Глава 2
Копы соорудили временный командный пункт на лужайке перед «Кама-Суши».
Правоохранительные ведомства, особенно военизированные, славятся умением уничтожать: дома, передние двери, городки. На меня не меньшее впечатление производит их умение строить. Дайте группе людей в форме лопаты, стойки, брезент для крыш и стен, и через какой-нибудь час вы получите палаточный комплекс с душевыми и туалетами для мужчин и женщин.
Дэнни отвел меня к командному пункту.
— Подождите. — Он оставил меня у желтой ленты, окружавшей тент, поднырнул под нее и вошел, вероятно для того, чтобы дать знать, что очередной свидетель прибыл для дачи показаний. Мне вдруг вспомнился мой парикмахер, анализирующий исход президентских выборов 1996 года исходя исключительно из причесок Клинтона и Доула. Что делать, мы видим мир в ракурсе нашей профессиональной деятельности, и, стоя у желтой ленты, едва разминувшись со смертью, я, конечно же, смотрел на происходящее глазами журналиста. И везде видел материал для газетных статей/Мальчик в длинной порванной рубашке с нарисованной на спине лягушкой, играющей на барабанах, успокаивал плачущую мать…
— Заходите. — Дэнни приподнял желтую ленту, чтобы я смог поднырнуть под нее. — Лейтенант готов.
В тенте с полдюжины копов занимались различными делами. Кто-то отдавал команды по рациям, один печатал на ноутбуке, еще один настраивал большой радиопередатчик, всех объединяла сосредоточенность. Этих мужчин и женщин учили действовать в чрезвычайных ситуациях, и они точно знали, кто и что должен делать.
Дэнни повел меня в угол, шепча на ходу:
— Я сказал ему, кто вы и что вас сильно тряхнуло. Старался хоть немного расположить к вам, но, возможно, он не склонен вас прощать.
Действительно, такой склонности я не заметил.
Мать братьев Аравело, похоже, зачала их, совокупившись со склоном горы. Массивные кости, большая грудь, сильные, мясистые руки. Возможно, поэтому я сосредоточился на неестественно маленьком адамовом яблоке лейтенанта. В этом генетика точно дала сбой.
— Додо, — процедил он. Я обнаружил, что он сверлит меня взглядом.
Повернулся к Дэнни.
— Лейтенант всем дает прозвища, — пояснил тот. — Вроде бы это сближает, но на самом деле показывает, кто в доме хозяин.
— Все, Дэнни. Свободен, — скомандовал лейтенант. — Обойдемся без переводчиков.
Челюсть Дэнни закаменела, он повернулся и ушел. Аравело придвинул стул ближе.
— Додо — это птица. Вымершая. Как газетчики. Вас убьет Интернет и другие более эффективные средства распространения информации.
В Сан-Франциско даже копы зациклены на бизнес-моделях, даже если не упоминать о двойном значении слова «додо».[1]
— Прежде всего я не собираюсь запороть это расследование, — продолжил лейтенант. — В течение нескольких часов здесь будут и федералы, и следователи Управления полиции штата, и даже морские пехотинцы, чтобы перевернуть здесь все вверх дном. Но в данный момент Управление полиции Сан-Франциско приказало мне провести это расследование, и я собираюсь выполнить приказ, какой бы малой в итоге ни оказалась наша роль.
Я, должно быть, щурился в замешательстве.
— Я намерен относиться к тебе как к любому другому посетителю кафе, не воспринимать как человека, стараниями которого моего брата упекли за решетку. Для меня это прошлое… или будущее. Не настоящее.
Он предположил, что конфликт интересов мог лишить его крупнейшего за всю карьеру расследования.
— Вы — один из тех, кто дает мне работу, — спокойно ответил я.
Аравело проигнорировал мои слова и повернулся к копу, который записывал показания свидетелей:
— Берись за дело, — потом вновь посмотрел на меня: — Что ты делал сегодня в кафе?
В этом в общем-то невинном вопросе слышалась подозрительность.
— Сидел, читал книгу…
— Потому и пришел в кафе?
— Да, как я и сказал.
Аравело смотрел на меня.
— Нет, ты сказал, что ты там делал. И не сказал, почему ты пришел в это кафе.
— Я пришел почитать, выпить кофе, посидеть среди людей, которые занимаются тем же самым.
— Ты часто читаешь в общественных местах? — По тону чувствовалось, что он обвиняет меня в эксгибиционизме.
Я пожал плечами.
Аравело глянул на своего писаря, опять вперился в меня.
— Послушай, у меня больше пятнадцати человек, раненных в этом странном инциденте. Такого просто так не случается. Поэтому это не тупые вопросы. Где ты был в момент взрыва?
