— Я тогда тоже пойду.
Я никак не мог научиться всем подряд говорить «ты». Десятилетняя разница в возрасте между мной и капитаном, в положении тут не позволяла фамильярничать, да и внутри что-то мешало. Старался обходиться общими фразами. Странный же из меня получился мент.
— Иволгин, ну чего тебе там? — удивился капитан. — Хотя, иди, у тебя вроде как нюх был. Но только одно — если будешь мешаться, я — не как раньше. Просто стой в уголке и смотри.
Дурная память у капитана, ох, дурная. Никак не хочет забыть мою помощь. Я предложил закурить, он небрежно взялся за выбитую из пачки гильзу, покрутил в пальцах. Положил за ухо и взял еще одну. Машина «скорой» вдруг схватилась с места и, взвыв сиреной, умчалась.
— Ну пошли, чего жариться.
Нынешнее лето только начиналось, температуры едва поднимались до двадцати, а вот капитана и эти градусы бросали в жар, рубашка пропиталась потом, лицо покраснело. Внутри него и прежде что-то кипело, выплескиваясь через край. Как тогда, в деле об убийстве двух гастарбайтеров. Я отправился за ограду.
Возле железной двери черного хода стояла новенькая машина криминалистической лаборатории, только что купленная игрушка. Капитан перебросился парой фраз со спецами, докуривая, затем нарочито вежливо пропустил меня вперед и вошел следом.
Пройдя короткий коридор, мы попали в громадный зал высотой метров в шесть и длиной не меньше пятидесяти метров. Окна остеклены кубиками поликарбоната песочного цвета, пропускавшие тусклый свет с улицы. Помещение неуютное, будто заброшенное, стены не окрашены, под ногами — хрусткая бетонная крошка. И семь бассейнов во всю ширину, один за одним, с побившимся кафелем. Какие-то трубы на дне, уходящие в стены, пробирающиеся к массивным агрегатам у стен, новым, блестким, надежно закрытым на врезные замки. Силовые кабели лианами расползались по стенам, исчезали в широченном отверстии у противоположного входа.
Я подошел к краю бассейна — ржавая темная вода доходила до середины, глубина — метра полтора. Прошел вдоль помещения, вот, шестой бассейн разрушен взрывом. Сравнительно недавно — выплеснувшаяся вода еще не успела окончательно высохнуть. На дне — обломки труб, рваные провода, какие-то заборники, решетки, фильтры. Система охлаждения? Что же надо так охлаждать?
Капитан не удосужился осмотреться, за него это сделают другие. Стоял у края первого бассейна, поглядывал на меня и уточнял по телефону у секретаря, когда прибудут сотрудники. Через два часа, никак не раньше, сегодня у них выходной, все за городом. Всего в лаборатории работало двенадцать человек, посменно. Но позавчера Коротков дал троим долгожданный отгул на весь конец недели, в прошедшую ночь он должен был сам закрыть помещения и дать распоряжения сторожу. «Оборудование дорогое?» — тут же поинтересовался капитан. Судя по его присвисту, цена оказалась не маленькой. Тогда почему один сторож? Чтоб внимания не привлекать? А как же секретность… ах вот оно что, дверь, сканирующая отпечатки пальцев… да, это сильно. Он разорвал связь, недовольно качая головой. И потребовал соединить его с представителем спонсора.
Я прошел в саму лабораторию — неуютное помещение из стекла и металла. Раскуроченные двери с хитроумными замками. Видимо, прежде всего тут спасатели искали источник отравления сторожа. Несколько комнат-отсеков вскрыть так и не смогли, я заглянул в свободные. Чисто, аккуратно, чувствовалось, здесь закончили работу, привели все в порядок и ушли. На первый взгляд, нет следов взлома, борьбы, никаких повреждений. А вот тут нечто для испытания электрических разрядов — знакомые по школе вольтовы столбы, силовые установки, клетка Фарадея. Интересно, какие эксперименты проводил Коротков? Приручал шаровую молнию? Или что-то совсем иное? Подумалось: где-то здесь должны быть недавно работавшие приборы, ведь в бассейне бухнуло не просто так. Не то прорвало систему охлаждения, не то ее повредили… хотя почему я решил, что это система охлаждения, оттого, что тот зал чем-то напомнил мне видео с АЭС?
Я вышел, поискал глазами «ауди». Сел. Женя даже позы не изменила, уткнувшись подбородком в руль, сложив кулаки перед собой, так и сидела, глядя в никуда.
— В лаборатории произошел взрыв, но ничего страшного, пострадал только сторож. Я все осмотрел.
— Ты меня бросил. — Я едва расслышал ее слова. — Я ждала, ждала, а тебя все не было. Мне звонили по поводу лаборатории, можешь не утруждать себя рассказами.
