– Вот этого не надо. Не надо приезжать.
Тимонин резко помотал головой и сразу почувствовал, как закружилась голова, и на пару секунд пол и потолок поменялись местами. Он запустил ладонь в карман халата, нащупывая упаковки с таблетками. Элениум, тизерцин, пиразидол…
– Сегодня я хочу побыть один, – сказал он. – Хочу поработать с документами. За неделю столько важных бумаг накопилось, лопатой не раскидаешь, бульдозером не разгребешь. Увидимся завтра, в понедельник. Целую. Люблю.
Разумеется, Тимонин соврал про дела и документы, потому что сейчас не хотелось никого видеть, тем более жену. Кажется, супруга обиделась, ее голос зазвучал тускло:
– Хорошо, тогда увидимся завтра. – И она положила трубку.
Он посмотрел в угол, где стояли напольные часы в деревянном корпусе. Пять вечера, как быстро летит время. До назначенной смерти, до развязки трагедии оставалось рукой подать. Ничего не подозревающий Тимонин вытащил из кармана халата пригоршню транквилизаторов, без разбора ссыпал их в рот и, запив лекарство забористым ершом, – сказал самому себе:
– О-ля-ля!
Внезапно он ощутил странный приступ слабости, и стакан, выпавший из вялой руки, покатился по полу. Ковер быстро впитал в себя остатки ерша. Минуту Тимонин неподвижно сидел в кресле, обхватив голову руками. Потом поднялся наверх, в свою спальню, упал поперек кровати и провалился в очередной кошмарный сон.
В понедельник Тимонин проснулся в семь тридцать утра. Прошел в ванную комнату, освежился под душем, побрился, почистил зубы. Первый будний день недели покатился по накатанной колее.
В восемь часов десять минут он закончил завтрак, поблагодарил домработницу, вернулся в спальню, надел синий костюм, светлую сорочку и галстук в красную полоску. Зайдя в кабинет, взял плотно набитый портфель и вышел на улицу.
Служебный «Мерседес» остановился перед домом ровно в восемь с четвертью. Тимонин спустился с высокого крыльца, занял заднее сиденье. В ранний час Рублевское шоссе уже было забито служебными машинами «больших» людей. Тем не менее через полчаса «Мерседес» подъезжал к самому началу Тверской улицы. Тимонин тронул водителя за плечо, велел остановиться возле Центрального телеграфа и, выбравшись из салона, затерялся в людском потоке.
Он не вернулся к машине ни через пять минут, ни через десять, ни через час. Водитель ждал босса два с половиной часа, затем поехал в офис. Но Тимонин в тот день не появился ни на работе, ни дома. Не вернулся он и во вторник. И в среду…
Тимонин просто вышел из машины и исчез неизвестно куда.
После сумасшедших выходных Девяткин пребывал в расслабленном состоянии. И занят он был не самым обременительным делом. Устроившись в кресле, листал протоколы, которые подчиненные состряпали в воскресенье. Слава богу, на этот раз ничего серьезного в городе не случилось. Несколько административных правонарушений: семейные скандалы, мелкие драки, короче, семечки.
От этих незначительных дел его отвлекла длинная трель междугороднего звонка. Девяткин снял трубку и не узнал далекий женский голос.
– Я у телефона, – дважды повторил он.
– Это Ирина Павловна говорит, жена Леонида Тимонина, – сказала женщина. – Простите за беспокойство…
– Какое уж там беспокойство.
– Как ваши дела? – спросила Тимонина.
Ясно, вопрос задан из вежливости, видимо, Ирина Павловна и не ждала длинного распространенного ответа. Поэтому Девяткин ответил коротко и правдиво.
– Дела так себе, паршивенько. А что у вас? Как Москва, шумит?
– Шумит. А у нас… У меня, – от волнения Тимонина запуталась в словах. – Короче, случилось несчастье.
Девяткин выдержал долгую паузу, решив не задавать наводящие вопросы. Так уж получилось, что по этому номеру, в этот кабинет благополучные и счастливые люди никогда не звонили. Но пауза затягивалась уже до неприличия, и он спросил:
– Что-то с Леней?
– Да, с Леней. Неделю назад, в прошлый понедельник, за ним приехала машина. Ну, чтобы на работу его отвезти. Леня остановил машину возле Центрального телеграфа на Тверской. Велел водителю ждать, сам вышел и больше не вернулся. Вот и все. Мы с Леней женаты уже три года. За это время не было ни одной ночи, чтобы он не ночевал дома. Я думаю, вернее, я знаю, что случилось самое худшее.
– М-да, даже не знаю, что ответить, – Девяткин и вправду не знал, что ответить. В голову лезли одни банальности. – В полицию вы уже обращались?
