Тут из вагона вылезли еще двое полицейских в форме и один мужчина в штатском костюме. Проводник крикнула, чтобы пассажиры занимали свои места. Дав короткий гудок, поезд тронулся, Радченко прыгнул на подножку и помахал лейтенанту рукой. Тот сделал вид, что не заметил прощального жеста.
Девяткин поднялся лифтом на третий этаж одного из корпусов медицинского университета и долго бродил по пустым коридорам, постукивая костылем и палкой, пока не увидел на двери табличку «Лаборатория», рядом с которой был приколот лист бумаги с надписью «Посторонним вход воспрещен» и рисунком черепа и скрещенных костей. Тут в замке повернули ключ, и на пороге появилась высокая худая женщина с острым носом и родинкой на щеке. На ней был белый халат, волосы убраны под такую же белую шапочку.
– Гражданин, здесь же написано, что посторонним сюда нельзя. – Женщина высунулась из-за двери, словно хотела увидеть кого-то, но коридор оказался пустым. Она снова посмотрела на Девяткина. – Если вам на рентген, это этажом ниже. Лифт прямо и налево.
– А вы – Елена Сергеевна Лукина, дочь знаменитого режиссера? Правильно?
– Откуда вы знаете? А-а-а… Так вы и есть тот майор, с которым я сегодня говорила по телефону? Тогда почему вы на костылях?
– На костыле, – уклонился от прямого ответа Девяткин. – Костыль у меня только один. Можно войти?
– Вас сюда на машине «Скорой помощи» доставили?
– Сам приехал. У меня тачка с автоматической коробкой. Для управления достаточно одной правой ноги. Моя «ласточка» у подъезда стоит. Если, конечно, еще не увели.
Лукина шире распахнула дверь, Девяткин оказался в большой комнате, заставленной шкафами и открытыми стеллажами, достающими до потолка, на которых были расставлены пронумерованные коробки, медицинские склянки и какое-то оборудование непонятного назначения. Девяткин прошел в глубину комнаты к распахнутому окну. Тут стояли три письменных стола и несколько стульев.
Он присел, прислонив костыль к стене, и спросил разрешения закурить. Пустив дым, поинтересовался у Елены, как настроение, пожаловался на погоду, слишком жаркую, и на гипс, под которым зудит и чешется больная нога. Елена выслушала жалобы молча, сохраняя полную невозмутимость.
– У вас есть еще какие-то вопросы? Или жалобы?
– Как без этого, – кивнул Девяткин. – Еще не осела земля на могиле вашего отца, когда была убита Лидия Антонова. С этой женщиной Лукин поддерживал хорошие отношения до самой смерти.
– В каком смысле поддерживал отношения? Спал, что ли?
– Я сказал, «поддерживал хорошие отношения», но не «близкие». В том смысле, в котором мы привыкли понимать эту фразу. Антонова была тем человеком, с кем можно поговорить по душам, пожаловаться на жизнь, получить совет. Ну, вы понимаете.
– Понимаю, – кивнула Елена. – У него было много женщин, я его баб не считала.
– Еще через несколько дней, – не обращая внимания на реплику, продолжил Девяткин, – был убит артист Борис Свешников. Тоже близкий друг вашего отца. Вы его дядей Борей называли. Его-то помните?
– Слушайте, у нас сегодня что, вечер приятных воспоминаний? – Елена раздавила окурок в пепельнице. – У отца было пол-Москвы знакомых. Если кто-то из них умрет, вы снова явитесь?
– А вы злая, – заметил Девяткин.
– От хорошей жизни, – ответила Елена. – Два развода, ребенок, на которого его отец не дает денег, потому что их у него нет. Плюс долги. Плюс копеечная зарплата. И еще однокомнатная клетушка на окраине города. Вот она, моя жизнь. Если нравится, могу с вами поменяться.
– Давайте к делу. Я тут прочитал ваши показания.
Девяткин вытащил из кармана два сложенных вчетверо листка. И подумал, что Елена настроена враждебно, будто именно его винит в своих жизненных неудачах. Еще он подумал, что обстоятельства гибели режиссера Лукина исследованы не полностью. Из показаний свидетелей ясно, что его «Мерседес» на большой скорости врезался в фуру, груженную хозяйственными товарами. Возник пожар. Автомобиль здорово покорежило при столкновении, а когда вспыхнул огонь, полностью выгорели салон и моторный отсек. Поэтому техническая экспертиза не смогла однозначно ответить на вопрос следствия: что же послужило причиной аварии? Была хорошая погода, отличная видимость. Лукин не мог не видеть грузовика, заезжавшего на территорию строительного рынка. Но на асфальте следов торможения не обнаружено. Словом, вопросы остаются без ответа.
