Олег рассказал о себе. У него собственная фирма, которая называется «Токсинор». Фирма могучая, с филиалами в крупных городах, а также на Украине и в Белоруссии. Занимается недвижимостью, но не всякими говенными квартирками, хотя и ими не брезгует, а в основном арендой офисов, складских помещений, зданий и прочее, прочее. Недавно чуть не провернули сделку со стадионом «Динамо», чуть не впарили его одному шейху из Мавритании. Выгодное дельце сорвалось по единственной причине: некстати замочили посредника из мэрии.
Все, что он говорил, по-прежнему было наполовину бредом, но Аню это не смущало.
— Сама кто по жизни? — спросил вдруг строго. — Небось, манекенщица?
— Нет… Подрабатываю в издательствах переводами.
— Чего кончала?
— Иняз.
— Много платят твои издательства?
— Как раз на половину такого обеда в месяц.
Олег улыбнулся с пониманием.
— Ладно, считай, пошла на повышение.
— Как это?
— Возьму в «Токсинор». Нам переводчицы тоже нужны. Иностранных партнеров до хрена. У тебя какой язык?
— Английский и немецкий. Немного французский и польский.
— Прекрасно… Получается, Аннет, у тебя сегодня счастливая встреча. Возможно, судьба повернется в другую сторону. Но это нормально. При твоих данных стыдно грошами перебиваться.
— Ты же про меня ничего не знаешь.
— Напрасно так думаешь. У меня глаз — рентген. Правда, сперва я тебя за профи принял. Рад, что ошибся.
Разумеется, Аня не придала значения пустым словам: чего стоят обещания молодых людей с подбритыми затылками, которые разъезжают на фантастических иномарках… Они сами редко отдают себе отчет в том, что говорят и что делают, но доллары у них настоящие и кровь теплая, алого цвета с оттенком в бирюзу. Живут они в волшебном мирке, со всеми своими телками, мобилами, стрелками, разборками и прочее такое — совсем недолго, в среднем, по статистике, не больше тридцати, а потом исчезают так же внезапно, как появились. Именно исчезают. Сегодня, допустим, был мальчик, а завтра, его уже нет, нигде нет: ни дома, ни в иномарке, ни в офисе. И могилки тоже нету. Ничего не остается, как от привидения. Когда Аня впервые столкнулась с этой способностью к полному и окончательному исчезновению, свойственной новой породе людей-мутантов, то немного испугалась, а потом постепенно привыкла, как привыкли к этому все остальные неизмененные россияне. Еще и не такие чудеса бывают на свете, редко, как писал Гоголь, но бывают. Одно слово: братва. Главное, держаться от нее на расстоянии, чтобы не сдуло ветром вместе с нею. Года два назад, покрутившись в разных компаниях, Аня дала себе зарок не приближаться к «мобилам» на пушечный выстрел — и вот на тебе! Опять сидит в ресторане с ярчайшим представителем новорусского сословия — и мало того: ей нравится его общество. У них пульс бьется в унисон. Себя не обманешь: тянуло к нему, как давно ни к кому не тянуло. И началось это сразу, с первого взгляда, с первого прикосновения — еще там, на остановке. А может быть, он никакой и не бандит. В серых глазах светится насмешливый ум, и озорные, пустые слова ничего не значат. За словами, за удобными идиомами люди часто прячутся, как за непроницаемой ширмой. Расхожее это мнение, что нельзя разбогатеть, если не воруешь. От трудов праведных не построишь палат каменных. Но справедливо ли это? Почему нельзя составить состояние упорным трудом и талантом? Не все же порядочные люди бедствовали. Сразу не припомнишь, но наверняка встречались среди них состоятельные граждане.
— Эй! — окликнул Олег. — Ты где, Аннет?
— Задумалась, прости… А ты сам кто по профессии, ну до рынка, я имею в виду?
— Технарь. Обыкновенная научная крыса. Если бы не дедушка Ельцин, так бы и сидел сейчас в каком-нибудь КБ на двухстах рублях.
— Зачем же поступал в технический вуз?
— Ты что, с луны свалилась? Хотя… Ты же еще молодая, при коммуняках с косичками бегала. Тогда, дорогуша, выбора не было. Куда запихнут, там и сиди, не рыпайся.
— А родители у тебя кто?
Глаза у Олега затуманились на мгновение, будто рябь пробежала по холодной воде.
— Батяня был великий человек, вечная ему память.
— Он умер?
— Пришили батяню. Только успел развернуться. Банчок открыл, кое-какие связи наладил, деньжата потекли рекой. Тут его и прихватили. Конкуренция, понимаешь. Передел собственности, детка, жестокая игра, без всяких правил. Или ты, или тебя. Но ничего, всем, что во мне есть хорошего, я батяне обязан. По его заветам живу. Однако его смерть расцениваю как предательство семейных интересов. А ты чего такая любопытная?
Аня смутилась.
— Ой, и правда. Водка крепкая, давно не пила. Вот и разболталась.
