– Любовь – это такое благодатное чувство, когда без второй половинки ты начинаешь ощущать себя получеловеком, ведешь неполноценную неинтересную однобокую жизнь, – соглашался я, скрывая по этому поводу совершенно противоречивые мысли.
– Словно становишься дальтоником, не различаешь цветовую гамму, и уже не замечаешь, как восхитителен, совершенен и прекрасен окружающий тебя мир, – не заметив кощунственной издевки в моих словах, подхватывала Лариса. – Когда, находясь в разлуке с любимым человеком, ты чувствуешь себя абсолютно опус-тошенной, словно заброшенный пересохший колодец, в котором не осталось ни капли прохладной влаги.
– Где бы ты ни был, ты повсюду видишь глаза любимой и близкой тебе женщины, слышишь ее голос, чувствуешь ее дыхание… – увлеченно декламировал я, выдавая экспромтом плеяду высокопарных многозвучных фраз. – Ты постоянно думаешь только о ней и готов совершить самые необдуманные поступки и великие подвиги, лишь бы хоть на мгновение оказаться рядом, чтобы обнять ее за нежную хрупкую талию и крепко прижаться своими губами к ее губам, считая, что весь мир создан лишь для нас двоих.
Как ни жаль, но в отличие от Ларочки я слишком поздно узнал, какое это великое счастье любить и быть любимым! Нет ничего более торжественного, как шептать на ушко единственной избраннице кроткие чувственные признания и слышать в ответ такие же нежные и приятные слова: «Я люблю тебя! Люблю! Люблю…»
Вновь эта заплывшая жиром пассажирка. Она опять бесцеремонно толкает меня баулами и в очередной раз возвращает в реальную действительность. Я сопротивляюсь всем нутром, каждой клеточкой моего воспаленного мозга. Я не хочу осознавать себя ничтожным и несчастным человеком. Уже длительное время моя жизнь состоит из единого и нескончаемого кошмара. Я мечтаю закрыть глаза, чтобы, вновь открыв, вернуться в мое прекрасное прошлое. Как бы мне хотелось снова оказаться рядом с Ларисой, а все, что произошло со мной за последние дни, недели и месяцы, считать нелепым глупым и жутким сном. Но увы! Если бы в нашей жизни было все так легко и просто. Это верно, что на ошибках учатся, только почему-то эти ошибки иногда становятся роковыми и в корне меняют не только судьбу, но и всю жизнь человека, сделав его самым несчастным, униженным и беспомощным.
Я исподлобья смотрю на оленегорскую пассажирку.
– Что уставился, алкаш смердящий? – грубо спросила она.
– Ты мне наливала?
– Еще чего захотел? Таким, как ты, и без меня неплохо наливают!
– Каким это таким? Ты меня знаешь, чтобы так говорить? – озлобленно огрызнулся я.
– На рожу свою небритую посмотри, прежде чем порядочного человека из себя корчить!
Я не стал придавать значение ее оскорблениям. В принципе, я отлично понимал, что эта толстушка во многом права. Никто, кроме меня самого, не был виновен в том, что я потерял всякий человеческий облик. Заметив, что я больше не обращаю на нее ни малейшего внимания, она оставила меня в покое и наконец-то развалилась на свободной скамье. По-прежнему глядя на меня презрительным взглядом, она самодовольно замурлыкала под нос что-то из репертуара русских народных песен. Я машинально закрываю глаза и мысленно возвращаюсь в то недалекое прошлое, которое все еще живет в моем сознании и в моей памяти.