Расследование гибели Лукина не закончено, оно находится в вялотекущей стадии, когда нет материала, новых фактов, чтобы продвинуться вперед. А близкие родственники режиссера следствию только мешают. После той трагической аварии до-знаватель встречался с дочерью режиссера и задал ей несколько вопросов. Девяткин, прочитав показания двухмесячной давности, нашел в них некоторые неточности. Не то чтобы вранье высокой пробы, но и правдой не пахнет.
– После гибели отца вы разговаривали с нашим дознавателем и сказали, что от второго брака ваш отец имел ребенка по имени Павел. Но не уточнили, что ребенок не родной, а приемный. Это сын Галины Петровны Грач, бывшей солистки филармонии.
– Какое отношения дети, приемные и родные, имеют к гибели отца? Господи… Разве это важно?
Неожиданно зазвонил телефон. Лена сняла трубку, сказала «да», потом «нет», повернулась к Девяткину, попросила подождать ее десять минут и выбежала в коридор.
В Воронеже путешественники устроились в небольшой гостинице неподалеку от машиностроительного завода. Условия тут были куда скромнее, чем в московских отелях. Узкие кровати с панцерными сетками покрывали старые шерстяные одеяла, о пуховых подушках постояльцы не смели даже мечтать. Дорис достался одноместный номер на втором этаже с видом на внутренний двор гостиницы, где росли старые тополя. Радченко и Попович поделили номер, выходящий окнами на узкую тихую улицу. Попович бросил на кровать спортивную сумку, достал губную гармошку и попробовал сыграть «Дунайские волны». Сфальшивил, задумчиво осмотрелся и сказал:
– М-да… Обстановка. Кондиционеров нет, а единственный душ – в конце коридора. Надеюсь, клопы тут не водятся. Интуиция подсказывает, что в этом городе есть отели классом выше. А казенные деньги нет смысла экономить, на то они и казенные. И все-таки мы, по твоей милости, оказались в этой дыре. Я пылаю праведным гневом и спрашиваю: за что нам это наказание? За чьи грехи?
– За наши с тобой.
– А Дорис за что? Она была не в восторге от твоей идеи, хотя и промолчала.
– Я не хотел говорить при Дорис, чтобы не пугать ее, – ответил Радченко. – Рано утром, когда вы спали, поезд остановился на каком-то полустанке. Там никогда не останавливаются скорые поезда. Сняли два мертвых тела. Оба погибли насильственной смертью. Но не в этом фокус. По странному стечению обстоятельств, обе жертвы, женщина и мужчина, из того вагона и купе, где должна была ехать Дорис. Но она поменялась местом с шахтером Прокопенко. Менты говорят, что убийца спрыгнул с поезда на ходу. Может быть, оно и так. А может, и нет. Мне эта история не понравилась. – Он сел на заскрипевшую кровать, помолчал и добавил: – Не исключаю, что нас будут искать. И начнут с самых дорогих гостиниц. Сюда сунутся в последнюю очередь. Думаю, что сегодня мы все успеем сделать. Держи ствол под рукой и не расслабляйся. Если Дорис попросит показать ей город, закажи такси и покатай ее. Не обязательно торчать здесь целый день. А я поеду по делам.
– Подожди. Позвони прямо сейчас этому директору, как там его… Фазилю Нурбекову, договорись о встрече, и тогда езжай.
– Звонить не стану. Дело у нас деликатное. Нурбеков присвоил не просто какую-нибудь пепельницу или ручку. Он стянул личный дневник. И наверняка не захочет сознаваться в своем поступке, тем более по телефону. Тут нужна личная встреча.
Попович вместо ответа только пожал плечами.
Радченко вылез из такси возле проходной комбината строительных пластмасс. В директорской приемной умирал в кадке чахлый фикус. Секретарь – женщина с круглым красным лицом, будто его натерли кирпичом, листала кулинарный журнал.
– Как дела на заводе? – бодро спросил гость. – Производительность труда растет?
– Не падает, – поправила секретарь. – Падать уже некуда. Работаем две смены в неделю. Нашим линолеумом все склады забиты, а продаж нет.
Бросив взгляд на галстук и часы посетителя, она отложила чтение, решив, что без звонка явился какой-то важный заказчик. Узнав, что нежданный гость – приятель директора, который разыскивает Нурбекова по личному делу, женщина насторожилась:
– Если так, то должны знать, что директора сегодня не будет. И завтра тоже. И всю следующую неделю. Надо было заранее позвонить.
Ответ не смутил Радченко, который без труда находил самую короткую тропку к сердцу любого секретаря. Он вытащил флакончик духов и шепотом сообщил, что это последняя разработка французских парфюмеров, еще не поступившая в продажу. Через минуту он знал, что дела на заводе совсем плохи, выявлены факты хищений и растраты казенных денег. Не исключено, что для Нурбекова все кончится очень плохо – судом и тюрьмой. Недавно директор развелся с женой, предварительно записав на нее все свое движимое и недвижимое имущество. Он боится ареста и конфискации всего нажитого.
