ДАМА. Я бы, наверное, снова захотела очутиться в Париже. Посетить Лувр и музей Родена, побывать в Опере Гарнье, побродить по улочкам Ксавье Прива и Юшет и посидеть в Люксембургском саду… И чтобы был месяц май, и цвели каштаны…
КОРРЕСПОНДЕНТ (восхищенно, — грубая лесть интервьюируемой даме никогда не бывает лишней). Вы так любите Париж?
ДАМА. Я его обожаю.
КОРРЕСПОНДЕНТ. Вы, конечно, бывали в нем…
ДАМА. И не раз.
КОРРЕСПОНДЕНТ. Это город влюбленных. Вы счастливая.
ДАМА. Наверное, я не знаю, как-то не задумывалась…
КОРРЕСПОНДЕНТ (чувствуя, что у дамы появилось желание еще о чем-нибудь поговорить. Это уже лишнее!). Спасибо, что уделили нам время.
ДАМА. Не за что.
Она чуть кивнула и удалилась походкой парижанки. Будто и правда шла по улочке Юшет…
Я переглянулся со Степой: неплохо для начала. И увидел, что он кивает в сторону молодой парочки, приближающейся к нам с тыла…
КОРРЕСПОНДЕНТ. Простите, вы не слишком торопитесь?
ПАРЕНЬ (заинтересованно). Нет, а чо?
КОРРЕСПОНДЕНТ. Мы хотели бы взять у вас интервью.
ПАРЕНЬ (довольно улыбаясь). Вы из телика, что ли?
КОРРЕСПОНДЕНТ. Точно, из телика. Программа «Последнее желание», канал «Авокадо». Можно вопрос?
ПАРЕНЬ. Ага.
КОРРЕСПОНДЕНТ. Что вы хотите от жизни?
ПАРЕНЬ. Много чего.
КОРРЕСПОНДЕНТ (обращаясь к девушке). А вы?
ДЕВУШКА (капризно поморщив губки). Ну, короче, чтобы все было…
КОРРЕСПОНДЕНТ. Понятно… А каким было бы ваше желание, если бы оно было последним?
ПАРЕНЬ. Это чо, перед смертью, что ли?
КОРРЕСПОНДЕНТ (слегка раздосадованно). Где-то так…
ПАРЕНЬ. Мое желание исполняется, а потом я коньки откидываю, так, что ли?
КОРРЕСПОНДЕНТ. Да. Самое последнее желание.
ПАРЕНЬ (обрадованно). Я бы хотел трахнуть Анжелику Джоли.
ДЕВУШКА (слегка обидевшись). Анджелину, придурок.
ПАРЕНЬ. Ну, да, Анджелину Джоли.
ДЕВУШКА. Ты, ваще, думаешь, что говоришь?
ПАРЕНЬ. А чо?
ДЕВУШКА. Да ничо, придурок! (Обращаясь уже ко мне.) Короче, мы пошли.
КОРРЕСПОНДЕНТ (уже им в спину). Спасибо!
— Ты это снял? — спросил я у оператора, когда парочка ушла.
— Снял, — ответил Степа.
— Больше такое не снимай, — сказал я, прекрасно зная, что Степа поступит наоборот.
— А вы чо, кино снимаете?
Я обернулся и увидел мальчишку лет восьми.
— Нет, у нас передача, — ответил я.
— И потом по телику покажете?
— Да, покажем, — сказал я.
— И меня можете снять…
— Можем, если ты ответишь на мои вопросы, — сказал я и посмотрел на Степу.
— А какие вопросы? — подошел ближе пацаненок.
— Например, такой: у тебя есть желания? — спросил я.
— Есть, — заулыбался мальчишка.
— А какие?
— Хочу кататься на водных горках в Аквапарке, не ходить в школу, хочу компьютер, чтобы играть в разные игры, хочу, чтобы у меня… — начал перечислять свои желания пацаненок.
— Стоп, — перебил я его, понимая, что одни только перечисления могут отнять у нас добрый час. — А, скажем, какое у тебя будет желание, если тебе скажут, что оно последнее? И больше ты уже ничего не сможешь никогда пожелать?
— Одно желание, после которого желания уже не будут исполняться? — уточнил пацан.
— Да, одно. Последнее. Самое важное для тебя, — посмотрел я на мальчишку и подумал, что сейчас он попросит миллион долларов… Ох, уж это современная поросль.
— Миллион долларов, — подумав, ответил мальчишка.
— А зачем тебе столько денег? — спросил я.
— Чтобы вылечить мамку. У нее рак…
— А где твой отец? — спросил я, обескураженный ответом, мальчишка-то, оказывается, не пустышка. Я-то ведь ожидал нового перечисления… Ошибся… Вот оно как бывает, действительность куда сложнее.
— Отец от нас ушел, — ответил пацан. — Мамка говорит, что он гад и сволочь.
— И он вам не помогает?
— Не-а, — ответил пацан и спросил: — А когда мне на себя смотреть?
— Ты его снял? — повернулся я к Степе.
Степа молча кивнул.
— Смотри сегодня в половине восьмого вечера, — сказал я. — Канал называется «Авокадо», а передача «Последнее желание»…
— Значит, в полвосьмого? — переспросил пацан.
— Да, в полвосьмого, — ответил я. — Не забудь!
