— Чудовищная безвкусица. Интересно, сколько потребовалось бы динамита, чтобы уничтожить такого монстра?.. — И, отшвырнув сигару, вошел в музей.
У нормального человека моего поколения зал современного искусства мог вызвать только два чувства — паники и возмущения. Имена авторов сами по себе наводили на мысль о скандале — Сальвадор Дали, Дж. Поллак, Теодор Рошак, Том Адамс. Я нахмурился и стал постукивать тростью по легкому ограждению.
— Надувательство. Самое настоящее надувательство!
Один из одетых в униформу охранников немедленно возник у моего локтя.
— Вам не следует этого делать, мистер. Вы пробьете поручень, он ведь латунный.
Я показал на одну из картин:
— Для меня это не что иное, как тяжело раненный кусок холста.
Он, казалось, согласился.
— Вы не должны слишком винить этих парней, мистер. Изобретение фотоаппарата, должно быть, тяжело ударило по ним. Это как с роботами. Появился автомат — и подыскивай себе новое ремесло.
— Это уродство следовало бы сжечь, — сказал я твердо. — А еще лучше — взорвать, разнести в мелкие клочки.
— Мистер, — сказал охранник. — Если вы дошли до точки, стучите пальцем, а не тростью. Я головой отвечаю за каждое полотно.
…Выходя на улицу, я заметил, что молодой человек в сером плаще спускается вслед за мной по ступенькам музея. Очевидно, он тоже интересовался искусством.
Ливень кончился. Я свернул в ближайший переулок и начал петлять по дворам до тех пор, пока не убедился, что мой спутник явно хуже меня ориентируется в географии этого квартала. Нимало не удрученный вынужденным одиночеством, я зашел в магазин и купил четверть фунта масла, пакет молока, буханку хлеба, несколько котлет и большой пакет сахара, а затем отправился в отель.
Мой незадачливый спутник в сером плаще уже сидел в холле.
Поднявшись в номер, я быстро приготовил себе сандвич и перечитал вчерашнюю газету, уделив особое внимание статье об афере с юго-западным шоссе. Это был амбициозный проект. Шоссе планировалось проложить через окраину города вдоль берега озера и чуть дальше — до пересечения с одной из федеральных магистралей. Таким образом, создавались все предпосылки для оживления туризма и поддержания захиревшего муниципального бюджета. Поскольку об этом предварительном плане было известно заранее, многие дельцы бросились покупать участки вдоль будущей трассы, стоимость которых взлетела до космических высот. Масла в огонь подлило и принятое полгода назад решение городских властей внезапно остановить начатые в этом районе работы по ремонту износившегося городского коллектора и водопровода. Хотя официального решения о строительстве шоссе до вчерашнего дня принято не было, прекращение ремонтных работ расценивалось как верный указатель места, по которому пройдет будущая трасса.
Вчера же муниципалитет в результате давления со стороны мэра Петтибона решил перенести место строительства чуть севернее — туда, где до последнего дня участки можно было купить по дешевке. Автор статьи весьма недвусмысленно намекал, что «отцы города» изрядно погрели руки на этой афере.
Я допил стакан молока, затем пошел к гардеробу, извлек оттуда коробку из-под шляпы и приступил к делу.
В два часа дня я позвонил вниз портье:
— Не подскажете ли мне, до которого часа сегодня работает муниципалитет?
— Это мистер Беллингтон?
— Да. — Последовала долгая пауза. Очевидно, он с кем-то совещался, а затем снова вернулся к телефону:
— Муниципалитет открыт круглосуточно, но почти все отделы заканчивают работу в пять. Вас интересует кто-нибудь персонально?
— Безусловно. — Я посмотрел на часы. — Вас не затруднит минут через двадцать вызвать для меня такси?
Выкурив два дюйма сигары, я надел пальто и взял под мышку свою коробку.
…Необычное оживление, царившее в вестибюле муниципалитета, невольно наводило на мысль, что служащие эвакуируются по сигналу пожарной тревоги. Около лифтов несколько полицейских отправляли назад всех, кто желал подняться наверх. Я очень удивился, когда меня пропустили в лифт безо всяких разговоров.
В приемной мэра я снова обнаружил нервного молодого человека, в одиночестве восседавшего за столом.
— Мне хотелось бы видеть мэра, — сказал я. — И не позже чем через десять минут.
— Да, сэр, конечно, — сказал он торопливо. — Пожалуйста, подождите здесь. — Он показал на кожаный диван.
Я сел и осторожно поставил коробку рядом. Секретарь откашлялся:
— Не окажете ли мне небольшую любезность, сэр?
