Если ко всему этому добавить еще и то, что не так много времени оставалось до моего дня рождения, станет понятно, почему мне нравился июль.
Я не раз слышала, что: «День рождения — грустный праздник». Могу сказать, это — кому как! Если есть причина грустить от того, что родились на этот свет, то — всегда пожалуйста. Для меня день рождения был самым любимым праздником в году. Каждый раз в этот день я просыпалась с таким чувством, словно родилась заново. Я ощущала огромный прилив сил и была готова, подобно Архимеду, попытаться перевернуть землю…
Я прошла на остановку девяносто восьмого автобусного маршрута и стала ждать любимый общественный транспорт. Цены на билеты вновь подняли, и все старушки на остановке стенали по этому поводу. Хотя им-то жаловаться было грех: они все равно на рейсовых автобусах ездили бесплатно.
Улыбнувшись, я встала чуть в сторонке от этих разгневанных фурий, на чем свет стоит костерящих правительство. Пусть себе ругаются. Они без этого, как страус без ног! Слушать старушек мне пришлось недолго. Подошло маршрутное такси, и они остались на остановке, а я поехала домой.
От конторы Тарасовского Комитета солдатских матерей я жила довольно далеко, поэтому добралась до дома к шести вечера. По дороге я купила свежий номер местной газеты бесплатных объявлений под названием «Что? Почем?» и заглянула в почтовый ящик.
Я не собиралась ничего приобретать, да и писем мне ждать было не от кого, но эту процедуру я повторяла регулярно, каждую пятницу. Три месяца назад это стало традицией и хорошей приметой.
Сегодня в почтовом ящике ничего не было. Я с сожалением захлопнула его и поднялась по лестнице на второй этаж. Все, я была дома.
Эту квартиру я приобрела чуть больше года назад в процессе обмена. Раньше у меня была трехкомнатная квартира улучшенной планировки в самом центре города. Но после гибели мамы и папы жить в ней я не могла. Поэтому и поменяла ее на двухкомнатную в более тихом районе. Естественно, получила хорошую доплату. Впрочем, доплата особой роли не играла. Мне нужно было просто сменить «среду обитания» после моего возвращения в город.
Я бросила газету на диван в гостиной и скинула надоевшие туфли. Положив на трюмо сумочку, я помчалась на кухню.
Не скажу, чтобы я была голодна. Напротив, в такую жару есть совершенно не хочется, но каждый день я с нетерпением ждала, когда вернусь домой, чтобы заняться приготовлением пищи.
Еще в юридической академии я вдруг поняла, что могу творить с продуктами чудеса. Даже самые банальные блюда, вроде яичницы, у меня получались настолько вкусно, что подруги в общежитии завистливо вздыхали:
— Тебе бы, Юлька, надо было в кулинарный техникум идти!..
Не знаю, как у меня это получалось. Наверное, действительно это было моим призванием. Но так как моя жизнь сложилась по-другому, то приготовление пищи превратилось для меня в хобби.
С той же самозабвенной страстью, с которой школьницей собирала наивные стишки в тетрадку, я коллекционировала рецепты. Я вырезала их из всевозможных журналов, без всякой меры скупала кулинарные книги и записывала способы приготовления блюд со слов других людей.
Но самым интересным для меня было изобретать свои собственные рецепты. Иногда я целые выходные проводила за плитой, переводя массу продуктов, пока не добивалась от того или иного блюда нужного мне вкуса.
Впрочем, не скажу, чтобы эти продукты пропадали зря! Соседями по лестничной площадке у меня была милая семейная пара, воспитывающая четверых детей. Именно им я и относила все свои кулинарные эксперименты. Я прекрасно понимала, как трудно в наше время прокормить небогатым родителям такую вечно голодную ораву, и ужасно радовалась, что могу помочь им.
Первое время соседи меня чурались, как чужого человека. Но, когда их младшая девочка Таня, страшно общительный ребенок, бесцеремонно пришла ко мне в гости и просидела больше часа, у нас с семьей Жлуктовых установились теплые отношения.
Танечке тогда здорово попало, потому что все это время девочку искали по окрестным дворам, но зато потом ей позволялось сидеть у меня сколько угодно.
Думаю, что причиной такой привязанности пятилетней девочки стала не я сама, а еще одна моя страсть. Дело в том, что после возвращения в Тарасов я ни с того ни с сего принялась собирать мягкие игрушки.
Некоторые из них мне были подарены, некоторые я купила сама. Но, как бы то ни было, мой дом теперь населяли не меньше двух десятков смешных зверюшек. Правда, в основном это были всевозможные представители семейства кошачьих, но и тому есть свое объяснение.
