И оказалась бы здесь абсолютно здоровой и готовой к… гм, употреблению. Вот тогда точно – никаких шансов. Фридрих приступил бы к осуществлению своего плана незамедлительно, и ребенок рано или поздно родился бы…
Ребенок насильника. Ребенок убийцы. Несущий в себе такие же гены.
Да, это был бы и ее ребенок, но Вика не знала, сможет ли она полюбить малыша, зачатого ТАК.
А сейчас – сейчас она может на какое-то время оттянуть «наслаждение», обещанное самодовольным самцом. И попробовать сбежать.
Так, что у нас там в списке препятствий?
Первое – решетка на окне. Ну что же, вряд ли подобное украшение имеется на всех окнах. А ведь есть еще и двери! Что? Они запираются снаружи? Но если пленницу будут воспринимать как еле живую дохлячку, ее непременно станут выпускать на прогулку. Или как минимум разрешат бродить по дому. А уж способ умыкнуть ключи от всех дверей пытливый разум всегда найдет.
И вот тогда придется преодолевать второе препятствие – ротвейлеров. Вика всегда с недоверием относилась к этим мощным псам с огромной крокодильей пастью. Нет, собак вообще она любила, но таких вот, выведенных немецкими мясниками для нападения на людей…
Но даже тигров приручают. И львов. Так что как-нибудь и с ротвейлерами справимся. Ни одна псина еще не устояла перед вкуснятинкой. Это лишь вопрос времени.
Итак, по двору мы перемещаемся свободно. Что дальше?
А дальше – в идеале – путь через незнакомый лес, переполненный зверьем, в непонятном направлении. Она ведь даже не знает, в какой стороне находится ближайший населенный пункт с любым средством связи, хоть дедовским телефоном с вертушкой, в который надо кричать: «Барышня, дайте Смольный!»
Не знает – узнает. Подслушать, подсмотреть, сопоставить – что-что, а умение выделять главное из кучи хлама Вика за время учебы и работы довела до совершенства.
Что там остается? Снаряжение? Компас, спички, еда, питье, нож, но самое главное – что-нибудь огнестрельное на случай встречи со зверьем. Все это постепенно можно насобирать и припрятать в укромном уголке.
Хотя вот что странно – мысль о бродящих по лесу волках и медведях девушку почему-то напрягала не очень сильно. Гораздо больше она опасалась двуногого зверья, стерегущего ее в этом доме.
Почему во множественном числе? Да потому, что без помощников фон Клотцу действовать в чужой стране весьма затруднительно. К тому же вряд ли ариец, аристократ утруждает себя хлопотами по дому.
Так, что мы имеем в итоге? Не более десяти процентов вероятности успешного побега? Ну и нормально. При другом раскладе не было бы и сотой доли процента.
Главное во всем этом – время. Количество которого зависит от ее артистических способностей.
Кстати, прямо сейчас ничего изображать не надо, ей действительно плохо. Но через пару-тройку дней, Вика знала, она уже могла бы скакать по дому горной козочкой.
А будет ползать рахитичной улиточкой. И почаще надо в обморок хлопаться, причем подостовернее.
И еще одно. Самое главное. При успешном выполнении которого может не понадобиться рискованный забег по уральским горам.
У фон Клотца не может не быть связи с цивилизованным миром. В доме наверняка имеется спутниковый Интернет, с помощью которого паук общается со своими подельниками. Ведь паутина раскинута как минимум до Германии, причем через Москву, по-другому заманить свою жертву в гнездо Фридрих не смог бы.
Если бы удалось получить доступ к компьютеру хотя бы на пять минуточек! Отправить маме всего несколько слов: «Я жива! В плену у фон Клотца. Вокруг горы и лес». Все! Этого было бы достаточно для Винса, вернее, полевого агента ЦРУ Винсента Морено. С возможностями его организации разыскать этот гадюшник – вопрос нескольких часов. Максимум – дней.
Но даже если просто два слова: «Я жива!» И они перестанут плакать. И перевернут всю планету вверх дном в поисках.
Ага, тетю Аню с Никой тоже искали, причем целый год, и что? Нашли? Ни следочка. И все решили, что они погибли, ведь тетя Аня всегда борется до последнего и, будь она жива, непременно нашла бы способ дать о себе знать.
Но теперь Вика поняла, что бывают ситуации, когда таких способов просто нет. А если тетя Аня с дочкой попали в такую глушь, где никаких средств связи на сотни километров вокруг? И выбраться оттуда им не разрешают? (см. романы Анны Ольховской «Дрессировщик русалок» и «Прекрасная дикарка»).
А в ее случае средство связи есть. Не может не быть. И самая главная цель – добраться до него.
Как – подумаем позже, сейчас надо пережить очередной визит заботливого тюремщика. Вон, снова ключ кряхтит в замочной скважине.