Официант в курточке прикатил жаровню на углях, расставил тарелки и начал накладывать из огромной сковороды испускающее божественный аромат горячее мясо. Одновременно на столе появились судочки со всевозможными приправами и соусами, блюдо с овощами и — в центре — металлический противень с горой поджаренной картохи, выглядевшей столь аппетитно, что даже на глазок сочно похрустывала. Официант действовал так ловко, что Аня поневоле залюбовалась. Но по какой-то странной ассоциации в голове всплыла строчка: «Где стол был яств, там гроб стоит».
К концу обеда, когда опустошили бутылку шампанского, Аня осоловела и почувствовала тяжесть в теле. Зато кавалер был по-прежнему деловит, энергичен и целеустремлен. Время от времени у него где-то под мышкой пищал пейджер, он тут же доставал из кармана компактную трубку с кожаным пузырьком и отзванивался. В зависимости от того, с кем разговаривал, тон менялся — от язвительно-командного до задушевно-воркующего. Аня слушала с удовольствием. Ей нравилось, как шевелятся, точно в быстрых поцелуях, полные, яркие, четко вырисованные губы. Но на сердце было смутно. Воронка любви в очередной раз неумолимо втягивала ее в свое необъятное жерло, но ведь «мобилы» любить не умеют. Любовь и новый русский — понятия прямо противоположные. Эти мальчики занимаются сексом, другого им не дано. Иногда, чтобы им потрафить, Аня тоже делала вид, что для нее постель всего лишь удобное место для случки, но на самом деле жалела их до слез, неприкаянных, самоуверенных, крепких физически, но лишенных чего-то такого, что единственно приближает человека к Господу. Они проживали свою короткую жизнь-вспышку с наполовину ампутированной, похоже, еще при родах душой. Значит, сегодня у нее всего лишь очередное грехопадение, после которого нахлынет дурнота, подобная похмелью. Самое удивительное, что, зная все это, она не делала никаких усилий, чтобы уклониться, напротив, с нетерпением предвкушала лихую ночку, которую сулят отчаянные мужские очи, подернутые смертным холодком. Объяснить это можно было двояко: либо она уродилась вот такой женщиной-кошкой, мурлыча выгибающей спину под ласкающей рукой, либо, следуя слепому инстинкту, выполняла какое-то тайное свое предназначение, неведомое ей самой.
Кавалер заказал кофе по-малазийски и мороженое. Плюс двести граммов коньяку. Последний разговор по трубке он закончил примечательной фразой, обращенной, по-видимому, к женщине: «Туда ему и дорога. Никакой он не брокер, а навозная куча».
После кофе начали собираться. Олег подозвал официанта и расплатился. Обед обошелся в девятьсот пятьдесят четыре доллара, сдачу с сотни он оставил официанту на чай. Таким образом, Аня установила личный рекорд. Полгода назад «ее ужинал» расторопный фирмач из «Лензолота», который с шиком выложил шестьсот пятьдесят баксов в «Атриуме», зато после потребовал от нее каких-то сверхъестественных сексуальных услуг. Ей едва удалось слинять без особых повреждений. Фирмач уже настроился на эротический пир, приготовил плетку, наручники, еще какие-то пластиковые штуки, петли-удавки, но она отпросилась на минутку якобы по малой нужде. Тихонько отворила входную дверь, села в лифт — и адьё. Правда, модный пиджачишко на молниях пришлось оставить маньяку как залог вечной любви.
На улице крапило, когда садились в «Мустанг».
— К тебе или ко мне? — сурово уточнил кавалер.
— Как хочешь, — по-деловому отозвалась Аня.
— Где живешь?
— На Дмитрия Ульянова.
— Дома есть кто-нибудь?
— Я одна. Квартиру снимаю.
— На издательские башли?.. Ладно, поехали к тебе.
Забираясь в салон, зацепился носком за ступеньку и чуть не рухнул лицом на сиденье.
— Олег, ты же пьяный. Как поведешь машину? Может быть…
— На автомате дойдем. — Теперь он произносил слова так, словно зачитывал приговор, не подлежащий обжалованию. — Ничего не бойся. Со мной не пропадешь.
Она и не боялась, но по пути, как накаркала, их поджидало еще одно страшноватое приключение. Сворачивая на Профсоюзную на мокром асфальте и на большой скорости, машина пошла юзом и вылетела на автобусную остановку. Там стояло несколько человек в ожидании автобуса, но жертвой наезда почему-то оказалась молодая мамаша с коляской, откуда таращился на белый свет карапуз с темным хохолком на головке. Машина зацепила коляску бампером, малыш выпорхнул из нее, как кукушонок из гнезда, и воспарил, сверкая головенкой, словно зажженной спичкой. Казалось, он неминуемо шлепнется на асфальт и на этом оборвется едва открывшееся дыхание, но произошло чудо. Поджарый мужчина в кожане, оказавшийся на траектории полета, сделал шаг в сторону, вскинул руки и поймал кукушонка точно так же, как опытный вратарь принимает на грудь мяч, мощно пущенный в ворота. Мамаша тем временем уже потеряла сознание, лежала распластанная поперек остановки. «Мустанг» уткнулся рылом в бетонную тумбу, утробно рыкнув амортизаторами. Олег выбрался наружу и нетвердой походкой, растолкав зевак, подошел к мужчине-«вратарю».
