Однако идеологическое зерно антисоветизма и — шире — оголтелой защиты устоев капиталистического общества не только сохранилось у наследников Флеминга, но развилось и приобрело более изощренную форму. Политический боевик правой ориентации, рядящийся в более объективную — естественно, по сравнению с историями о Бонде — упаковку, претендует на то, чтобы освещать злободневные политические проблемы с точки зрения самых реакционных кругов западного общества. Кстати сказать, миф о мнимой агрессивности нашей страны, ставший с относительно недавнего времени краеугольным камнем внешнеполитической пропаганды некоторых стран капиталистического Запада, впервые нашел широкое пропагандистское применение в антисоветских детективных боевиках, выпущенных в конце 40-х — начале 50-х годов.
Сегодня можно с полным основанием утверждать, что современный западный детектив, за редким исключением, перестает быть пищей для прихотливой игры ума и всего лишь увлекательным и развлекательным чтением. Понятие «детектив» трактуется в данном случае широко — в него включаются и традиционная история раскрытия преступления, и произведение, написанное от лица преступника, и шпионский роман.
Попытка универсального определения этого широкого понятия предпринята известным болгарским писателем и теоретиком жанра Богомилом Раиновым: «В своем развитии детективный роман сумел низвергнуть и разрушить почти все каноны, пытавшиеся определить и ограничить его специфику. Но при всей, так сказать, необузданности этого развития, во всех своих перевоплощениях детективный жанр сохранил одну существенную тематическую черту: литературное повествование в нем неизменно связано с преступлением. А будет ли внимание автора обращено на действия блюстителя закона или его нарушителя, раскроет ли он нам драму следователя, или драму преступника, будет ли покушение касаться отдельной личности или всего общества, окажется ли тот, кто борется против нарушителя, представителем определенной общественной группы или будет действовать в силу личных побуждений — все это подробности, не затрагивающие специфики повествования… мы можем считать детективным романом лишь такое произведение, в котором преступление рассматривается не как эпизод или повод для развития действия, а как основная тема, которой следуют и с которой в той или иной степени связаны все конфликты, драмы и события, введенные автором в повествование. Это единственное возможное определение, позволяющее причислить к жанру тысячи детективных произведений во всех их разновидностях — от „Приключений Шерлока Холмса“ до расследований инспектора Мегрэ, от романа-задачи Агаты Кристи до романа-авантюры Реймонда Чендлера, от соперничества умов убийцы и следователя в книгах Дороти Сэйерс до грубых кулачных и пистолетных стычек в произведениях Картера Брауна».[2]
Внимательно следя за развитием современного детектива во всем его многообразии, нельзя не заметить процесса его нарастающей идеологизации, стремления откликнуться на самые животрепещущие проблемы наших дней. Теперь идеологические коллизии характерны не только для политического детектива или шпионского романа. Социальная тема вторгается и в самый обычный детектив, написанный в русле признанного канона. Таков естественный ход литературного развития. Игра, сталкиваясь с реальностью, терпит поражение. И события действительной жизни властно заполняют, захлестывают хитроумную, но абстрактную схему.
Тут, конечно, немалую роль играют и читатели. Открывая новое произведение излюбленного жанра, читатель вряд ли увлечется еще одним рассказом об убийстве на почве ревности в глухой деревушке или каком-то заштатном городке. Ему интереснее прочесть в остросюжетной форме о тех событиях, которые ему каждый день преподносят газеты, радио и телевидение.
В западном мире убийство, преступление перестало быть делом экстраординарным. Оно уже никого не потрясает, ибо превратилось в банальный факт повседневного существования. Конечно, пальму первенства в этом сомнительном соревновании «по внедрению» детективных сюжетов в жизнь держат США, где, по официальным данным, на 226,5 миллиона жителей приходится по меньшей мере 140 миллионов единиц огнестрельного оружия. В небольшой Швеции положение не столь драматично. Однако и в этой, казалось бы, благополучной стране есть множество нерешенных и нерешаемых социальных проблем. О них, собственно, и написаны три предлагаемых нашему читателю детективных романа. Их авторы не стремятся предложи гь решение больных вопросов шведской жизни, ибо и не могут его предложить. Но они остро, точно, полемично задают эти вопросы. К примеру, почему, в самом деле, Стокгольм занимает одно из первых мест в мире по числу самоубийств?
