— Фу, Босс! Свои! — хозяйка шлепнула «начальство» по морде.
— Было бы лучше, если бы этот малыш пошел куда-нибудь отдохнуть, — произнесла я вместо приветствия.
— Да он добрый на самом деле, — пыталась объяснить Катька.
— Охотно верю и поэтому не хочу его добротой злоупотреблять, — я изобразила на лице милую улыбку.
— Ты проходи, а я его сейчас пристрою, — откликнулась хозяйка и, западая на правую ногу, поволокла куда-то своего теленка, освобождая мне проход.
В большом холле стоял здоровенный зеркальный шкаф-купе. Многократно в нем отраженная, я напомнила себе Алису, которая попала в Зазеркалье.
Не дожидаясь приглашения, я разделась и прошла в гостиную, поражавшую своими масштабами. Справа возвышался бар со стойкой, слева — стол на двенадцать персон и стулья с высокими спинками.
«Да здесь никак братва столуется», — с усмешкой подумала я. Бросалось в глаза отсутствие элементарного вкуса и явное денежное излишество.
— Садись куда тебе удобно, подруга, — предложила, входя в комнату, Катька.
Вот уж никогда не имела чести быть ее подругой! Об умственных способностях Самохваловой я была довольно невысокого мнения. Никогда, даже собрав все свои извилины в кучку, Катька не могла родить ни одной свежей мысли. В школе училась с пятое на десятое, всегда была посредственностью, несмотря на своего папашу — учителя литературы. Однако мое лицо осталось непроницаемым, и лишь насмешливый взгляд мог выдать мое истинное отношение к бывшей однокласснице.
— Неплохо живешь, — сообщила я свой вывод Катьке и посмотрела на ее халат, который почему-то не хотел вязаться с обстановкой. Из всей мебели в гостиной мне больше всего понравился диван, на котором я и устроилась вольготно, приготовившись слушать.
При упоминании о ее «неплохой жизни» Катька торжествующе улыбнулась и предложила:
— Коньяк? Виски? Бренди?
— Если можешь, свари кофе.
Тут же подумав, что на моих глазах Катька будет извращать этот священный процесс, я пожалела о сделанном предложении. На мое счастье, «подруга» сообщила, что в доме имеется только растворимый кофе.
Я поморщилась.
— Тогда лучше садись и рассказывай.
Катька уселась рядом и почему-то тяжело вздохнула.
— Несколько дней назад у меня умер отец, — начала она.
— Прими мои соболезнования, а какого числа это произошло? — Я еще раз вгляделась в лицо хозяйки и сделала вывод, что это трагическое обстоятельство не наложило на нее особого отпечатка.
— Двадцать шестого января.
— Что с ним случилось?
Предусмотрев заранее, что Катька начнет пичкать меня ненужными подробностями, я предпочла взять нить разговора в свои руки.
— Отравление грибами.
— Понимаю, что тебе сейчас нелегко, но чем же я могу тебе помочь?
— Все дело в том, что здесь много странного… В общем, мне кажется, что отца отравили.
Я удивленно вскинула бровь. Интересно, Катька сама до этого додумалась или кто подсказал?
— Почему ты так решила?
— Ну, во-первых, отец был заядлым грибником и очень хорошо в грибах разбирался. Во-вторых, эти самые грибы он собирал летом, в деревне, когда был в отпуске и отдыхал у сестры. Грибы он собирал в августе, сушил и благополучно кушал их до недавнего времени. Я думаю, что если бы отец насобирал поганок, то давно бы уже отравился.
— Логично.
— Вот мне и пришла в голову мысль, что его отравили.
Катька рассказывала так буднично, как будто отравили кошку в соседнем подъезде.
— Отец умер в больнице?
— Да.
— Вскрытие делали?
— Да. Подтвердили, что смерть наступила от пищевого отравления.
— Ты кого-то подозреваешь?
Катька задумалась на минуту.
— Конкретно я никого не подозреваю, но, как ты понимаешь, из-за тяжелого характера недоброжелателей у отца было предостаточно.
Я прекрасно помнила Василия Ивановича, Катькиного отца. Он преподавал русский язык и литературу в школе, в которой мы учились. Назвать его характер «тяжелым» — это значит не сказать ничего. Всеми фибрами души его ненавидел каждый ученик в школе, кому выпало несчастье посещать его уроки. А таких было немало. Несмотря на его легендарное имя-отчество, никому и в голову не пришло прозвать мучителя Чапаевым. Зато небезызвестная фамилия Собакевич приклеилась к нему моментально. Я до сих пор не могла понять, как Катька могла учиться в школе, где имя ее отца протаскивали по всей ненормативной лексике?