Вика поплотнее запахнула полы халата и изнеможенно откинулась на подушку. Прикрыла глаза, а когда дверь открылась и в третий уже раз за сегодняшнее утро в комнату вкатилась сервировочная тележка, жалобно застонала.
Немедленно послышался торопливый топот, и на лоб легла горячая ладонь:
– Бедная моя девочка, плохо, да?
– Очень… – прошептала Вика, открывая переполненные страданием глаза.
– Голова болит?
– Да… И тошнит… и кружится все перед глазами, стоит только пошевельнуться…
– Я сейчас еще укольчик сделаю, а потом надо поесть.
– Не хочу…
– Викхен, мы же договорились – есть нужно.
– Но я не могу!
– Через силу, моя девочка, через силу. Я покормлю.
– Не надо, я сама попробую.
– Вот и умничка. Давай помогу. – И Фридрих приподнял девушку, заботливо подложив ей под спину еще несколько подушек. – Вот так.
Затем он водрузил перед Викой деревянный кроватный столик и поставил на его гладко отполированную поверхность подставку с яйцом, тарелку с намазанными маслом тостами и парой плюшек и изящную фарфоровую чашечку с блюдцем, в которую налил из кофейника ароматный напиток.
– Ты кофе со сливками пьешь или без?
– Со сливками. Только я сейчас не хочу.
– Викхен, ты опять?
– Ну хорошо, я попробую. Но… – Девушка исподлобья посмотрела на склонившегося над ней мужчину. – Можно мне остаться одной?
– Понимаю, – усмехнулся фон Клотц, выпрямляясь. – Ты пока воспринимаешь меня как своего врага.
Вика промолчала, глядя в сторону.
– Но ничего, ты скоро привыкнешь ко мне. А потом и полюбишь.
– Нет.
– Не спорь, глупышка. Все будет по-моему, на этот раз я не стану торопиться.
Очень надеюсь.
Фридрих направился к двери и на пороге оглянулся:
– Постарайся съесть побольше, после перенесенного твоему организму необходимо как можно больше энергии для реабилитации. На момент зачатия ты должна быть абсолютно здоровой.
Он все-таки псих. Совсем свихнулся на ребенке. И она, Вика, для фон Клотца всего лишь инкубатор для вынашивания наследника. С приятным таким бонусом в виде соблазнительности и красоты.
Но ничего, посмотрим, кто кого.
Мстительные размышлизмы прервал аромат свежей выпечки, между делом добравшийся до носа. К нему присоединился запах кофе, и Вика вдруг обнаружила, что зверски проголодалась. Измученный организм действительно требовал калорий, и побольше, и потяжелее! Никаких диетических хлебцев и йогурта – булок хочу!
А тебе никто йогурт и не предлагает.
Так что лопай свои булки и в темпе восстанавливайся.
У нас с тобой впереди куча дел.
– А-ах! – вскрикнула Вика и тихонько захлюпала носом.
– Что, неужели так больно? – Фон Клотц отдернул руку с пинцетом и недоверчиво нахмурился. – Ведь больше недели уже прошло, швы пора снимать.
– Ну и снимай, – прохныкала девушка, старательно натирая тыльной стороной ладошки нос (чтобы покраснел). – Но я тебе не юный партизан на допросе, старающийся мужественно вытерпеть любую боль, но не склониться перед фрицем! Я тоже не собираюсь ни склоняться, ни покоряться, но и сохранять твой душевный покой не намерена! Мне больно, понятно?! И тошнит! И ходить толком до сих пор не могу! Мне врач нужен, причем хороший! Может, я в этой глуши какую-нибудь инфекцию подхватила или рану ты плохо обработал, и туда попала грязь! Вызови врача!
– Тебя уже осматривал врач, сказал, что с раной все в порядке, – сквозь зубы процедил Фридрих, выдергивая очередную шовную ниточку.
– А-а-а!!!
– Да не ори ты так!
– А-а-а-а!!!
– Как же ты рожать будешь, если даже такую мелочь вытерпеть не можешь?
– А я не собираюсь рожать!
– Это не обсуждается. И ты уже могла убедиться, моя дорогая Викхен, что в этом доме все решаю я. И мне подчиняются беспрекословно!
– Вот и трахай своих подчиненных, а меня оставь в покое!
– Фу, какая ты грубиянка! Чувствуется все же славянская кровь, немецкая не может с ней справиться. Но ничего, у нашего ребенка этой примеси будет совсем немного. И учти – если ты посмеешь при нем употреблять этот жуткий русский сленг, я буду бить тебя по губам!
– Свою маленькую женушку, – язвительно усмехнулась Вика, – которую ты обещал носить на руках и наряжать в самые дорогие тряпки?
