— Он здесь долго жил, этот человек? — осведомился Эрленд, снова пройдя в комнату.
— Не знаю. Он же пришел еще до меня.
— То есть когда вы заняли пост директора, он уже жил здесь?
— Ну да.
— Получается, он прожил двадцать лет в этой берлоге?
— Именно так.
Элинборг посмотрела на презерватив.
— Во всяком случае, он занимался безопасным сексом, — заметила она.
— Не таким уж и безопасным, как оказалось, — фыркнул Сигурд Оли.
В этот момент появился районный медик в сопровождении гостиничного служащего, который тут же ушел обратно по коридору. Врач был весьма упитан, хотя не шел ни в какое сравнение с директором отеля. Он протиснулся в каморку, и Элинборг, видя, как ему там неудобно, поспешила выйти в коридор.
— А, Эрленд! Приветствую, — поздоровался медик.
— Ну, что скажешь? — отозвался инспектор.
— Сердечный приступ, но мне надо получше его осмотреть, — пошутил медик, известный своим черным юмором.
Эрленд взглянул на улыбающихся Сигурда Оли и Элинборг.
— Ты можешь сказать, когда это произошло? — обратился Эрленд к врачу.
— Совсем недавно, буквально в течение последних двух часов. Тело только-только начало коченеть. А его «оленей» вы поймали?
Эрленд вздохнул.
Медик поднял руку.
— Я выпишу свидетельство о смерти, — объявил он. — Потом можете отправлять его на Баронскую улицу.[4] Пускай там делают вскрытие. Как говорится, за удовольствие надо платить, — добавил врач, осматривая труп. — Он получил его в двойном объеме.
— В двойном объеме? — недоуменно переспросил Эрленд.
— Удовлетворение, я имею в виду, — уточнил медик. — Фотографировать будете вы, ведь так?
— Мы, — подтвердил Эрленд.
— Такие фотки будут неплохо смотреться в его семейном альбоме.
— Сдается мне, что никакой семьи у него и нет, — отозвался Эрленд, оглядываясь по сторонам. — Ну что, ты закончил? — спросил он, желая поскорее отделаться от этого юмориста.
Врач кивнул, выполз из комнаты и исчез в коридоре.
— Может быть, стоит закрыть отель? — предложила Элинборг и посмотрела на директора, начавшего опять пыхтеть. — Закрыть входы и выходы, опросить всех служащих и всех приезжих. Запретить вылеты. Задержать корабли в порту…
— Боже милостивый, — запричитал директор, сжимая носовой платок и обратив умоляющий взгляд на Эрленда. — Ведь он был просто швейцаром!
Мария и Иосиф никогда не получили бы здесь приюта, подумалось Эрленду.
— Эта… это… безобразие не имеет ничего общего с моими клиентами, — заявил директор, даже задохнувшись от возмущения. — Ведь у нас в подавляющем большинстве иностранцы, а также жители других районов страны, граждане с положением, моряки и вообще люди подобного рода. Никто из них не мог иметь никаких дел со швейцаром. Никто. Это второй по величине отель Рейкьявика. В праздничные дни он всегда переполнен. Вы не можете закрыть его! Просто не имеете права!
— Мы вправе его закрыть, но не будем этого делать, — ответил Эрленд, пытаясь успокоить директора. — Но я думаю, нам все же придется опросить некоторых постояльцев и большую часть персонала.
— Благодарю, господи, — успокаиваясь, произнес директор.
— Как звали этого человека?
— Гудлауг, — сказал толстяк. — Ему было, по-моему, около пятидесяти. И вы правы насчет семьи, мне кажется, у него никого не было.
— Кто навещал его здесь?
— Не имею ни малейшего представления, — вздохнул директор.
— Замечали ли вы странности в поведении этого человека?
— Да нет.
— Кражи?
— Нет. Ничего подобного.
— Жалобы?
— Нет.
— Ничего такого, что могло бы прояснить ситуацию?
— Нет, насколько мне известно.
— Может быть, в отеле он был с кем-нибудь не в ладах?
— Не знаю.
— Или вне отеля?
— Я не знаю, я плохо знаком с этим человеком. Был знаком, — поправился директор.
— После двадцати-то лет?
— Нет, в самом деле. Он был довольно замкнутым. Мне кажется, он больше любил одиночество, чем компанию.
— Вы полагаете, отель — подходящее место для таких людей?
— Я? Я не… Он всегда был очень обходительным, и никто никогда на него не жаловался. Правда.
— Правда?
— В самом деле, никто никогда не жаловался на него. Честно говоря, он был скорее неплохим служащим.
