— Хазаров этот, — Полина поморщилась. — Нашла о ком страдать! Неужели ты не знаешь, что у них вместо души — калькулятор «ситизен»?
— У кого «ситизен»?.. — не поняла Ирина.
— У менэ… менеджеров… высшего звена, — со второго раза выговорила Байкалова. — Люби, но только без фанатизма, Ира… И не сотвори себе кумира!
— Я человек крайностей, — всхлипнула Ирина.
— И я, — фыркнула в ответ Байкалова. — Это мой крест!
— А чего мы забыла в Париже? — уже с порога обернулась Ирина.
— А почему б нам не съездить в Париж?.. На неделю съездим, — упрямо повторила Байкалова. — Посетим Международный салон изящных искусств, раз. И развеемся, два…
Ирина кивнула, крепко держась за дверной косяк, потом вспомнила…
— А виза?
— Неси паспорт! Я позвоню Д… — пообещала Байкалова.
— А кто это?
— Не, — Полина задумалась и через минуту закончила: — важно!..
МОСКВА-ПАРИЖ
Над Бельгией в самолет попала молния, и его тряхнуло. Пассажирки хором ахнули, а где-то в хвосте самолёта заплакал ребёнок.
— Боишься? — Байкалова повернулась к побледневшей Ирине.
Ирина, не попадая зубом на зуб, кивнула.
— А я нет, — Полина Байкалова закрыла глаза и проворчала: — Завтра увижусь с Делоном, надо увязать середину сценария фильма с его продюсером. Знаешь, Ир, когда я вижу по ТВ его потрёпанное лицо, то просто до ужаса начинаю бояться старости.
— Почему? — Ирина отыскала усталые глаза писательницы. — Вы ведь моложе Делона.
— Мне уже сорок семь, — Байкалова осторожно потрогала кожу на щеках. — Я боюсь, что мои щеки обвиснут до полу, Ир…
— Вы хорошо выглядите, — слегка покривила душой Ирина.
— Морщины… Трещины усталости на моем лице. Когда, скажи, ты будешь звать меня на ты?.. Кстати, ты уже была в Париже?
— Конечно, нет. Зато я была в Шотландии в прошлом году, — Ирина посмотрела в иллюминатор на тучи.
— А я, закончив роман, всегда уезжаю, куда глаза глядят! Опустошение охватывает меня и никуда от него не деться, — Байкалова сидела, съёжившись, по её бледному лицу было видно, что она истощена морально и физически.
— Полина, а вы догадываетесь, кто прислал вам тот конверт с компроматом на вас? — неожиданно спросила Ирина. — Что хотели от вас, прислав эти снимки?
— Не думаю, что это его жена, наоборот, вот если б его жене прислали этот конверт, то тогда было бы много визгу, — злорадно пробормотала писательница, нервно смяв пластиковый стаканчик из-под кофе. — Ты меня своими вопросами поставила в тупик… Между прочим, — Байкалова значительно помолчала, — я была его женой!
— Вы были женой Золотого? — подскочила Ирина. — Он же узнаваемый, как Жириновский… Подождите, но почему про вас нет ни слова в его биографии?
— Много лет назад я вышла замуж за бедного студента Сашулю Золотого и прожила с ним ровно три года в общежитии на улице Цандера, — Полина Байкалова, откинувшись в кресле, закрыла глаза.
Самолёт снижался… Ирина посмотрела в иллюминатор на серые крыши Парижа и у неё закружилась голова.
— Почему же вы развелись?.. Как можно было отпустить от себя такого мужчину? — вырвалось у неё.
— У нас не было детей, а моя лучшая подруга взяла и забеременела от Сашули, — Байкалова вытащила из сумочки пудреницу и, уморительно морщась, начала пудрить нос. — Ну, что, почти прилетели?
— И вы его выгнали и сменили фамилию? — догадалась Ирина.
— Ну да, я была молодая и глупая, поэтому выставила его чемодан с одной рубашкой из нашей комнаты в общежитии, — покраснев, буркнула писательница. — А фамилию взяла бабушкину… Кстати, ты модница, Ир?
— А что, разве не видно? — удивилась Ирина — на ней был джинсовый костюм с блёстками, купленный еще в Томске.
— Не очень… Тебе бы приодеться, — Байкалова оценивающе взглянула на неё.
— Приодеться можно и в Москве, — Ирина оборвала нитку с рукава. — У меня просто не было времени и лишних денег, чтобы сходить в магазин.
— Я предпочитаю одеваться за границей, там и выбор больше и купить можно дешевле, — Байкалова вытянула ногу и показала туфлю. — Диор… За смешные деньги, между прочим!..
Ирина вздохнула и отвернулась. «Я хотела бы быть француженкой, — мрачно подумала она. — Чтобы душиться в парфюмерных магазинах всеми пробниками сразу!»
