Я должен торопиться — кто знает, когда за мной придут.
Что же положило начало этой истории? Трудно сказать. Возможно, тот день, когда Матос, о котором я вот уже десять лет ничего не слышал, позвонил мне на мобильный и предложил эту нелепую работу или, может быть, истоки ее кроются в нашей давней дружбе с Хуаном Дельфоро — журналистом, который уже больше двадцати лет назад снял соседнюю квартиру в доме на улице Эспартерос в Мадриде. Он мечтал стать писателем и поэтому просил меня подробно рассказывать ему о работе полицейского, и я согласился, даже не представляя себе, к каким переменам в моей судьбе это приведет.
Каждый раз, когда я мысленно возвращаюсь к тем событиям и думаю о том, во что превратилась моя жизнь, мне вспоминается Хуан Дельфоро и годы, когда я рассказывал ему о своей службе. Дельфоро хотел знать все: как разговаривают преступники, где они обитают, каковы их взгляды на жизнь… «Я хочу писать о жизни бедноты, Тони», — повторял он. И я брал его с собой в грязные трущобы, в жалкие лачуги и общежития эмигрантов, в самые захудалые бордели, где собирались настоящие отбросы общества, жалкое отребье, не имеющее ни малейшей надежды на сколько-нибудь приличное будущее. Благодаря мне он побывал на самом дне и познакомился с его обитателями — нищими, проститутками, карманниками, алкоголиками, сумасшедшими убийцами и наркоманами, умирающими от передозировки. Он смог постигнуть суть их никчемной жизни, узнать все то, о чем они говорили и думали. Теперь я точно знаю, что наши тогдашние путешествия очень помогли ему в написании большей части романов.
Совершенно очевидно, что мне следовало послать его куда подальше еще двадцать лет назад, но я не сделал этого и, как ни странно, никогда в жизни о том не жалел. И не исключаю, что причиной всему стала какая-нибудь скрытая саморазрушительная черта моего характера.
Эта история произошла давно, и я забыл о ней до поры до времени.
Со дня смерти Лидии прошло восемь лет, и в описываемый период я уже давно бросил службу в полиции и работал на Драпера. Оглядываясь назад, я не могу сказать точно, почему не остался ни с одной из женщин, которых любил, и как превратился в одинокого, усталого путника, бредущего по дороге жизни. Я остро чувствовал тогда, что неумолимо приближаюсь к порогу старости, почти физически ощущал, как время мое проходит, утекает сквозь пальцы, словно песок.
Думаю, правильным все же будет считать, что эта история началась в один из сентябрьских дней 2000 года, когда в такси, везущем меня в Мадрид, раздался звонок мобильного телефона. Осеннее утро было наполнено густым и ядовитым воздухом большого города. Солнце еще не до конца встало, а я уже направлялся в контору Драпера. Автомобиль бесшумно скользил по Пасео-де-Эстремадура мимо темных зданий, чьи силуэты смутно угадывались в зловонной дымке, поднимающейся от расположенной неподалеку речки Мансанарес. Несколько часов назад я выехал из Сафры, довольно большого и процветающего городка в провинции Бадахос, где наконец-то смог задержать так долго разыскиваемого мной мошенника. Типа звали Сифуэнтес. Умело используя фальшивые кредитки, он наделал долгов в разных притонах в предместьях Мадрида на общую сумму в более чем полтора миллиона песет. Свой последний подвиг этот герой совершил в «Чики-клубе», заведении, находящемся в городке Торрелодонес. Его хозяйка Кармен Буранда, известная также как Лысая Карминья, непостижимым образом исхитрилась найти всех, кто пострадал от рук этого мошенника, и вместе они подсчитали общий ущерб. Потом Кармен обратилась за помощью в агентство Драпера, пообещав в награду тридцать процентов от возвращенных денег. Я потребовал себе десять плюс накладные расходы.
Больше двадцати дней мне понадобилось на то, чтобы изловить афериста. Я облазил вдоль и поперек всю Эстремадуру, пока не узнал, что негодяй живет в Сафре. С этого момента дело стало совсем простым — мне не составило ни малейшего труда мирно договориться с ним. Сифуэнтес оказался вполне респектабельным жителем Сафры — хозяином небольшого колбасного производства, главой семейства, постоянным прихожанином доминиканской церкви, да к тому же еще и членом местного совета. Короче говоря, ему было что терять. Стоило лишь слегка надавить на него, пригрозив разглашением информации о поездках в злачные места Мадрида, как он немедленно выписал чек на требуемую сумму.
Так что в то хмурое утро я возвращался в столицу с чувством выполненного долга, предвкушая, что в ближайшее время получу свои сто пятьдесят тысяч песет.
