– Ну, положим, – говорю я. – А файлы фотографий? Они ведь у вас остались. Что помешает вам послать их ментам, если… ну… с Ольгой вдруг что-то случится?
– Ага, – не скрывая удовлетворения, произносит он. – Значит, ты все-таки согласен?
– Я этого не говорил! И с какой стати я вообще должен вам доверять?
Он улыбается. Если бы тигр мог улыбаться, это, наверное, выглядело бы именно так.
– С такой, что тебе нужны деньги, а у меня они есть. А снимки эти абсолютно ничего не доказывают, ты сам знаешь.
– Они доказывают, – возражаю я, – что у нас с Ольгой были серьезные отношения. А в случае убийства первыми начнут шерстить ближний круг. И тогда я первый попаду под удар. Вы-то сами не промах, вы себе стопудовое алиби организуете. А я…
– Спокойно, Паша, спокойно, – смеется он. – Кто сказал, что в случае убийства менты возьмутся за нас? Сам знаешь, убийство убийству рознь. К примеру, поехала Ольга куда-то на дорогой машине, а тут хоп – ее подстерег грабитель. Может, он хотел миром дело сладить, да только Ольга крик подняла, к примеру. Ну он ее и того, пристрелил, сердешную. Во оно как бывает, Паша. И при чем тут мы с тобой, скажи на милость?
Он скалит зубы, острые, словно у волка. Вот как он все придумал, оказывается. И уж кто, как не я, знает, что Ольга и в самом деле часто ездит одна. Далеко ли до беды…
– А откуда у грабителя пистолет? – резко спрашиваю я.
– Что, Паша, это такая проблема? Ну, друг подарил, к примеру.
– Какой еще друг?
– Будущий безутешный вдовец. Я, голова еловая! Дошло наконец?
Однако я настолько подавлен, что даже не обращаю внимания на его хамский тон. Все, на что меня хватает, это лишь вяло пробормотать:
– Я вижу, вы уже все решили.
Он пожимает плечами.
– Я сказал тебе: я хочу избавиться от Ольги. И что-то мне подсказывает, что ты мне в этом поможешь.
Я ничего не понимаю. Жанна уверяла меня, что муж уехал и не вернется до завтра. Я надела платье из голубой парчи, приготовилась пойти к подруге… Впрочем, лгать ни к чему. Я собиралась вовсе не к подруге, а к своему любовнику Павлу Архипову. Только рядом с ним я чувствую себя по-настоящему счастливой, и вот… Словом, я уже обувалась, когда появился муж, – оживленный, как никогда.
– Оленька! Куда это ты?
Ненавижу, когда он меня так называет. К счастью, Жанна подоспела вовремя и забросала Славу раболепными вопросами. Жанна работает у нас уже несколько месяцев, и, кроме имени, в ней нет ничего примечательного. Тусклое, убогое, невзрачное существо. Она приходится Славе то ли племянницей, то ли двоюродной сестрой, и когда-то он из жалости взял ее к нам в дом – готовить и помогать по хозяйству. В прежние времена таких называли приживалками. Я едва ее замечаю, а она из кожи вон лезет, чтобы мне угодить. Впрочем, в качестве прислуги она вполне приемлема, и я благодарна ей уже за то, что она не пытается соваться в мои дела. Эта бедняжка верит всему, что бы я ей ни сказала, и это ее качество много раз меня выручало, когда я уходила на свидания, а Слава возвращался раньше, чем предполагалось. Но сегодня…
Слава опять говорит об очередной удачной сделке. Ненавижу его сделки. «Миллион», «перепродажа», «контракт у нас в кармане» – до чего же все это скучно, пошло, убого. И, как неизбежный венец, «это надо отметить».
Жанна накрыла стол. Слава похвалил ее, сунул ей пятьсот рублей и выпроводил. Он купил ей маленькую квартиру этажом ниже, что гораздо удобнее, чем постоянно терпеть у себя в доме присутствие постороннего. С другой стороны, когда Жанна нужна, она всегда под рукой, и это хорошо, потому что у меня совершенно нет таланта к ведению хозяйства.
Итак, вместо вечера с любовником меня ждет празднование непонятно чего с мужем. Слава открывает шампанское, и пробка громко чпокает.
– За нас! – провозглашает он.
– За нас, – соглашаюсь я без особого энтузиазма.
– Ах да, – спохватывается он. – У меня для тебя подарок.
Я делаю вид, что заинтригована. Он роется в портфеле и протягивает мне дорогую коробку. Не так давно он уже дарил мне нечто подобное, и внутри тогда оказалось ошеломляющей красоты бриллиантовое колье. Предвкушая сюрприз, я открываю коробку, но внутри нее обнаруживаю лишь маленький диктофон.
– Что это? – удивляюсь я.
– Включи и узнаешь.
– Нет, но… – Я пожимаю плечами. – Ну, хорошо.