Деспотичный и властный, Василий Иванович абсолютно игнорировал мнения других и был типичным ортодоксом. Скольким он испортил аттестат — не перечесть! Если было бы возможно, то все ученики, которых он доконал, по традиции американских негров спели и станцевали бы на могиле усопшего. Как могла догадываться я, школа наконец-то вздохнула свободно. Порадовавшись про себя за бедных детишек, я подумала, что такой человек наверняка успел нажить себе врагов не только среди подрастающего поколения, но также и среди взрослых.
— Какие отношения у твоего отца были с матерью?
Катькины брови сошлись на переносице.
— С отцом тяжело было ладить. Мать ему во всем подчинялась: по-другому с ним нельзя было. Но, по сути дела, она его просто терпела.
Разговор наш прервал телефонный звонок. Я вслушивалась в Катькины односложные ответы и пыталась отгадать, кто на другом конце провода.
— Да, спасибо. Все хорошо… Нет… Нет… Ничего не нужно. Пока.
Было видно, что хозяйка пытается сдержать раздражение, овладевшее ею.
Катька плюхнулась на диван и принялась интенсивно тереть виски.
— Проблемы? — поинтересовалась я.
— Ты не поверишь, но это звонил мой родной брат.
Я хмыкнула:
— Да, в это действительно трудно поверить. Насколько я помню, ты у родителей единственная дочь.
Катька тяжело вздохнула:
— Я тоже так думала, пока однажды меня в этом не разубедили. Оказывается, лет восемнадцать назад мой папуля отдыхал в профилактории, и результатом этого отдыха оказался Антон. Все как в лучших мыльных операх.
Катька звонко рассмеялась.
По всему было видно, что она неспособна долго предаваться негативным эмоциям. Ай да Василий Иванович! Учил, учил ты деток нравственной чистоте, проповедовал высокие идеалы… Да, жизненный сюжет, оказывается, покруче киношного бывает.
— О том, что у тебя есть брат, тебе отец рассказал? — спросила я, скрывая улыбку.
— Нет! Антон сам ко мне пришел. Так, мол, и так, сказал, я твой родной брат. По-моему, этот самозванец хочет притереться к моей семье. Сама понимаешь, живем мы небедно. Но он так вежливо все объяснил, где и когда отец «сходил налево»… А попросил только об одном — чтоб я сама у отца все расспросила. Заявил, что очень рад моему появлению в его жизни. В общем, был очень мил и любезен.
Катьку воспоминания об этой истории явно взволновали, и ей захотелось покурить. Она взяла со стойки бара пачку «Парламента» и протянула мне. После затяжки продолжила свой монолог, активно жестикулируя руками:
— Я, конечно, сразу бросилась к отцу с вопросами. Естественно, когда матери не было дома. Он мне резко ответил, чтобы я не лезла в его личную жизнь. Но я не отставала и спросила, что мне делать с этим новоявленным братом. И вообще, брат он мне или не брат, как в песне, знаешь? Отец ответил, что Антон быть братом мне не может, так как он тупица и бездарь. Но ведь это не аргумент, правда? Долго у нас тогда длилась перепалка, пока, наконец, я не вытянула из него, что вероятность все же есть, что Антон его сын, а следовательно, и мой брат.
Катька помолчала. Видимо, пережитые чувства нахлынули на нее.
— Как я себя к этому ни готовила, но была шокирована этим известием. Я только спросила: «Мать знает?» Отец ответил, что нет, но если даже и узнает, то ему все равно. Тогда я матери ничего не сказала, но этот Антон сам к ней заявился! Представляешь степень его наглости! Он оказался таким прилипчивым и все время мне почему-то мальчиша-плохиша напоминает. Вот и сейчас звонил, справлялся, как я себя чувствую. А я не знаю, как отделаться от его визитов и звонков. Если бы муж узнал, как я к своему новоиспеченному братцу отношусь, он бы в два счета прекратил все его поползновения, но в то же время мне Антона жалко. Самое главное, не пойму, что ему от меня нужно? Не может же он всерьез интересоваться моим здоровьем!
Бросив окурок в пепельницу, которую Катька положила между нами на диван, я поинтересовалась, как давно объявился этот братец-кролик.
— Да, этой весной, в апреле.
— Ладно. Теперь скажи мне, после смерти отца комната в коммуналке достанется матери?
— Да.
— У отца была еще какая-нибудь жилплощадь? — допытывалась я.
— Моя бабка оставила ему с сестрой двухкомнатную квартиру в центре.
— Когда бабка преставилась?
— Еще полугода нет, — зевая, сказала Катька.