Я любила кошек. Для меня они были преисполнены такой естественной грацией, приправленной чувством собственного достоинства, что казались самыми красивыми животными на свете. Живую кошку я держать не могла, так как в любую минуту могла надолго уехать из дома, вот и собирала игрушки.
Ужин был готов. Сегодня я приготовила себе котлеты пожарские. Гарниром к ним были белая фасоль и зеленый горошек. Все это великолепие я полила растопленным маслом. Попробуйте. Это действительно вкусно. А если кому не нравится фасоль, то можете приготовить жареный картофель.
Сразу уничтожать такое произведение искусства не хотелось. Я решила немного продлить удовольствие от созерцания своего маленького шедевра кулинарии и взяла из гостиной газету. Раскрыв ее на странице с рубрикой «Послания», я стала неторопливо просматривать их, отламывая кусочки ржаного хлеба и поедая зеленый горошек.
Не успела я прочитать и половины, как едва не поперхнулась! Заметка в середине второго столбца была адресована мне. Более того, ее я ждала уже почти три месяца. Чувствуя, как сердце лихорадочно забилось в груди, я перечитывала небольшое послание снова и снова:
…
БАГИРЕ
Давно не видел
великолепия твоих бросков.
Пришло время выйти на охоту!
Загляни ко мне на огонек.
Есть кое-что для тебя интересное.
ГРОМ
Я испустила радостный клич, больше подобающий дикарю, чем юрисконсульту Комитета солдатских матерей, и, схватив в охапку плюшевого тигренка, что жил у меня на кухне, закружилась по комнате.
Наконец-то Гром вспомнил о том, что я существую. Это сообщение было для меня дверью в прошлую жизнь, по которой я так тосковала все время, после возвращения в Тарасов. И Гром открыл мне эту дверь. Сама не заметив как, я погрузилась в воспоминания…
* * *
В комнате было пятеро: пожилой человек в штатском, которого все звали Генерал, полковник в «камуфляже» с эмблемами войск ООН, Гром, Сверчок и я. Я сидела на пластиковом стуле почти у двери и молча наблюдала за происходящим. А понаблюдать было за чем.
Сама комната была ничем не примечательна. Обычный полевой штаб в первом попавшемся подходящем доме, даже пейзаж за окном не отличался от пейзажа юга России. Забываешь, что ты находишься в небольшом местечке Илияш неподалеку от Сараева.
Даже заголовки газет, что лежали рядом со мной на обшарпанном журнальном столике, можно понять без особого труда. Сверху лежал плохо напечатанный листок сербских радикалов «Одьек» с жирным заголовком первой полосы: «Живео Србия!»
Я оторвалась от попыток прочитать передовицу вверх ногами и посмотрела на Генерала. Он сидел спиной к окну, и выражение его лица разобрать было невозможно. Впрочем, этого и не требовалось! Генерал нервничал. Это было заметно по подрагиванию его пальцев.
«На пенсию пора, — молча вынесла я свой приговор. — Когда теряется контроль над эмоциями, наступает крах».
Это случилось с Голубем. Именно из-за него мы все оказались в этой комнате вместе, чего не должно было никогда случиться. И именно из-за Голубя нервничал сейчас Сверчок. Единственный из всех, кто совсем потерял контроль над собой: Голубь был его лучшим другом.
— Жду от вас, майор Суров, объяснения случившемуся! — наконец нарушил молчание Генерал.
Его голос прозвучал в тишине комнаты сухо, словно очередь выстрелов «М-16». Полковник в «камуфляже», сидевший рядом с Генералом, вздрогнул и испуганно посмотрел по сторонам. Нарушая субординацию, он сдавленным голосом проговорил:
— Не нужно фамилий! Нас могут прослушивать…
— Не учите меня, — огрызнулся Генерал, но все-таки поправился: — Я слушаю вас, Гром!
Несколько секунд Гром молчал. Он сидел в центре помещения и казался мишенью в тире, поскольку все внимание было приковано к нему. Однако Грома это ничуть не волновало. Его поза была расслабленной, а дыхание ровным.
— Голубь попал на глаза английскому патрулю, когда вертелся в их зоне влияния, — неторопливо проговорил Гром. — Он грубо нарушил инструкции и, вместо того чтобы дать себя спокойно проверить, решил скрыться от патруля. Его поймали, чего тоже не должно было быть. Судя по всему, раскололся он легко. Это понятно, потому что Багиру пытались взять через час после задержания Голубя, а они работали в смежных секторах.
