Мисс Силвер, чтобы сменить предмет разговора, заговорила о Джоне Робинсоне. Она решила, что это отвлечет миссис Крэддок от грустных воспоминаний, а заодно она побольше узнает о жильце из другого крыла. Она как бы между прочим произнесла его имя.
— Когда мы вернулись с прогулки, он подошел к нам и заговорил.
Миссис Крэддок перестала плакать. Глаза у нее чуть испуганно забегали.
— О… Он был очень… странный?
Мисс Силвер провязывала последний ряд бледно-голубой полочки жакетика.
— Он процитировал стихи.
— Это с ним бывает… по крайней мере я так думаю… мне доводилось слышать. Знаете, я сама с ним никогда не разговаривала. Он, — она подыскивала слово, — действительно странный… Очень одинокий. Он живет здесь несколько месяцев, но я всего лишь пару раз видела его издалека. Это настораживает, но я уверена, что он человек безобидный. Иногда он говорит с детьми. Меня это беспокоило, но прошлой осенью — о, мисс Силвер, они еле спаслись, и только благодаря нему, и что бы о нем ни говорили, я всегда буду ему благодарна.
Мисс Силвер закрепила нитку, разгладила рубец и лишь после этого спросила:
— Как это — спаслись?
Эмилия Крэддок ломала руки.
— О, это случилось, когда у нас была мисс Бол. Конечно, она в них совсем не разбиралась. Они пошли за грибами и на опушке соснового леса нашли какие-то красивые грибы. А по пути домой наткнулись на мистера Робинсона. Он спросил, где они нашли так много грибов, они объяснили. Взглянув на их добычу, он сказал, что это поганые грибы. И сказал, что в сосновом лесу не растут съедобные грибы, только похожие на них и заставил все выбросить. Конечно, мисс Бол не виновата, откуда ей было знать, но я ужасно разволновалась и очень благодарна мистеру Робисону, потому что если бы они его не встретили…
— Действительно, его послало Провидение, — сказала мисс Силвер.
Мисс Силвер вдруг проснулась. Только что ей снился сумасбродный, но приятный сон, и вот уже сна ни в одном глазу. Что же ее разбудило? Ощущение было такое, будто она только что шагнула из одной комнаты в другую и закрыла за собой дверь, но в момент перехода услышала какой-то странный, похожий на крик, звук. Возле кровати была лампа, она ее включила и посмотрела на наручные часики: стрелки показывали примерно половину второго. Звук мог донестись с улицы, например крик совы. Но ей почему-то показалось, что он донесся из соседней комнаты, где спала Дженнифер. Между комнатами имелась дверь, но она была заперта еще до ее приезда, и ключа не было ни с той, ни с этой стороны. Она встала, сунула ноги в шлепанцы, накинула теплый синий халат и вышла в коридор.
Из пяти занятых спален четыре находились по одну сторону от лестницы: ее, Дженнифер, напротив — миссис Крэддок и мальчики. По другую сторону лестничного пролета в направлении центральной части дома была комната мистера Крэддока с окнами во двор.
Коридор весь был погружен во тьму. Мисс Силвер постояла, прислушиваясь. Из соседней комнаты послышался звук — не то стон, не то рыдание. Она тихо подошла к двери и открыла ее. В комнате было темно, только прямоугольник окна слабо светился в густом мраке. Когда дверь открылась, воздух шелохнулся, занавеска взлетела и опала. Дженнифер, задыхаясь, сказала:
— Нет, нет, не надо! Уберите ее!
Мисс Силвер вошла, включила свет, закрыла за собой дверь. Дженнифер сидела на кровати, обеими руками вцепившись в ее края, напряженная, растрепанная, с вытаращенными глазами. Она не посмотрела на мисс Силвер, потому что не видела ее. Она видела сон, и этот сон был ужасен.
Мисс Силвер подошла, села на кровать и ласково погладила ее по напряженным рукам. Дженнифер тут же вцепилась в нее, прижалась, взгляд ее стал осмысленным, в нем появился ужас; потом она посмотрела на мисс Силвер, еще не узнавая ее, но уже приходя в себя.
Ласковым, успокаивающим тоном мисс Силвер сказала:
— Все в порядке, дорогая. Это был сон.
Девочка сжимала ее с такой силой, что потом на предплечьях долго оставались следы ее пальцев, хотя кожа у мисс Силвер была не такой уж чувствительной. Дженнифер жутким шепотом сказала:
— Это была Рука!
— Это был сон, дорогая.
Девочка судорожно вздохнула:
— Вы ее не видели.
— Это был сон. Нечего было видеть.
От прерывистого вздоха слегка задрожала кровать.
— Вы ее не видели. Я видела.
Мисс Силвер твердо сказала:
— Дженнифер, дорогая, ничего не было. Тебе приснился страшный сон, ты испугалась, но теперь ты проснулась. Больше тебя ничто не напугает. Если ты позволишь мне выйти, я принесу тебе воды.
Она думала, что вцепиться в нее еще крепче было невозможно, но Дженнифер это удалось. Худое тельце содрогалось, глаза впились в нее, она бессвязно бормотала:
— Вы не знаете… вы не видели! Мне говорил мистер Мастерc… я думала, это сказки… Я не думала, что это правда!