— Какую именно?
Он встал:
— Мне нужно передвинуть книжный шкаф отсюда вон к той стене.
Я вздохнул и, оставив свою коробку на диване, взялся за край шкафа.
— Готовы?
В этот самый момент в дверь ворвался мой старый знакомый лейтенант Ваймар в сопровождении нескольких полицейских. За ними следовали два дюжих джентльмена в штатском.
Один из них приказал:
— Все из комнаты! И не трогайте коробку! — Он повернулся к лейтенанту: — Мы сейчас прикатим рентгеновский аппарат и просветим ее прямо здесь.
Через две минуты я уже находился в знакомой комнате, достаточно удаленной от кабинета мэра, о Ваймар яростно сверлил меня взглядом.
— Ваши мозги работают только в одном направлении, не так ли?
— Что вы этим хотите сказать?
— Вы угрожали взорвать газетный киоск…
Я возмутился:
— Сэр! Я человек старой закалки. В наше время…
Он поднял руку:
— Не трудитесь отрицать. Мы следили за вами с той минуты, как вы ушли отсюда. Вы также угрожали взорвать музей изобразительных искусств Метрополитен.
— Я только делился своими мыслями по поводу современного искусства. У нас в колледже…
Лейтенант не слушал меня.
— Мы также знаем, — продолжал он грозно, — что вы купили еще один будильник, несколько батареек, в также…
Дверь распахнулась, и вошел один из джентльменов в штатском.
— Это определенно бомба, лейтенант. Мы обнаружили сухие элементы, провода, часовой механизм и пятифунтовый заряд. Взрывчатку еще не проанализировали…
Я провел четыре часа в тюрьме, пока лейтенант Ваймар не встретился со мной вновь. С ним пришел интеллигентный молодой человек в твидовом пиджаке.
Лейтенант, казалось, готов был задушить меня, и лишь присутствие постороннего человека не позволяло ему дать волю своим чувствам.
— Анализ показал, что это была вовсе не взрывчатка, — процедил он.
Я улыбнулся:
— Неужели?
Он с завидной непосредственностью всплеснул руками:
— Это был только пакет сахара!
Я кивнул:
— Надо было просто спросить меня. Хотя ваша подозрительность…
Ваймар, не дослушав, повернулся к своему спутнику:
— Ну, доктор, теперь он в вашем распоряжении.
Когда мы с доктором остались вдвоем, он протянул мне сигару:
— Меня зовут доктор Бартон. Доктор Сэм Бартон. Называйте меня просто Сэмом, — начал он.
— С какой стати? Мы почти незнакомы…
«Просто Сэм» задул спичку:
— У вас часто появляется желание взорвать что-нибудь, скажем, здание, людей?
— Отнюдь, — запротестовал я.
Он терпеливо улыбнулся:
— Вы серьезно пострадали в результате этих махинаций со строительством юго-западного шоссе?
Я промолчал.
— И вы вините во всем мэра Петтибона? Ну, да или нет?
— Доктор, меня, кажется, немного знобит, — сказал я.
Он заговорщически улыбнулся:
— Вы проверяли их систему обеспечения безопасности, а?
Я пожал плечами и чихнул.
Он похлопал меня по колену.
— Да. Проверяли. Первый раз просто будильник. Затем — будильник и механизм, но без заряда. И вы будете продолжать носить коробки до тех пор, пока полиция… как бы лучше выразиться… не привыкнет к этому, да? И тогда в один прекрасный день… — Он, видимо, подыскивал подходящее слово.
— Бах! — помог я ему.
Сэм просиял.
— Вот именно, бах! — Затем он на полминуты задумался. — Но механизм бомбы будет тогда другим, не так ли? В конце концов если вы просто установите часы на какое-то время, нет никаких гарантий, что вы окажетесь с мэром один на один именно в тот момент, когда бомба должна сработать.
— Интересная мысль, — заметил я.
Он слегка покраснел.
— Я всегда был одним из лучших учеников по логике. Даже самым лучшим. — Он наклонился вперед. — У вас должно что-то быть на внешней стороне коробки, что-то вроде кнопки дверного звонка, а? Нажимаешь на кнопку, включаются часы и…
Я с видимым удовольствием затянулся сигарой.
— А цепь? Замкнутая или незамкнутая?
Он потер подбородок.
— При незамкнутой цепи, когда вы нажимаете на кнопку, начинает течь ток, и бомба… — Он остановился и отрицательно покачал головой. — Нет, это не годится.
— Не годится?
