением посмотрел на меня:
- Прошу прощения?
- Ходите на берег и побольше бегайте.
- Я не могу, я слишком подавлен.
Громко хлюпая, он допил свой стакан.
- Вы займетесь этим делом немедленно, мистер Арчер, не так ли?
2
Монтевиста - это жилой район, соседствующий с морской гаванью на Тихоокеанском побережье. Там находится небольшой торговый центр, который получил название "Деревенская площадь". Владельцы этих, сработанных под деревенские, лавочек и магазинчиков, выдают себя за деревенских простаков, наподобие того, как жители Версаля в Париже изображают из себя крестьян.
Я получил наличные по чеку Питера в местном отделении Национального банка на Тихоокеанском мысе. Процедура требовала санкции управляющего по имени Мак-Минн, остроглазого молодого человека в консервативном сером костюме. Он сообщил, что знает семью Джемисонов очень хорошо. Старший из Джемисонов состоял даже в Совете директоров банка.
Мак-Минн с явным удовольствием сообщил об этом факте. Для него деньги обладали некоей духовной силой, которую можно осязать, даже просто разговаривая о людях, их имеющих. Я продлил испытываемое им удовольствие от беседы, спросив, как добраться до дома Бегшоу.
- Вы вернетесь назад к подножию гор. Впрочем, вам нужна карта.
Он поискал на дне ящика своей конторки и достал карту, на которой сделал несколько пометок.
- Я полагаю, вам известно, что генерал Бегшоу умер.
- Сожалею слышать об этом.
- Для нас это была существенная потеря. Он всегда пользовался нашими услугами. Миссис Бегшоу, конечно, осталась с нами. Если вам нужна миссис Бегшоу, то она живет теперь в одном из коттеджей в Теннисном клубе. Дом она сдала человеку по имени Мартель.
- Вы его знаете?
- Я видел его. Он пользуется услугами нашего банка в городском отделении.
Мак-Минн бросил на меня быстрый подозрительный взгляд.
- Вы знакомы с мистером Мартелем?
- Нет еще.
Я направился обратно к подножию гор. Склоны были все еще покрыты свежей зеленью, бурно разросшейся от прошедших дождей. Белые и пурпурные цветы на ветвях источали аромат жасмина.
Остановив машину возле почтового ящика дома Бегшоу, я осмотрелся внизу блестела гладь океана, повисшего на линии горизонта как неимоверно голубое выстиранное белье. Мне пришлось подняться наверх, и я почувствовал разницу в температуре воздуха, будто я приблизился к полуденному солнцу.
Дом стоял одиноко в начале лощины в нескольких сотнях футов над дорогой. Он выглядел снизу крошечным, как птичье гнездышко. Задняя дорога вела к нему от того места, где я запарковался.
Машина, с убирающимся верхом, гремящая коробкой передач, ползла вверх со стороны города. Она миновала меня - старый черный "кадиллак" - и остановилась.
Водитель выбрался из нее и подошел ко мне. Это был среднего роста мужчина в шерстяном пиджаке и хорошей серой шляпе, надетой набекрень. Он двигался с какой-то наигранной агрессивностью. Я не сомневался, что это и был тот самый "детектив" Питера, но для меня он не выглядел детективом. Вокруг него витал какой-то дух непрерывных неудач - будто он сам источал его.
Я вынул свою записную книжку и на его глазах демонстративно записал номер его "кадиллака". Это был калифорнийский номер.
- Что вы записываете?
- Поэму.
Он просунул руку через открытое окно за моей записной книжкой.
- Дайте взглянуть, - потребовал он резким голосом. Глаза его беспокойно бегали.
- Я никогда не показываю незаконченных работ.
Закрыв книжку, я сунул ее в нагрудный карман. Затем стал поднимать стекло. Он выдернул свою руку, прислонился лицом к стеклу, которое сразу же запотело от его дыхания.
- Я хочу знать, что вы написали обо мне.
Он вынул из кармана маленькую камеру и наставил объектив на стекло, что было очень глупо и бестолково.
- Что вы там написали обо мне?
Возникла непредвиденная ситуация, которую я хотел бы избежать. Поскольку атмосфера накалялась, бессмысленные и злобные перепалки, подобные этой, могли закончиться скандалом. Я вышел через правую дверцу, обошел машину спереди и подошел к нему.
Пока я сидел в машине, казалось, что его "кадиллак" рычал на мой "форд". Теперь мы оба стали людьми. Он был ниже и потоньше. Его вопли прекратились. Он весь переменился. Он вытер рот тыльной стороной руки, будто изгоняя злого духа, овладевшего им и заставившего поднять этот крик. Выражение растерянности проступило на его лице.
- Я же не сделал ничего плохого, не так ли? У вас не было причины записывать мой номер.
- А это мы посмотрим, - произнес я строго и официально. - Что вы здесь делаете?
- Любуюсь пейзажем. Я - турист.
Его глаза блуждали по окрестным холмам, будто он впервые был за городом.
- Это же общественная дорога, ведь так?
- У нас есть сведения о человеке, похожем на вас, который прошлой ночью выдавал себя за полицейского.
Он скользнул взглядом по моему лицу, затем поспешно отошел.
- Это был не я. Я здесь впервые.
- Разрешите взглянуть на ваши водительские права.
- Послушайте, - произнес он, - мы можем разойтись мирно. У меня не много денег, но имеются кое-какие источники доходов.
Он вытащил единственную десятку из поношенного кожаного портмоне и воткнул ее в нагрудный кармашек моего пиджака.
- Получите и купите что-нибудь вашим ребятишкам. И зовите меня Гарри.
Он натянуто улыбался. Его передние зубы при этом обнажились и были похожи на две стамески. Но улыбка, которую он пытался изобразить, быстро улетучилась. Я вынул десятку из кармашка, разорвал ее пополам и вернул ему кусочки.
У него буквально отвалилась челюсть.
- Это же десятидолларовая бумажка. Вы, должно быть, сумасшедший, если рвете такие деньги.
- Вы можете склеить их клейкой лентой. А теперь все же разрешите мне взглянуть на ваши водительские права, прежде чем вы совершите новое нарушение.
- Нарушение? - он произнес это так, как больной произносит название своей болезни.
- Взятка и оскорбление официального лица являются проступком, Гарри.
Он огляделся вокруг, будто боялся снова что-нибудь нарушить. Бледная маленькая луна висела в уголке неба, как отпечаток пальца на окошке.