Я вздохнул. Пусть его подход мне и не нравился, правда была на стороне Аравело.
— Практически в дверях. Я… выходил на минуту.
— Ты выходил из кафе в тот самый момент, когда прогремел взрыв. — Короткая пауза. — Была причина, которая заставила тебя покинуть кафе в тот самый момент?
Я этого ждал, но еще не знал, что отвечу. Ничего не сказав, я бы помешал расследованию. Выложив все, мог попасть под подозрение. Решил говорить правду, но не всю.
— Я увидел женщину. Она прошла мимо моего столика. Поразила меня своей…
Я искал слово. Про чувства говорить не имело смысла. Ни надежду, ни боль от одиночества к делу не пришьешь.
— Чем она тебя поразила? — спросил лейтенант. — Опиши ее.
— Грациозностью.
— И ты последовал за незнакомкой на улицу?
Может, звучало это странно, но ничего удивительного в этом не было. Случается, что проходящая мимо женщина так поражает мужчину, что он идет за ней квартал-другой или садится рядом в баре, надеясь, что на него обратят внимание. Я объяснил, что произошло, по большей части. Сказал лейтенанту, что с женщиной я не говорил, даже не успел подойти на близкое расстояние, потому что она, похоже, спешила и прыгнула в красный «сааб» последней модели.
За это Аравело ухватился.
— Всем патрульным машинам начать поиск красного «сааба» последней модели, которым управляет привлекательная…
Он посмотрел на меня, ожидая, что я помогу ему закончить предложение.
— У нее были каштановые волосы, — без должной уверенности выложил я.
— Брюнетка, — продолжил Аравело и глянул на своего писаря. — Все, можешь идти. — Вновь посмотрел на меня: — Еще вопрос. Какие выдумки ты пишешь теперь?
Я пожал плечами. Аравело отпустил меня, сказав, что при необходимости свяжется со мной.
Выйдя из-под тента, я огляделся: машины «скорой помощи», специальное оборудование, зеваки и репортеры, сдерживаемые в конце квартала синей баррикадой. Рядом несколько легкораненых посетителей кафе, дожидающихся вопросов Аравело. На другой стороне улицы, напротив полицейского тента, женщина-блондинка. Наставила на меня телеобъектив. Она меня фотографировала?
Быстрым шагом я направился к ней. Она стояла за желтой полицейской лентой, продолжая фотографировать место происшествия. На подбородке виднелся чуть заметный шрам, напоминающий береговую линию Калифорнии. Когда я подошел ближе, не мог не удивиться ее фотоаппарату. Старый, не цифровой, в кожаном футляре с муаровой подкладкой. И телеобъектив не отвечал стандартам профессионального фоторепортера. Я спросил женщину, сфотографировала ли она меня, а если да, почему.
— Я журналистка. — Она пожала плечами. — Делаю свою работу.
И наставила фотоаппарат на меня. Я замахал руками перед лицом, а потом, удивив себя, выпалил:
— Вы знаете Энни Киндл?
В этот момент мальчик и его отец прошли позади нас по тротуару, держась за руки.
— Папа, что случилось с этим мужчиной? — спросил мальчик.
Я посмотрел на себя, чтобы понять, что именно привлекло внимание мальчика. Шорты и рубашка порваны, колени ободраны, ладони розовые от крови, правый локоть перевязан. Камешки прилипли к икрам. Действительно, достойный объект для фоторепортера.
Я глубоко вдохнул. Закрыл глаза и перенесся в прошлое, к смеху Энни. Наверно, я был первым мужчиной, который влюбился с первого звука.
Смех этот плыл по гриль-бару «У Джереми». Плыл над гулом разговоров влюбленных пар. Смех этот заставил меня застыть над стаканом «Гиннесса». Чистый, уверенный, свободный.
Обычно один я не пил. Обычно не приезжал в какой-нибудь маленький городок в горах, чтобы принять жизненно важное решение.
Кингс-Бич находится к северо-востоку от Сан-Франциско, в трех часах езды. Я всегда думал, что «Бич» предполагает океан. Но Кингс-Бич располагался на северном берегу озера Тахо.[2]
Городок — протянувшиеся вдоль берега мотели, рестораны, бары да пункты проката: каяков — летом, лыж — когда солнце уступает место снегу. Сюда приезжают отдохнуть семьями или, как в моем случае, находят временный приют запутавшиеся студенты-выпускники.
Смеялась стройная брюнетка с волосами до плеч и смуглым оттенком кожи, указывающим, что кто-то из ее бабушек или дедушек родом из Азии. Возможно, не всем она показалась бы красавицей, но иначе я бы ее не назвал. Выглядела она нежной, страстной, доброй, может, даже горящей желанием порадовать другого человека.