Тольятти. Это город, который давно был городом моей мечты и моих надежд. Однако, прежде чем я твердо решил покинуть Кольский полуостров, я вначале досконально изучил не только его местоположение на левом берегу Волги, имел понятие об умеренно-континентальном климате, но и попытался как можно больше разузнать о быте и элементарных условиях проживания. Я внимательно следил за телевизионными передачами и преднамеренно прочитал уйму центральной прессы, непосредственно касающейся этой темы. Во всяком случае, я был достаточно осведомлен о том, что этот город был основан Василием Татищевым в 1737 году как город-крепость и был известен не только в России, но и далеко за ее пределами как Ставрополь, что в переводе с греческого языка означало город Креста. Я также не мог не знать, что в 1964 году он был переименован в честь итальянского коммуниста Пальмиро Тольятти. Ну и как само собой разумеющееся, я не мог быть неосведомленным о существовании двух самых современных железнодорожных вокзалов и уж тем более не мог не знать, что Тольятти состоит из трех основных районов: Центрального, именуемого в народе Старым городом; Комсомольского и Автозаводского, который неофициально считается Новым городом. Естественно, я никоим образом не планировал устроиться на градообразующее предприятие, ставшее крупным центром автомобильной промышленности, чтобы потом долгие годы, словно запрограммированный робот, круглосуточно вкалывать на конвейере, тупо собирая отечественные автомобили. Я мечтал о красивой и беззаботной жизни. Мне, человеку весьма образованному, надоело подчиняться заносчивым чванливым руководителям, которые лишь благодаря стечению обстоятельств получили наиболее престижные, хорошо оплачиваемые должности, но при этом так и остались никчемной бездарью. Мне надоело в течение нескольких лет числиться младшим научным сотрудником. Перспектива дождаться своего звездного часа и на склоне лет получить ученую степень меня больше не интересовала. Вместе с перестроечным периодом, внезапно охватившим нашу страну, не только у меня, но и у многих моих сверстников произошло переосмысление финансовых и духовных ценностей. Я хотел иметь все и сразу! Мне нужны были деньги. Много денег! Я мечтал о регулярном посещении самых престижных ресторанов. Я хотел соблазнять наивных молоденьких девочек и при этом умиротворительно щуриться от теплых солнечных лучей, если не на Канарских островах, то хотя бы на побережье Черного моря. К собственному удивлению, при всей моей фантасмагории, я не мог и предположить, что мои бредовые идеи и видения красивой беззаботной жизни не столь уж иллюзионны. В первые же минуты моего прибытия на железнодорожный вокзал города Тольятти я начал разыскивать банкомат, опрометчиво расспрашивая о его местонахождении у совершенно незнакомых мне людей. Потом, даже не оглядевшись по сторонам, я попытался снять с моего банковского счета наличные деньги. К моему огорчению, у меня ничего не получилось. Банкомат опустел, и мне пришлось довольствоваться неприкосновенным запасом, той незначительной суммой, которую я берег на случай непредвиденных обстоятельств. Но мне тогда и в голову не могло прийти, что я самопроизвольно угодил в поле зрения местных аферистов, которые впоследствии так или иначе не только в значительной степени повлияли на мою судьбу, но и в корне изменили дальнейшую жизнь. Я не успел пройти и нескольких шагов по Автозаводскому району, как меня небрежно оттолкнули в сторону. Это был невысокий молодой человек, который чуть ли не сбил меня с ног. Он пронесся мимо, словно тайфун, и даже не извинился за столь бестактный поступок. По собственной наивности я невольно подумал, что у него случилось какое-то несчастье. Я был искренне уверен, что просто так, без уважительной причины, никто не понесется по улице сломя голову, не замечая никого и ничего на своем пути. По моему мнению, он явно куда-то торопился и был чем-то сильно взволнован. Разумеется, он не только вынудил отправить ему вслед парочку нелицеприятных фраз, но и невольно привлек мое внимание. Машинально посмотрев ему вслед, я самопроизвольно увидел, как из заднего кармана его потертых джинсовых брюк выпала крупная пачка денег, согнутая пополам и перетянутая резиночкой. Пока я сообразил, что у меня под ногами валялось целое состояние в виде пятитысячных купюр, этот молодой человек уже затерялся в толпе приехавших пассажиров. Моя безнравственная алчность отреагировала на все происходящее гораздо быстрее, чем внутренний голос благоразумия. Я не стал медлить, мгновенно поднял оброненные им деньги и на всякий случай сделал вид, что намерен нагнать их владельца. Но я даже не успел сойти с места, как почувствовал на собственном плече прикосновение тяжелой мужской руки. Обернувшись, я увидел перед собой коротко остриженного бугая атлетического телосложения. У него было широкоскулое лицо, мощный пуленепробиваемый лоб, широкий нос с явными признаками давно сломанной переносицы. Но больше всего меня поразили его большие карие глаза, в которых явственно отражался взгляд кровожадного коршуна.
– Эй, братишка! Я первый заметил бабло, – произнес он приблатненным жаргоном и тут же пояснил: – У меня больное колено, поэтому тебе удалось меня сделать…
Я не сразу понял, что происходит, но выпустить из рук неожиданный подарок судьбы, уже не хотел. Помню только, что он о чем-то говорил, а я что-то отвечал, пытаясь доказать собственное право на обладание хрустящей пачкой новеньких пятитысячных купюр. В общей сложности мы общались и спорили между собой не более одной минуты, хотя мне казалось, что мы потратили на выяснение отношений целую вечность. Стараясь не привлекать внимание проходивших мимо людей, мы оба говорили на пониженных тонах.