— Я тебе подал знак.
— А я поняла? Подойти трудно было? Приклеился к жиртресту, боялся, что с собой не возьмет, да?
— Нет, но я хотел все сперва сам осмотреть… — Как же трудно сказать самому близкому человеку одно такое простое слово. Женя по-прежнему смотрела сквозь лобовое стекло в никуда.
— Прости, — наконец, выдавил я.
— За что? Я просто тут сидела, никому не мешала, ты мог бы и вечером подойти, все объяснить. Чего спешить-то. Подумаешь, решила, что ее муж где-то в лаборатории, может, при смерти, может, уже умер. Ерунда. Важнее самому все осмотреть. Всех расспросить, все услышать…
Она замолчала так же неожиданно, как и заговорила. Я молча смотрел на ее тонкие пальцы, вцепившиеся в руль, на ногти с рисунком. Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем она повернулась ко мне.
— Ты меня прости. Я сама не своя с тех пор, как Стас пропал.
— Да я все понимаю. — На самом деле не понимал ничего. И снова ляпнул: — Сторож траванулся серьезно, его пока не допрашивают. Жень, видимо, придется платить. Капитан возбудит дело о нанесении вреда здоровью, а искать подозреваемых он не любит. И со сторожем придется мировую подписывать…
— Да плевать мне сейчас на это, слышишь? Я хочу, чтоб ты мужа моего нашел.
Помолчали.
— Ты сам-то как сейчас? Работа есть? — Ну что, рассказывать ей, кем я подрабатываю и за сколько? Лучше сказать, что свободен как ветер. Да, так оно и честнее будет, не думаю, что меня надолго удержит нынешняя должность. Да и начальство намекало пару раз на возможную замену.
— Я тебя нанять хочу, — сквозь ватную тишь салона донеслось до моего сознания. — Как частного детектива, чтоб ты Стаса нашел.
— Ты как будто сериалов насмотрелась. Да купи я сегодня диплом, у меня прав будет, как у разносчика газет, даже меньше. Частные детективы, они же — только кошек искать горазды.
— Я буду платить тебе десять тысяч в день! — почти выкрикнула она. И чуть более спокойно продолжила: — Ты был хорошим ментом. Входы и выходы знаешь, нужных людей, вон, тоже. Ты столько дел вытягивал, когда другие ручки складывали, когда на тебя перекладывали, когда… Ты обязательно его отыщешь. Я верю. — И замолчала, впившись в меня взглядом. Я опустил глаза.
— Позвони адвокату. И спонсору… Владику этому, — ответил я едва слышно. Кажется, она кивнула. — Тебе лучше уехать. Я разберусь и найду тебя.
Лаборанты стали прибывать довольно быстро, хотя вроде секретарь уверял, что и добираться им непросто, и связи нет — но стоило помянуть полицию, явились.
Вот только расспросы дали какие-то странные результаты. Ни один из них не мог ответить на простой вопрос, чем именно они занимались. Капитан нажал на прибывших, поочередно загоняя в зал с клеткой Фарадея и требуя объяснений. Тут только выяснилось, что каждый подписал соглашение с Коротковым о невмешательстве в его дела и неразглашении информации, принадлежащей нефтегазовому гиганту. Всех этих ребят брали из закрывшихся НИИ, с университетских кафедр, платили солидные деньги, и они предпочитали не задавать вопросов.
Так чем же? — не отставал капитан. В ответ они снова мялись. Он зашел с другого бока: чем лично они занимались под началом профессора? Собирали приборы, готовили эксперименты, подгоняли переменные — в общем, служили подсобным персоналом. Коротков все делал сам — высчитывал, обрабатывал, на несколько дней запирался в лаборатории, готовил новые серии опытов. Кроме того, сотрудники перепрограммировали приборы, выметались, возвращались, снова менялись и снова исчезали. Короткова здесь не любили, но все же уважали — как последнего ученого-одиночку. Кто-то сравнил его с Ломоносовым. Кто-то, в ответ, с Пифагором, кто-то посмеивался. Капитан зло кашлянув, задал новый вопрос — в последние дни все было как всегда? Да тут как всегда никогда не бывало, был ответ. Капитан матюгнулся, лаборатория стихла.
Коротков выглядел всякий раз по-разному, но это для него норма. Настроение его менялось час от часу, особо в последние месяцы, когда что-то начало получаться. То он был рад до умопомрачения, то столь же мрачен и гонял всех подряд. То приглашал в ресторан, то отменял собрание. С марта так. А последние опыты прошли на редкость удачно. Коротков был рад, но тих. Еще раз распорядился повторить предыдущую партию экспериментов. Сотрудники разъехались по дачам — сезон, да и обычно профессора все выходные не вытащишь из лаборатории. А тут…