— Что же он тебе рассказал, дорогая?
Дженнифер не сводила с нее глаз и вся дрожала.
— Про Эверли… почему их никого не осталось. Ни одного мальчика, только старая мисс Мария, но тогда она еще не была старой, были еще Клариса и Изабелла, три девушки и один мужчина, их кузен, и они не могли все на нем жениться. А жаль, сказал мистер Мастерc, потому что тогда ничего бы этого не случилось.
Мисс Силвер кашлянула.
— Очень глупое и непристойное замечание.
— Этого бы не случилось, если б он мог жениться на всех троих. У Соломона была тысяча жен, но он библейский царь. Мистер Мастерc сказал, что одной жены человеку много, а чтобы уж три нападали на одного, и вовсе несправедливо, но все-таки было бы лучше, если бы кузен женился на всех, потому что тогда бы Изабелла не… — У нее перехватило дыхание.
— Что сделала Изабелла? — строгим учительским голосом спросила мисс Силвер.
— Она ее убила. — Дженнифер еле шевелила губами от ужаса. — Он собрался жениться на Кларисе, и она ее убила… топором… в сарае… Она отрубила ей правую руку, где было кольцо, которое он ей подарил. Ее упрятали в сумасшедший дом. А Мария так и прожила здесь до самой смерти, вот и не стало больше никаких Эверли.
— Ужасная история, дорогая. Мистер Мастерc очень плохо поступил, что рассказал ее.
Дженнифер содрогнулась.
— Он не виноват, ему пришлось. Я ему рассказала о запертых дверях большого дома. Сказала, что хочу его исследовать, а он сказал, что нельзя, потому что… — она с трудом выдавила конец фразы: — Из-за руки Кларисы.
— Моя дорогая…
— Он сказал, ее видели. Он сказал, один парень… давным-давно… он видел… он никому не сказал.
— Но тогда, дорогая, как кто-то может знать, что он ее видел?
Дженнифер нетерпеливо дернулась.
— Не знаю, так сказал мистер Мастерc. И еще девушка… она утонула. Она здесь работала… Мэри Чизмен. Она сказала, что не верит во всякие сказки и обязательно постарается разобраться. И по пути домой утонула. Упала в яму. Мистер Мастерc сказал: «Как будто какая рука столкнула ее в воду».
— Мистер Мастерc — глупый суеверный старик. Я думаю, не стоит повторять его истории. Я слышала про бедную Мэри. Было темно, шел дождь, она оступилась на мостике и упала в яму.
Дженнифер сидела очень прямо, ее лицо почти касалось лица мисс Силвер, глаза ярко блестели.
— Разве? — сказала она. — Разве? — Она выпустила мисс Силвер так же резко, как раньше вцепилась. — Может быть. Вы не знаете, и я не знаю, и мистер Мастерc не знает. — На одном выдохе она сказала: — Я знаю то, что видела.
— Что ты видела, Дженнифер?
Она опустила ресницы. Что блеснуло в ее прекрасных глазах? Блеснуло всего на миг. Надежда, неуверенность, страх? Мисс Силвер не знала. Дженнифер сказала:
— Если я скажу, вы не поверите. Никто не верит, никому не хочется верить. — Не меняя тона, она сказала: — Я могу отпереть дверь между нашими комнатами. Я спрятала ключ от мисс Бол. Раньше в вашей комнате была гардеробная. Если дверь будет открыта, у меня не будет страшных снов, правда? Мама оставляла ночник, но он запретил.
— Если спишь в темноте, лучше отдыхаешь.
Дженнифер вылезла из кровати. Она бросила на мисс Силвер насмешливый взгляд и сказала:
— Разве?
Ледлингтон во многом похож на прочие провинциальные города, некоторые из них очень живописны. В промежутке между двумя войнами подступы к нему усеяли мелкие домишки всех форм и типов. Когда минуешь их, начинаются уродливые высокие дома в псевдовикторианском стиле, с полуподвалами и чердаками, они мрачно взирают на кустарник, отделяющий их от дороги. Далее идут один-два красивых георгианских дома, а то и постарше, времен королевы Анны, из добротного красного кирпича, с порталом — в свое время они считались очень комфортабельными, но теперь почти все были переоборудованы под квартиры и офисы. Потом дорога сужается, переходя в Центральную улицу, виляет меж домов, построенных при Елизавете. К некоторым из них пристроены новые фасады с довольно нелепыми витринами. Затем влево отходит улица, ведущая к вокзалу; ее перегораживает огромный монумент в честь выдающихся граждан: от Вильгельма IV до предыдущего мэра. Более неудобного для него места нельзя было и придумать, но дело в том, что никто ничего не придумывал. По милому английскому обыкновению это получилось само собой. Каждые несколько лет какой-нибудь особо прогрессивный «отец города» ставил на совете вопрос о переносе памятника, но ничего не делалось. Чуть далее от противоположной стороны Центральной улицы отходила более узкая, ведущая на Рыночную площадь, на которой с двух сторон тянулись колоннады, с третьей была гостиница, а с четвертой — несколько красивых старинных домов.