Диктофон отменный. Я сразу же узнаю голоса. Беседа длится около получаса, и все это время мне стоит большого труда хранить на лице равнодушие. Слава впивается в меня взглядом, но я делаю вид, что не замечаю его. Щелчок. Запись кончилась. Наконец-то!
– Поставить еще раз? – зло спрашивает муж. Мое спокойствие явно выводит его из себя.
– Я не понимаю… – говорю я. (А что еще, интересно, я могу сказать?)
Лицо Славы становится жестким.
– Полно, Оленька. Все ты понимаешь. Ты думала, что он тебя любит, а он согласился убить тебя, не моргнув глазом. Правда, для начала поторговался, но все равно…
Я произношу одно-единственное слово:
– Зачем?
Слава краснеет.
– Ты не понимаешь… Я мог его убить, мне это не составило бы труда. Но я… Я хотел, чтобы ты сама убедилась в том, какое он ничтожество. – И заканчивает умоляющим тоном: – Я хочу, чтобы ты вернулась ко мне. Чтобы никто больше не стоял между нами.
Я молчу. Мне отчего-то становится жарко, хотя платье довольно открытое.
– Какое тебе дело… – говорю я наконец. – Нет, с какой стати ты решил, что можешь… позволить себе… По-моему, ты просто насмотрелся дурацких фильмов.
– Ты что, так ничего и не поняла? – почти кричит Слава. – Он ведь подрядился убить тебя! Тебя! За какие-то сорок тысяч баксов!
Я повожу плечами.
– Вот эти сорок тысяч? – спрашиваю я спокойно. Достаю их из сумочки и швыряю Славе на тарелку.
Он сражен. И это еще мягко сказано.
– Что за… Как… – бормочет он.
– Паша меня любит, – произношу я тихо. – Сразу же после беседы с тобой он мне все рассказал. Все. Прощай, Слава.
И вслед за этим я вынимаю из сумочки спрятанный на дне пистолет и стреляю.
Оказывается, даже в упор не так-то просто убить человека. Слава падает на пол вместе со стулом. Мой муж хрипит и пытается отползти от меня, цепляясь за ковер. Я встаю и медленно обхожу стол.
– Оля… Оленька… Не… надо…
Надо его добить. Нельзя, чтобы он мучился.
– Надо, – говорю я мягко. – Все равно этим бы непременно кончилось, Слава. Потому что я устала. Устала от твоего эгоизма, твоей жадности, твоей тупости. Я ненавижу тебя, слышишь? – Голос мой срывается на крик. – Я вышла за тебя из-за денег, да, из-за денег! Я никогда тебя не любила! Единственный, кто хоть что-то для меня значил, это Паша! Но у него не было ни гроша за душой. Он гордый, он не хотел в этом сознаваться, но – такова жизнь! Все дерьмо всегда всплывает на поверхность, а хорошие люди… честные… – Я не могла говорить, задыхалась. Пистолет ходил ходуном в моих руках. – Зато у тебя были деньги, да. Большие деньги! И я мечтала ночами! Как хорошо было бы овдоветь! Чтобы ты утонул в ванне! Или попал в аварию! Но ничего такого не происходило! А потом ты допустил промах! Ты хоть сам понял, какое ощущение возникает у любого, кто прослушает эту запись? Что ты собирался меня убить. Ты хотел подговорить Пашу, но он не согласился, все мне раскрыл… отдал пистолет, который ты ему передал, и я тебя убила, защищаясь. Это была самооборона, глупец, а доказательство ты предоставил мне сам! Прощай!
Говорю вам, это было совершенно ужасно. Тело на ковре, залитое кровью, и бедная Ольга Аркадьевна, которая ломала руки и все вскрикивала: «Но я не могла не убить его! Иначе он убил бы меня!» Она позвала меня сразу же, как это произошло, и я прибежала, и бедный дядя Слава был уже мертв, а я металась и не знала, что делать. Вызвала наконец «Скорую» и милицию, хотя «Скорая» была уже не нужна – в теле засели четыре пули, и три ранения из четырех были смертельные. Так сказал врач, а я думаю, врачам в таких вещах можно доверять.
Тело увезли, милиционеры стали допрашивать Оленьку. Она рассказала, ничего не утаивая, что у нее был любовник, Павел Архипов, и что муж, пользуясь тем, что Архипов беден, хотел заставить его убить ее. Но Архипов записал весь разговор на диктофон и отдал ей. Она дала мужу послушать запись, думала, это его образумит, а он озверел, бросился на нее, и она была вынуждена убить его, защищая свою жизнь. Я слушала ее и плакала от ужаса.
– Так, а где же запись? – спросил милиционер, который вел протокол.
Оленька кивнула на маленький диктофончик, лежавший на столе, среди неубранных тарелок.
– Там.
Милиционер взял диктофон и поставил его на воспроизведение.
Я вздрогнула. Из динамика донесся умоляющий мужской голос:
– Оля… Оленька… Не… надо…
– Надо, – отвечала Оленька. И через некоторое время раздались выстрелы.
