Однако больше всего изумили меня пешеходы. Рискуя жизнью и здоровьем, они норовили перебежать улицу прямо под колесами проезжающих экипажей, не обращая внимания на брызги грязи и кое-чего похуже. Брызги запачкали бы и меня, если бы я в тот миг по глупости высунула голову наружу. Правда, на улицах работали подметальщики, которые, как могли, старались расчистить дорогу для публики, одетой почище. В целом же мне показалось, что большинство лондонцев привыкли к грязи. Скоро я поняла, что наблюдать за столичной жизнью лучше глядя в окошко экипажа. Мимо пробегали самые разные фигуры, которые я почти не успевала рассмотреть.
В толпе пешеходов сновали разносчики, предлагавшие самый разный товар: от ежедневных газет до лент и спичек. На обочинах стояли лотки и тележки, с которых торговали фруктами и овощами. Резкий запах селедки заставил меня прижать к носу платок, что не помешало мне разглядеть торговку рыбой, сидящую рядом с большой бочкой. И почти сразу я увидела лоток с двумя большими медными кофейниками, источавшими дивный аромат. Здесь продавали горячий кофе в розлив.
Вскоре мы приблизились к месту, где в будущем должен был появиться новый вокзал: навстречу нам стали попадаться бесчисленные подводы, груженные строительным мусором. Подводы сильно затрудняли движение. В экипаж проникла пыль, и я закашлялась. Я сразу поняла, что стройка не пользуется особой любовью горожан. Глядя на скрипучие старые подводы, которые еле тащились по мостовой, пешеходы морщились в досаде, а кебмены отчаянно ругались: им приходилось выстраиваться в очередь, чтобы объехать вереницу подвод по другим улицам. И сами подводы, и то, что на них перевозилось, внушали жалость. Среди битого кирпича и колотой черепицы виднелись обрывки материи, которые когда-то служили занавесками, и клочки дешевых ковров; иногда в куче мусора валялись сломанные стулья или покореженные металлические спинки кроватей. Засохший розовый куст свидетельствовал о попытках какого-то бывшего жильца разводить садик… Словно огромные костлявые пальцы, из мусора торчали сломанные доски, оконные и дверные рамы.
Вдруг мы резко остановились.
«Неужели приехали?» — подумала я.
Видимо, извозчик прочитал мои мысли, потому что окошко в передней стенке открылось, и я увидела физиономию Уолли Слейтера.
— Придется подождать, мисс. Полисмен остановил движение, чтобы пропустить еще одну подводу.
— Полисмен?
— Полицейский, сыщик, пилер[1] — словом, малый, который охраняет закон и порядок. Надо сказать, неплохо они устроились, наши полицейские! Всеми командуют и мешают честным гражданам заниматься своими делами, — презрительно заключил кебмен.
Я отважилась высунуться из окошка, чтобы посмотреть, чем эта подвода отличается от остальных и почему для ее передвижения потребовалось вмешательство полицейского. В ноздри мне угодило новое облачко пыли, и я чихнула. Я уже собиралась снова спрятаться в экипаж, когда из-за поворота справа показалась та самая подвода. Она была точно такая, как остальные, на которых со стройки вывозили мусор, но на ней лежало нечто непонятное, длинное и узкое, накрытое куском просмоленной парусины. Если другие повозки, грохотавшие по мостовой, провожали свистом и презрительными выкриками, то эту встретили в любопытном и тревожном молчании.
Стоявший неподалеку от нас пожилой прохожий стянул с головы кепку.
Экипаж качнуло; я увидела, что мой извозчик спрыгнул со своей скамьи и подошел к плотному человеку в одежде рабочего. Судя по всему, он его знал. Они стали о чем-то перешептываться.
— Что там — несчастный случай? — крикнула я.
Оба повернулись ко мне. Рабочий открыл было рот, но кебмен опередил его:
— Мисс, вам не о чем волноваться.
— Но ведь на той повозке труп! — не сдавалась я. — На строительстве вокзала произошел несчастный случай со смертельным исходом? — Тут я вспомнила рассказ Уолли об «эксперименте». — Или они везут гроб с кладбища?
Уолтер Слейтер, бывший боксер, смотрел на меня ошарашенно и осуждающе. Не знаю, что ему не понравилось больше — мой деловитый тон или мое нездоровое любопытство. Он явно считал, что порядочным молодым леди не положено так вести себя при встрече с покойниками. Наверное, мне следовало бы устроить истерику. Однако я никогда не была плаксой, да и в обморок не падала ни разу в жизни. Мне показалось, что я должна объясниться.
