- Вы полегче, товарищ лейтенант. Найда у меня все понимает. И, между прочим, имущества она вернула людям побольше, чем некоторые в вашем ОББ.
- Хватит ссориться, - вмешался Павел Маркович, один из лучших экспертов НТО*.
_______________
* Научно-технический отдел.
И Никитин обрадовался, что едет именно с ним. Он-то знал, как умеет работать этот маленький худенький человек.
- Поехали, - приказал он шоферу.
Автобус, надсадно ревя мотором, поехал по бульварам, свернул на Малую Бронную и через несколько минут остановился у большого мрачного дома. Рядом с подъездом подпрыгивал от холода милиционер. Никитин открыл дверцу, выскочил из автобуса. Морозный ветер полоснул по лицу хлопьями снега.
- Товарищ начальник, - милиционер шагнул к нему, приложив руку к ушанке, - старший патруля сержант Шукаев.
- Ну что у тебя, Шукаев?
- Напарника бандюга застрелил, потом в меня пальнул, ну я его... и...
Милиционер замялся.
- Застрелил, что ли? - подсказал ответ Никитин.
- Так точно.
- Ну и правильно сделал, дорогой товарищ Шукаев, а то они нас стреляют почем зря, а мы что, рыжие?
- Так дело-то в том...
- В чем дело?
- Пацан он совсем.
- Это самые что ни на есть вредные гады, приблатненные пацаны. Бандит или вор, тот с пониманием, зря стрелять не станет, а эти палят напропалую. Веди.
В подъезде после улицы было даже тепло.
- Где?
- Наверху.
- А этажей сколько?
- Восемь.
Никитин присвистнул. Светя фонарями, они поднялись на шестой этаж и увидели первый труп. Эксперт включил аккумуляторный фонарь, яркий сноп света вырвал из темноты лестничный марш и маленькую фигурку в ватнике, лежащую у перил.
- Н-да, - сказал эксперт, - действительно совсем пацан.
Никитин увидел залитую кровью тельняшку в вырезе ватника, сапоги-прахоря, кепочку-малокозырку, валяющуюся рядом.
- "Пацан", - передразнил он эксперта, - такой в сто раз опаснее.
Никитин наклонился, похлопал убитого по смятым голенищам.
- Вот она где, - сказал он довольно, вытаскивая из сапога финку.
- Сволочи, они и есть сволочи. До чего же война этих блатников развела. Страшно подумать. Пистолет где?
Шукаев протянул ему ТК.
- Три патрона осталось. Где он ствол-то взял? - Никитин отдал оружие эксперту.
- Посмотрим, посмотрим, - Павел Маркович спрятал пистолет в свой бездонный чемодан. - Баллисты отстреляют, тогда точно скажем, что это за оружие.
Никитин перевернул убитого, расстегнул ватник. Пиджак и тельняшка пропитались кровью. Одна пуля попала в бок, вторая прямо в сердце.
- Хорошо стреляешь, Шукаев, - сказал Никитин.
Видимо, в голосе офицера сержанту послышалась осуждение, и он заговорил торопливо и сбивчиво:
- Да разве... Знал я, что ли, товарищ лейтенант... Бежит он на меня... Стреляет...
- Да ты не пыли, не пыли, сержант, действия твои расцениваю как правильные.
Шукаев ничего не ответил, вздохнул тяжело.
- Да разве в этом-то дело...
- А в чем? - рассмеялся Никитин. - Ты, сержант, антимонии не разводи. У него при себе пистолет и финка. - Никитин продолжал обыскивать убитого. Из внутреннего кармана он вытащил сброшюрованные листочки бумаги, какие-то снимки и тонкую пачку денег.
- Посвети-ка, - повернулся он к Шукаеву.
На твердой картонной обложке красной тушью было написано: "Блатные песни".
Никитин раскрыл книжку-самоделку.
Проснешься утром - город спит,
Не спит тюрьма - она уже проснулась.
А сердце бедное так заболит,
Как будто к сердцу пламя прикоснулось.
прочел он вслух. - Ишь ты. Сочинение. - Он листал страницы.
- Оригинальная поэзия, - сказал спустившийся с чердака Павел Маркович, - такие книжечки на Тишинке из-под полы продают.
Никитин сунул книжечку в полевую сумку, повернул к свету фотографии и присвистнул.
- Тьфу, порнография, где только пацаненок этот достал блевотину такую.
- Не где достал, милый Коля, - перебил его Павел Маркович, - а кто ему дал, вот в чем вопрос. Что еще нашли?
- Только ключи от квартиры.
- Любопытно, ключ есть, а двери нет. Неужели никаких документов?
- Никаких, если не считать этого. - Никитин взял фонарь и направил луч на безжизненно лежащую руку.
Беловатый конус света вырвал из темноты синие буквы татуировки на тыльной стороне ладони: "Витек", перстень, выколотый на безымянном пальце, и могилу с крестом.
- Видите, поперечина на кресте косая? - спросил Никитин эксперта.
- Вижу.