– Нет, разумеется, не обращалась. Леня очень заметный человек, солидный бизнесмен. О нем пишут газеты, его по телевизору показывают. Журналисты платят полиции за информацию. Если я заявлю, завтра новость будет во всех газетах, а это серьезный удар по коммерческим структурам, которые принадлежат мужу. Большие, нет, огромные финансовые потери. Если Леня найдется, он убьет меня за то, что я заявила в полицию. Но мне почему-то кажется, что он исчез навсегда.
– Чем я могу помочь? – сочувственно спросил майор.
Тимонина, кажется, немного успокоилась.
– Леня всегда говорил, что вы сыщик, каких поискать. Говорил, у вас талант от бога. А то, что вы оказались после Москвы в этой дыре, в этом Степановске, просто досадное недоразумение. Невезение.
– Ну, не преувеличивайте мои способности.
– Вы его найдете. Ведь вы с Леней лучшие друзья. Вместе служили в Афганистане. Леня часто повторял: если со мной случится несчастье, если что-то серьезное стрясется, первому я позвоню Юре Девяткину. Он часто это повторял в последнее время, будто знал… И вот он пропал. Позвонить вам Леня не может, поэтому звоню я.
– Понимаю, – сказал Девяткин. – Теперь постарайтесь меня выслушать. Да, мы с Леней действительно старые друзья. Вместе воевали. Я готов сделать для него все, что нужно и можно, но мои возможности ограниченны. Понимаете? Я не отказываюсь помочь. Но не все в моих силах. Я ведь скромный полицейский из провинции, пусть раньше и работал в Москве.
– Возможно, вы один только и можете помочь. Вы – самый близкий друг Лени. Ни один человек не знает его так хорошо, как вы.
– Возможно, – согласился Девяткин. – Но лично у вас гораздо больше возможностей, чем у меня. Вы обеспеченный человек, и, если не хотите иметь дело с полицией, обратитесь к частным сыщикам, самым лучшим. В Москве есть хорошие детективы.
– Это бесполезно. Они будут тянуть с меня деньги и создавать видимость бурной деятельности, а Лени не найдут. Мне необходимо разыскать мужа, и я хочу знать правду.
Снова долгая томительная пауза. Тимонина ждала от него каких-то слов, и он в конце концов решился:
– Хорошо, я приеду. Возьму билет на завтрашний поезд, через сутки буду в Москве.
– А самолетом нельзя? Быстрее получится.
– В этом городишке нет аэропорта. Тут вообще ничего такого нет, потому что цивилизация сюда еще не дошла. Задержалась лет на двадцать.
– Хорошо, приезжайте хоть поездом. Я знала, что вы не откажете. Когда возьмете билеты, позвоните. Пришлю машину вас встретить.
Короткие гудки отбоя.
Закончив телефонный разговор с женой Тимонина, Девяткин встал, раскрыл створки стенного шкафа, стянул форменную рубашку и брюки, переоделся в гражданскую одежду и критически осмотрел себя в большое зеркало. Видок не слишком солидный.
Ехать в таком виде в столицу, явиться в приличный дом, чтобы расстраивать своим видом жену друга, у которой и так большие неприятности, которая, возможно, вдовой стала, нет, на такую пакость он не способен.
Девяткин сел в кресло, зашнуровал ботинки, позвонил в соседний кабинет младшему лейтенанту Афонину, велел забрать протоколы и закруглить все дела с задержанными.
– Только ты с ними построже, – велел майор. – Без разговоров за жизнь, без соплей. Я вернусь во второй половине дня.
– Построже – это само собой, – отозвался Афонин, который не умел строго держаться с задержанными хулиганами.
Теперь надо садиться в машину и ехать к начальнику управления Ефремову на дачу, где тот лечится тяжелым трудом от мифической ангины. Ехать и отпрашиваться на неделю. Ефремов воспримет просьбу подчиненного как личное оскорбление. «Ты не можешь с этим дерьмом повременить? – спросит Ефремов. – Ты ведь меня под корень рубишь. Знаешь ведь, как мне нужна эта неделя. В кои-то веки выбрался поработать на воздухе». Ну, и так далее…
Ничего, он хороший человек, поймет, войдет в положение. Должен понять.
На центральной площади Девяткин появился в пятом часу вечера. Он уже успел побывать на даче Ефремова и выпросил неделю за свой счет, затем пообедал все в той же диетической столовой, в которой поклялся себе больше не бывать. Затем побрился и постригся в вокзальной парикмахерской. Теперь самое время подумать об обновлении гардероба.
Жара не собиралась идти на убыль. Ветер поднимал и гнал по площади клубы въедливой пыли и мелкого песка. Девяткин подошел к городскому универмагу, с огромными, как в Большом театре, колоннами, поднялся вверх по ступенькам. В торговом зале на первом этаже было так прохладно, будто сюда вернулась ранняя весна. Не хватало только птичьего пения.