— А где кафетерий? — спросил Эрленд.
— Я вас провожу.
Директор отер пот с лица, довольный тем, что они решили не закрывать отель.
— К нему часто наведывались гости? — задал очередной вопрос Эрленд.
— Что? — удивился директор.
— Гости, — повторил Эрленд. — Не кажется ли вам, что здесь побывал некто, с ним знакомый?
Директор посмотрел на тело, и его взгляд остановился на презервативе.
— Мне ничего не известно о его подружках, — проговорил он. — Ничего.
— Да, похоже, вы и в самом деле ничего толком не знаете об этом человеке, — заключил Эрленд.
— Он был здесь швейцаром, — отозвался директор, полагая, что инспектор должен удовлетвориться таким ответом.
Они освободили помещение. Пришли техники-криминалисты со своими аппаратами и инструментами, за ними несколько полицейских. Они с трудом разминулись с директором в узком коридоре. Эрленд попросил их как следует осмотреть темный тупик за комнатой. Сигурд Оли и Элинборг остались в тесной каморке разглядывать труп.
— Не хотелось бы мне оказаться в таком виде, — заметил Сигурд Оли.
— Ему уже все равно, — проговорила Элинборг.
— Кто знает, может быть, и не все равно.
— В нем что-нибудь есть? — спросила Элинборг, достав маленький пакетик с солеными орешками. Ей требовалось непрерывно что-то жевать. Сигурд Оли полагал, что это нервная реакция.
— В нем? — не понял Сигурд Оли.
Она кивнула в сторону трупа. Сигурд Оли таращился на нее, пока до него не дошло, что она имела в виду. Немного поколебавшись, он все же опустился на колени возле трупа и внимательно осмотрел презерватив.
— Ничего, он пустой.
— Ну, значит, она убила его прежде, чем он получил удовлетворение, — сказала Элинборг. — А врач-то утверждал…
— Она? — переспросил Сигурд Оли.
— Ну да. Разве это не ясно? — ответила Элинборг, отправляя в рот целую пригоршню орешков. Она предложила угощение и Сигурду Оли, но он отказался. — Какая-нибудь проститутка. Совершенно очевидно, что он был здесь с женщиной. Разве не так?
— Ну, это самое простое объяснение, — протянул Сигурд Оли, поднимаясь.
— А ты так не думаешь?
— Не знаю, у меня пока нет идей на этот счет.
Кафетерий для персонала мало походил на сверкающий гостиничный холл, на роскошные помещения отеля. Здесь не было ни рождественских украшений, ни рождественской музыки, а только замызганные обеденные столы и стулья, на полу прорезанный в одном месте линолеум, в углу холодильник и маленькая кухня с полками и кофеваркой. Все находилось в таком состоянии, словно никто не следил за порядком. На столах остались кофейные разводы, повсюду грязные чашки. Видавшая виды кофеварка была включена и выплевывала воду.
Несколько гостиничных служащих образовали кружок вокруг горничной, все еще не пришедшей в себя после обнаружения трупа. Глаза на мокром месте, по щекам размазана черная тушь с ресниц. Когда Эрленд с директором вошли, она подняла глаза.
— Вот она, — объявил толстяк таким тоном, как будто именно девушка испортила рождественские праздники, после чего выпроводил персонал вон. Эрленд попросил оставить их с горничной наедине, чтобы можно было спокойно поговорить. Директор с удивлением уставился на него, но не стал возражать, сказав, что у него и без того много работы. Эрленд закрыл за ним дверь.
Девушка стерла тушь со щек и посмотрела на Эрленда, не зная, чего ей ждать. Эрленд улыбнулся, пододвинул к себе стул и уселся напротив нее. Горничная была такого же возраста, как и его дочь, немного за двадцать. Девушка казалась смущенной и подавленной. Черноволосая и стройная, она была одета в специальную форму гостиничной горничной — светло-голубой халат. На бейджике, прикрепленном к нагрудному карману, значилось имя «Осп».
— Давно тут работаете? — поинтересовался Эрленд.
— Почти год, — ответила Осп еле слышно и посмотрела на него. Не похоже, чтобы он собирался ее мучить. Она шмыгнула носом и выпрямилась на стуле. Очевидно, обнаружение трупа сильно подействовало на нее. Ее немного знобило. Имя хорошо ей подходит, подумал Эрленд: Осп — «осина». Она словно дрожала всем телом.
— И вам нравится здесь работать? — спросил Эрленд.
— Нет, — ответила она.
— Почему вы этим занимаетесь в таком случае?
— Нужно ведь работать.
— Что же вызывает ваше недовольство?