Мальчишка убежал, и на нем наша удача закончилась. Как обрезало! Женщина с сумками и капельками пота над верхней губой едва не послала нас… в далекие степи, а мужчина в солнцезащитных очках оказался настолько занятым, что на мой вопрос лишь молча покачал головой и прошел мимо.
Ага, вот бабушка… Самый заинтересованный интервьюируемый и самый благодарный зритель.
КОРРЕСПОНДЕНТ (бодро). Здравствуйте. Бабуль, вы ведь на пенсии?
БАБУШКА (слегка подозрительно, чего это он вдруг на улице заговаривает). Ага, внучек.
КОРРЕСПОНДЕНТ. Значит, время у вас есть?
БАБУШКА (заметив камеру, слегка оттаяла). Ну, это одному Богу известно, есть ли у меня еще время…
КОРРЕСПОНДЕНТ (бодро так, харизматично улыбнувшись). Ну, будем надеяться, что есть.
БАБУШКА. А чего ты хочешь-то от меня?
КОРРЕСПОНДЕНТ (несколько важно, как и подобает настоящим акулам репортажа). Мы с телевидения. Хотели бы задать вам вопрос.
БАБУШКА (проявив заметный интерес). А какой?
КОРРЕСПОНДЕНТ. Каким было бы ваше последнее желание, если бы вы…
БАБУШКА (хмыкнув). Лежала на смертном одре, что ли?
КОРРЕСПОНДЕНТ (выказав некоторое смущение). Да, где-то так…
БАБУШКА (весьма бодренько). Ну, смерти я, милок, не боюсь. Сколько раз уже молила Бога, чтоб он прибрал меня.
КОРРЕСПОНДЕНТ. А что так?
БАБУШКА (в голосе печаль). Устала я, сынок.
КОРРЕСПОНДЕНТ (сведя брови к переносице). Я вас понял. Итак, бабуль, ваше последнее желание?
БАБУШКА. Поменялась бы с сыночком своим.
КОРРЕСПОНДЕНТ. То есть?
БАБУШКА. А то и есть. Убили Володеньку моего в Афганистане этом проклятом. Так я и хочу поменяться: пусть это меня убьют, а Володя жив останется…
Потом старушка еще минут сорок рассказывала о себе, своей жизни, и я не мог ее прервать, хотя терпение было уже на исходе. Да и Степа топтался с ноги на ногу, ожидая, когда мы продолжим съемки…
Обычно я прерываю подобные пространные рассказы, не в резкой форме, а начинаю благодарить, рассыпаться в любезностях… Есть у стариков такая привычка: рассказывать все подряд, начиная с самого голодного детства, военного или послевоенного… Потом обязательно идет рассказ о тяжелой работе в колхозе за трудодни («да и сейчас готов голодать, главное, чтобы войны не было»)… В конечном итоге все сводится к тому, что неплохо бы воскресить Сталина, чтоб цены снижали к каждому празднику и чтоб порядок был…
Наконец, бабушка спохватилась (куда-то ведь она шла), попрощалась. А к нам неслышной походкой индейца-охотника приблизился подвыпивший мужчина под руку с полной женщиной, наверное, супругой.
— А вы чего снимаете? — спросил он заинтересованно, подтягивая к себе цепляющуюся за него жену.
— Программу, — уныло ответил я. Поскольку общаться с выпившими мужичками на камеру — дело гиблое и никакого удовлетворения и результата не приносящее.
— Что, вопросики там разные прохожим задаете? — спросил мужчина.
— Задаем, — столь же неохотно ответил я.
— Ну, так вот, — мужик выпрямился и ударил себя кулаком в грудь: — Я тоже прохожий!
— Пошли, Сема, не приставай к людям, — недовольно потянула его за руку супруга, понимая, что роль звезды в этом телепроекте ей не светит.
— Да погоди ты, — попытался высвободить свою руку от хватки супруги мужик. Но у него не получилось. Жена держала его крепко и все время тянула к себе так, что он склонялся в ее сторону и балансировал на одной ноге. Потом ему удавалось подтащить жену к себе, и он снова становился на обе ноги. Для Степы, наверное, все это было снимать презабавно, но меня пьяный мужик начинал раздражать…
— Клава, — встав вновь на обе ноги, пьяно произнес мужик. — Я к людям не пристаю. Это они ко мне пристают со своими вопросами. Ну, ладно уж, валяйте. Задавайте быстрее, а то моя благоверная начинает нервничать!
— Хорошо, — ответил я. — Представьте себе, что вы лежите на смертном одре, — нарочно стал выдерживать паузу.
— Да чего вы такое говорите! — визгливо возмутилась супруга мужика.
Мужик несколько раз хлопнул глазами.
— Ничего себе начало…
— Вы лежите на смертном одре, представили? — повторил я мужику.
— Ну, — неопределенно ответил Сема.
— Пошли, я тебе говорю! — супруга Клава снова притянула мужика к себе, и он завис, стоя на одной ноге. — Они какие-то ненормальные!
— Каким будет ваше последнее желание? — закончил я вопрос.
Мужик снова хлопнул глазами:
— Пусть мне дадут стакан водки… Нет, два, пожалуй… Но только самой лучшей и дорогой водки. А потом пусть дадут мне сигару. Настоящую, гаванскую, — его лицо просветлело. — И чтобы подали мне все это… две красотки… Чтобы были без тру… — слегка покосился он на супружницу, — без этого… лифчиков, в одних плавках. Нет, в этих… стрингах! И чтобы грудь у них была третьего размера… А потом я с ними… И так, и эдак, и опять…