СЛЕДОВАТЕЛЬ ЛЕВ РОГАТКИН
Следователь межрайонной прокуратуры Лев Рогаткин сидел в кабинете и смотрел в окно. В Москве шел затяжной дождь… Мокрые разводы на стекле и стонущие под ветром деревья ещё больше подчёркивали тепло и уют небольшого кабинета в старом здании прокуратуры. Рогаткин зевнул и потянулся к папке, на которой красным фломастером было написано всего одно слово, зато какое: «МАНЬЯК».
Рогаткин открыл папку и прочел список из шести фамилий. Все граждане были отравлены около года назад в московских ресторанах. Кому понадобилось травить уважаемых людей предпенсионного возраста весьма редким ядом растительного происхождения в том году выяснить так и не удалось.
К сожалению, прошлогодняя «эпопея» возобновилась восемь дней назад — два человека скоропостижно скончались, как и те шестеро, откушав того же самого яду вместе с деликатесами в ресторанах Центрального округа… Что было, согласитесь, несколько грустно…
НЕЦО
В это же время в отеле «Балчуг Кемпински» сидел человек и мурлыкал под нос популярный мотивчик… Возможно, бабушка в детстве напевала эту немудрёную песенку про белых медведей и она врезалась ему в подкорку?.. Человек мурчал, как какой-нибудь среднестатистический кот, глядя на дождь, оставивший отпечатки на окне, и нюхал свои испачканные в чём-то липком пальцы… На столе перед ним лежал пузырёк с вытяжкой из редкого растения нецо. Нецо — абсолютно безобидное растение, но в сочетании с алкоголем грамм нецо убивает в течение двух-трёх дней абсолютно любого человека, ведь противоядия нецо не существует.
Турист, его звали Юра, приехал в Москву около двух недель назад. Точнее сказать, уже семнадцать дней он находился в Москве. Нецо он собирал собственноручно позапрошлым летом в Альпах.
— Привет, это Юра, — набрав номер из пухлой записной книжки с отваливающимися страничками, бодро представился он.
— А какой именно Юра?.. — ответил сонный голос.
— Я с вами работал, Олег Фердинандович! — пророкотал Юра. — Моя фамилия Трунов. Припоминаете?..
— Кто это? — после молчания, снова спросил голос.
— Юрка Трунов, ваш подчиненный, Олег Фердинандович!.. Я у вас инженером в НИИ пушнины вкалывал, — не сдался Юра. — Помните, я ещё хромал?
— Ты же уехал, Юрка? — уже спокойнее спросил голос.
— Вот приехал в Москву погостить! Из Швеции, — энергично ответил Трунов и добавил: — Я разбогател, Олег Фердинандович!
— Да-а-а?.. Правда, что ли? — отрывисто спросил голос. — Как же тебе удалось?
— Успел вовремя свалить отсюда! — Трунов фыркнул. — Вы меня ещё не отпускали, помните?.. Говорили, что я знаю страшный секрет выделки шкур выдр.
— Повезло, тебе, выходит? — нарочито весело спросил голос.
— Может, сходим в ресторан, Олег Фердинандович?.. В «Прагу» или в «Славянский базар»? Вспомним, как шкуры выделывали, — быстро спросил Трунов. — Я уезжаю послезавтра…
— Н-н-не знаю, — не сразу ответил собеседник. — Я тут приболел.
— Пойдемте! — Трунов засмеялся. — Я угощаю.
— Ну-у-у… Сегодня? — по прерывистому дыханию из трубки было слышно, что собеседник взволнован.
— В восемь у «Праги», Олег Фердинандович? — хохотнул Трунов. — Жду вас.
— Приду! — выдохнул собеседник.
Трунов положил трубку и хихикнул. Всё шло по плану. Он снова понюхал пальцы и успокоился. На земле осталось ещё четыре человека, всего четыре человека, которых он ненавидел так, что даже волосы шевелились на голове, когда он вспоминал об их существовании. Эти люди были его врагами из прошлой жизни.
ДОЗОР
В центре улицы Пичугина на высокой, поросшей мхом, шиферной крыше обычного деревенского дома сидела самая натуральная бабка в бумазейной кофте и ситцевой юбке и наблюдала… Бабка пряталась от солнца под большим кружевным зонтом и оглядывала в бинокль маленький микрорайон, в который занесла её нелегкая судьба…
Матрёна Гуряева, родная бабка миллионера Попугайчика, была привезена в Москву внуком с Чукотки вместе с родительским домом, иначе она отказывалась ехать наотрез. Её сынка Вани дома обычно не бывало месяцами, а внука Иосифа годами, поэтому бабка большую часть времени куковала одна.
— Ой, непутевые, — вытянув шею в сторону соседей, тихо причитала бабка Матрёна. — Ой, непутевые-то! Куда она детей-то повезла?..
На бабкиных глазах бывшая тёща соседа Хазарова спешно усаживала в машину трёх своих внучек.
— Ах, ты!.. Ох, ты! — быстро перекрестилась Матрёна Ильинична. За свои неполные девяносто лет она успела полжизни проработать звеньевой в теплице «Колывань» на Чукотском полуострове, вырастить троих детей, один из которых стал миллиардером и, несмотря на возраст, сохранить весь свой ум, а не его остатки.