— Мой отец был врачом, — сказала я. — Его часто вызывали, когда происходил несчастный случай на… — Я замялась. Я собиралась сказать «на шахте», но здесь ведь Лондон, а не Дербишир! Что лондонцам известно об угольных шахтах? Поэтому я неловко поправилась: — В разные места!
— Да, мисс, это уж точно, — ответил кебмен.
Но я сразу поняла, что он заметил мою оплошность.
Мысленно отругав себя, я решила помалкивать. Наверное, в столице не приветствуют провинциальную простоту и открытость. Подумать только, я ухитрилась шокировать даже кебмена! Трудно даже представить, какие оплошности я могу допустить, общаясь с представителями высшего общества!
Впрочем, пожилого рабочего наш разговор как будто даже позабавил.
— Бог с вами, мисс, — весело произнес он, обращаясь ко мне. — При чем здесь кладбище? Труп совсем не старый, а почти свеженький.
Слейтер мрачно приказал своему собеседнику прикусить язык. Я же решила: раз кебмен уже заклеймил меня за нездоровый интерес к событию, попробую порасспрашивать еще. В конце концов, семь бед — один ответ.
— Что значит «свеженький»? Значит, в самом деле несчастный случай? — спросила я у рабочего.
— На месте сноса нашли тело женщины, — с удовольствием ответил тот. — Зверское убийство! Ее затащили в один из домов, предназначенных под снос, и запихнули под сломанную кровать. Она уже вся позеленела, как капуста, да и крысы…
Я побледнела. Однако кебмен, видимо, решил, что с нас достаточно малоприятных подробностей, и рявкнул:
— Хватит!
По-моему, он испытал некоторое удовлетворение, увидев, что услышанное сильно подействовало на любопытную пассажирку. Он покосился на меня с многозначительным видом, словно желал сказать: «Вот видите, мисс, это послужит вам хорошим уроком. Нечего совать свой нос в дела, о которых вам знать не положено!»
Меня спас полицейский констебль, который до тех пор перегораживал улицу.
— Поехали! — крикнул он.
Мистер Слейтер вскарабкался на свою скамью, свистнул, и мы покатили дальше.
Подобрав с пола упавшую шляпную картонку, я откинулась на спинку сиденья и попыталась прогнать из памяти ужасные слова пожилого рабочего. Невольно мне вспомнился другой труп, который мне довелось видеть довольно давно. Хотя тот несчастный и не стал жертвой убийства, его тоже увезли с места происшествия на подводе… Да, он не стал жертвой убийства, хотя все зависит от точки зрения. По мнению моего отца, то, что тогда случилось, вполне можно было назвать убийством.
Я гнала прочь страшные воспоминания, но мне невольно подумалось, что подвода с трупом — мрачное предзнаменование. Что меня ждет в Лондоне? Я снова вспомнила об обрывках занавесок на куче битого кирпича и поломанных досок. Куда подевались все те, кто жил в снесенных домах? Получили ли они компенсацию за уничтоженное имущество? Скорее всего, нет. Их выгнали из домов ради торжества прогресса, и то, что осталось после них, внушало непреодолимый ужас.
Лошадь перешла на бодрую рысцу. Я заметила, что экипажей вокруг стало меньше. Мы очутились в более фешенебельной части города. Улицы, по которым мы проезжали, были застроены красивыми домами. Повернув в очередной раз, мы очутились на четырехугольной площади, окруженной особняками, перед которыми приветливо зеленели лужайки. Мы как будто вырвались из столичной кутерьмы в другой, более спокойный мир.
Перед одним из особняков мы остановились. Мистер Слейтер распахнул дверцу и помог мне спуститься.
— Вам ведь сюда? — спросил он, словно боялся, что я дала ему неверные указания. — Очень красивый дом. Если когда-нибудь наживу состояние, что вряд ли возможно, поселюсь в таком же. Но, как я уже сказал, это маловероятно, — философски продолжал мой извозчик. Его лошадь, словно в ответ на его слова, презрительно фыркнула. — Чем же вы здесь будете заниматься? — осведомился мистер Слейтер.
Миссис Парри ведь предупреждала меня! Вот оно — лондонский кебмен пристает к одинокой пассажирке! Я открыла было рот, собираясь сказать, что мои дела его не касаются, но заметила в его глазах лукавые огоньки и неожиданно для себя вместо отповеди расхохоталась:
— Я буду компаньонкой хозяйки дома, мистер Слейтер.
Уолли в ответ оскалил желтые зубы, а его лошадь нетерпеливо затопала по булыжникам, высекая искры.
— Надеюсь, вам понравится, — мрачно произнес кебмен.