Таксист, который меня вез, парень с серьгой в правом ухе, был из тех людей, что ни секунды не могут находиться в тишине. Сначала он пытался втянуть меня в разговор, несколько раз подряд заводя речь о том, как сильно изменилась Сафра за последние десять лет, потом, поняв тщетность своих попыток, перекинулся на метеорологию, а уж когда прозвучала проклятая фраза «если бы я был председателем правительства…», я прикрыл глаза и буквально заставил себя задремать.
Самое ужасное, что, когда мы проезжали через мост Сеговии, зазвонил мобильный, и мне ничего не оставалось делать, как ответить. Я чуть ли не впервые в жизни пользовался этим маленьким новомодным телефончиком — мне его подарил один тип по кличке Хуанг-Китаец, и я еще толком не разобрался, как управляться с этой штуковиной. Пальцы мои казались огромными сардельками, неуклюжими и слишком толстыми, чтобы нажимать на крохотные кнопочки.
В конце концов я все же ухитрился найти нужную клавишу, и в трубке зазвучал мужской голос, показавшийся мне смутно знакомым:
— Тони?
— С кем я говорю?
— Матос. Помнишь меня?
Я помолчал немного, размышляя. Очень мало кому известен этот номер. Я был когда-то знаком с одним Матосом, молодым адвокатом, работавшим в юридической службе епископата, но это никак не мог быть он. Прошло слишком много времени.
— Матос, адвокат? Кристино Матос?
— Черт возьми, Тони, он самый! Неужели ты меня еще помнишь?
— Может, я и страдаю склерозом, но не до такой степени. Кто дал тебе мой телефон?
— Это не важно. Как жизнь?
— Спасибо, не жалуюсь, скриплю потихоньку. Ты как?
— Я? Отлично! Все так же пью отличный джин Sappire Medalla de Oro. А ты все еще предпочитаешь покупать в разлив у старины Хусто?
— Матос, — сказал я, — кончай зубы заговаривать, твоя болтовня становится назойливой. Кто тебе дал этот номер?
— Драпер.
— Как раз сейчас направляюсь к нему в офис. Чего тебе надо?
— Хочу встретиться с тобой сегодня вечером. Нам нужно кое-что обсудить. Давай вместе поужинаем. Я приглашаю.
Кристино Матос, по крайней мере тот Матос, которого я знал молодым, был жаден как последний ростовщик. Один из тех людей, которые, когда после посиделок приходит время всем скидываться и оплачивать счет, вдруг испытывают непреодолимое желание отлить и скрываются в туалете.
— Что ты хочешь со мной обсудить?
— Я не могу сказать этого по телефону. Ты знаешь, где находится ресторан «Жокей»? — Он задал вопрос, но не стал дожидаться ответа. — Приходи туда сегодня в половине десятого. У меня заказан столик.
— Сегодня вечером я играю в покер. До свиданья, Матос.
Я прервал разговор и сунул мобильник в сумку. Парень с серьгой в ухе не замедлил воспользоваться воцарившейся тишиной, чтобы вновь попытаться завладеть моим вниманием:
— Так вот, шеф, как я уже говорил, если бы я был председателем правительства Испании, то обложил бы каждую бутылку специальным налогом… ну, скажем, в пятак. И еще три песеты за каждую пачку табака… Так вот, только прикиньте, на эти деньги можно было бы отстроить школы по всей стране!
Я прервал не в меру разговорчивого шофера:
— Слушай, парень, если тебе скучно, включи радио, ладно?! Только не громко, я попытаюсь еще немного поспать.
Я прикрыл глаза и откинулся на спинку сиденья. Мы давно миновали мост Сеговии и уже поднялись на холм Сан-Висенте, чтобы потом проехать до площади Испании, свернуть на улицу Сан-Игнасио и подняться по Аманиэль до улицы Ла-Пальма. Конечной точкой нашего маршрута должен был стать дом номер пятьдесят семь по улице Фуэнкарраль, где, сидя в своем офисе, меня дожидался Драпер.
Таксист негромко включил радио. Тихое бормотание приемника и мягкое покачивание движущегося автомобиля погрузили меня в воспоминания о Кристино Матосе. Мы познакомились с ним в 1990 году, когда я еще работал в полиции и входил в состав группы «Ночной патруль» комиссариата Центрального округа. Он появился на горизонте в связи с делом настоятеля церкви Святого Лазаря, находящейся на улице Десэнганьо. Тот пришел как-то ночью в мое дежурство, чтобы заявить об исчезновении из ризницы ценной картины. Пропавшее полотно кисти Божественного Моралеса[1] стоило шесть миллионов песет. Я не помню имени священника, но могу в подробностях воспроизвести внешность, словно и сейчас вижу перед собой этого нервного полноватого человека лет пятидесяти с очками на кончике носа, в потрепанной одежде, с шарфом на шее.