- Это значит, что он в блатную жизнь принят, но еще не в "законе". Как первый срок отмотает, еще одну поперечину наколет, тогда, значит, полным "законником" стал. Вот, Павел Маркович, какие у него документы.
Эксперт молчал, разглядывая руку убитого.
- Слушай, Шукаев, теперь расскажи, как дело было.
- Мы его на сквере заметили, - начал сержант.
- Где именно?
- У павильона.
- Одного?
- Вроде.
- Вроде или точно?
- Точно одного. Окликнули. Он бежать. Мы за ним Он в подъезд.
- У него ничего в руках не было?
- Вроде сумка или мешок какой.
- Шукаев, - Никитин достал папиросу, - ты в милиции сколько лет?
- С тридцать девятого. А что?
- А то, друг Шукаев, пора бы отработать память.
Сержант молчал, потом топнул валенком.
- Был у него мешок, точно был. Он ему мешал в дверь войти.
- Вот это горячее. - Никитин перекинул папиросу из одного угла рта в другой. - Ты лестницу осмотрел?
- Так точно!
- Ну?
- Не заметил. Будем искать?
- А зачем нам надрываться, у нас техника есть. Смирнов, давай Найду.
Собака вспрыгнула на площадку. В свете фонаря глаза ее горели синеватым огнем. Она подняла лобастую морду, посмотрела на Никитина, и ему стало не по себе от этого диковатого взгляда.
- Ищи, Найда, ищи, - скомандовал проводник.
Овчарка потопталась на месте и потянула повод. Она добежала до последнего этажа, стала лапами на дверь шахты лифта и гулко залаяла.
- Ну-ка, убери ее, - отдуваясь, приказал Никитин. Бегать по этажам в полушубке было тяжело и жарко.
Проводник оттянул рычащую собаку, и Никитин распахнул дверь шахты. Мертвая кабина застыла здесь на многие годы.
Никитин посветил фонарем и увидел брезентовую сумку, валявшуюся в углу. Он вошел в кабину, нагнулся, расстегнул пряжку, направил фонарь внутрь. В сумке насыпью лежали патроны к пистолету ТТ и нагану, несколько пачек папирос "Совьет юнион" и какие-то металлические пластинки.
Никитин взял одну и увидел не то буквы, не то цифры, выбитые на конце.
- Это типографские литеры, - сказал за его спиной эксперт.
- Шрифт? - переспросил Никитин.
- Да.
- Зачем он ему?
- Приедем на Петровку, узнаем, что сложить из этих буковок можно.
- Ну что ж, вызывайте перевозку, - скомандовал Никитин, - убитых на экспертизу, а мы по домам. Ты, Шукаев, с ними поедешь, рапорт напишешь.
ДАНИЛОВ
Утром его вызвал начальник МУРа: позвонил по телефону сам и голосом, не терпящим возражений, коротко бросил:
- Зайди.
Данилов вздохнул, закрыл старое дело бандгруппы Пирогова, которое изучал уже второй день, интуитивно чувствуя какую-то невидимую связь между тем, чем он занимается сегодня, и бандой Пирогова, и пошел к начальству.
Бессменный помощник начальника Паша Осетров, затянутый в синий новый китель, покосившись на краешки ослепительно блестящих погон, кивнул Данилову на дверь:
- Ждет, товарищ подполковник.
Слово "подполковник" Паша произнес с осуждением, покосившись на гимнастерку Данилова со споротыми петлицами.
Начальник стоял посреди кабинета, новая форма делала его моложе и стройней.
- Ну, что у тебя, Иван?
- Все то же самое.
- Так и прикажешь докладывать руководству?
- Пока я ничего конкретного сказать не могу.
- Так, - начальник начал раскачиваться с пятки на носок. - Так, - еще раз повторил он, - хоть что-то у тебя есть?
Данилов посмотрел в окно. По заснеженной Петровке метель гнала редких прохожих. Он помолчал, достал папиросу, прикурил.
- Не знаю, товарищ начальник, не знаю, так, слабые наметки.
- Садись, - начальник опустился в кресло, - сейчас Серебровский зайдет, помозгуем втроем.
Данилов посмотрел на ладную, подтянутую фигуру начальника МУРа и вспомнил, как тот в мае сорок первого рассказывал ему о диете, на которую сел, чтобы похудеть.
- Ты еще смеешься, Иван?
- Да вспомнил, как ты на диету садился перед войной.
В редкие минуты, когда они оставались вдвоем, Данилов и начальник МУРа по-прежнему были на "ты", как в те далекие годы, когда совсем молодыми пришли в уголовный отдел ВЧК. С тех пор они шли по жизни рядом, и Данилов совершенно не завидовал тому, что его друг внезапно из начальника отдела стал руководителем МУРа.
- Жизнь, Ваня, у нас с тобой почище, чем в санатории "Мацеста"...
Начальник не договорил, дверь распахнулась, и в кабинете появился полковник Серебровский - стремительный, цыганисто-красивый и всегда веселый.