Спокойные, уравновешенные, материально обеспеченные шведы — и вдруг самоубийства? Видимо, есть некие противоречия в шведском обществе, не позволяющие многим его членам найти иной выход из жизненных трудностей; видимо, обострился в Швеции кризис идеалов и стремлений, ибо человек кончает с собой, если у него нет ни того, ни другого. А когда у человека стремления есть, но он понимает, что они неосуществимы, он способен пойти на преступление…
Разъясняя задачу, которую ставили перед собой создатели декалогии «романов о преступлении», в которую входит роман «Запертая комната», Пер Вале писал: «Замысел наш заключался в том, чтобы, используя форму детективного романа, изобразить шведское общество, его теневые стороны, его проблемы, его развитие в течение десяти лет, составляющих действие серии». Первый роман, «Розеанна», увидел свет в 1965 году. Последний, десятый, «Наемные убийцы», был опубликован в 1975-м. В этом же году в возрасте 48 лет умер Пер Вале. На русский язык переведено шесть книг декалогии: «Полиция, полиция, картофельно пюре», «Негодяй из Сэфле», «Запертая комната», «Смеющийся полицейский» (русский перевод «В тупике»), «Подозреваются в убийстве» и «Наемные убийцы».
Романы декалогии пользуются большим заслуженным успехом как в самой Швеции, так и за ее пределами, многие из них экранизированы. Очевидно, что декалогия стала явлением не только шведской, но и всей детективной литературы. Произошло это во многом потому, что Пер Вале и Май Шеваль, используя в высшей степени традиционную форму детектива, создали нечто принципиально отличное от продукции «массовой литературы».
Вале и Шеваль не страшатся обвинений в приверженности к штампам. Они вызывающе берут затасканный сюжет «запертой комнаты» и даже не считают нужным изобретать какое-то завлекательное название. В «Запертой комнате» легко выделяются три достаточно самостоятельные сюжетные линии, каждая из которых могла бы стать предметом отдельного романа, но все три преступления оказываются хоть и опосредствованно, но тесно связаны. И связь эта мотивирована действительностью, а не изощренностью писательской техники. Обе сюжетные линии имеют свои завязки, но если в случае с «запертой комнатой» завязка совершенно традиционна—обнаружен труп, ведется расследование, заходящее в тупик, — то экспозиция рассказа об ограблении банка выглядит нарочито затянутой — мы как бы присутствуем при замедленной демонстрации кинофильма и знаем несколько больше, нежели полицейские, но все же далеко не достаточно, чтобы решить, кто же преступник. Вале и Шеваль пишут именно детектив — они, как и положено по законам жанра, держат нераскрытыми до самого конца и загадку убийства в «запертой комнате», и загадку ограбления банка, открывающего роман. В данном случае авторы сознательно «придерживают» развязку, чтобы показать, в частности, какими неверными путями нередко идет следствие.
В работе полицейских, как ее изображают Вале и Шеваль, нет ничего романтического или героического. Она повседневна, буднична, однообразна, хотя порой и опасна. Образы комиссара полиции Мартина Бека и группы его сотрудников и друзей объединяют романы декалогии. В самом комиссаре нет никаких черт супермена, обычно присущих сыщику экстракласса, каковым Бек, несомненно, является. Нет у него и экстравагантных хобби — всего лишь увлечение моделями кораблей. Сыщик из традиционного детектива практически неуязвим, а Бек долго находился на излечении после схватки на крыше с преступником, кстати, бывшим полицейским, о чем рассказывается в романе «Негодяй из Сэфле». Так, мелкими, но всегда точными деталями авторы наполняют каноническую литературную форму приметами реальной жизни.
Мартин Бек в романе «Запертая комната» — усталый, не слишком здоровый и не слишком удачливый человек. Семейная жизнь его расстроилась, очень многое не радует его и в том, как работает шведская полиция. Но есть в характере героя черты, делающие его необыкновенно привлекательным: абсолютная личная порядочность, помноженная на в высшей степени развитое чувство долга и справедливости. Именно потому он и продолжает заниматься, казалось бы, совершенно безнадежным делом о гибели пенсионера Свярда, бедного, угрюмого и жадного человека. Халатность полицейских, начавших следствие по делу «запертой комнаты», — тревожный симптом для «демократической» Швеции. Судьба одинокого, небогатого человека, сколь бы трагичной она ни была, не вызывает ни у кого ни сочувствия, ни интереса. И дело тут не в конкретной личности Свярда. О холодном равнодушии к старости размышляет Мартин Бек, возвращаясь от матери, которую навещал в пансионате для престарелых: «Что такое одинокая нищая старость? После полноценной трудовой жизни ты обречен на жалкое прозябание и полную утрату человеческого достоинства… Да, суровый приговор ожидает тех, кто достиг чересчур преклонного возраста. Изношенному колесику место на свалке…»
