— Если решил взять меня в сообщницы, выкладывай всю правду, — проговорила Эвелина чуть слышно.
— Какую правду? О чем ты?
— О чем я? — Эвелина рухнула рядом с ним на кровать и, глядя в потолок, медленно, по слогам произнесла. — Обе твои карточки почему-то заблокированы. Твой шофер Гоша сидит в машине и ждет тебя с пулей во лбу. Ты вместо того, чтобы вызвать милицию, сбегаешь и прячешься у меня. Что происходит, Стас?
— Разве я у тебя прячусь?
— Радость моя, телефон твой мобильный за это время ни разу не заверещал. Ни разу. Обычно он у тебя включен круглые сутки. Первое, что ты делаешь, войдя в мою квартиру, ставишь его на зарядку. Зарядное устройство таскаешь с собой. Ты жить не можешь без мобильника, даже в моменты страсти. А сейчас ты его вырубил.
— Просто я очень соскучился по тебе, Линуся, и не хочу, чтобы нам мешали.
— Я тронута. Я почти рыдаю. За это время ты никому не позвонил, вообще никому. Даже папочке с мамочкой.
— Они у меня старые. Они спят ночью.
— Ну, я думаю, убийство твоего шофера — вполне уважительная причина, чтобы их разбудить.
— Слушай, хватит, и так тошно.
— Вот и поделись с товарищем душевной болью. Авось полегчает.
— Я сказал, депрессия у меня, — невнятно пробормотал Стас, отвернулся и накрылся с головой одеялом.
— Ну как хочешь. Я думаю, дело совсем в другом. Ты слишком грубое, примитивное существо для депрессий. Просто на твою фирму наехала налоговая инспекция, братки, конкуренты или все вместе. Утром в банки не забудь позвонить насчет карточек, — она зевнула и повернулась к нему спиной.
Стас не мог уснуть. Его бил нервный озноб, он ворочался, мешал спать Эвелине и после часа мучений она заставила его выпить три таблетки снотворного. Он проспал как убитый до половины первого, не слышал, как Эвелина ушла и проснулся от телефонного звонка.
После душа он поплелся на кухню, сварил себе крепкий кофе, заляпал гущей плиту. Телефон опять заурчал, Стас вздрогнул и разбил фарфоровую сахарницу. В трубке молчали. Он хотел сразу бросить ее, но отчетливо услышал музыку. Это не были обычные звуковые вкрапления, попадающие на линию из радиоэфира. Кто-то специально поднес трубку к магнитофону. Он узнал «Битлз». Невозможно было не узнать, поскольку звучала хрестоматийная песня «Естедей».
Продолжая держать трубку, Стас достал веник, совок, чтобы убрать осколки и рассыпанный сахар. Ему пришло в голову, что у старушки Эвелины завелся чокнутый поклонник, который развлекается таким подростковым способом. Внезапно сквозь музыку приятный женский голос отчетливо произнес:
— Ты, Герасимов, глупая обезьяна.
Затем смех и короткие гудки.
Стас несколько секунд стоял, открыв рот, с гудящей трубкой в одной руке и веником в другой. Ледяной пот тек по лицу и за ворот мягкого махрового халата Эвелины. Сквозь тяжелый звон в ушах он расслышал, как надрывается домофон. На ватных ногах он поплыл в прихожую и замер у двери. Домофон звонил минуты три, не меньше. Стасу показалось, что прошла вечность. Только когда стало тихо, он почувствовал острую боль в ступне, увидел кровавые следы на полу. Фарфоровый осколок пропорол тонкую подошву тапочка и глубоко вошел в тело.
* * *
Юля подъехала к дому в начале одиннадцатого, усталая, но довольная. Сегодня она оперировала певицу Анжелу, и, кажется, все прошло хорошо. Операция была заснята на видеопленку, ей хотелось поскорей улечься на диван перед видиком, поставить адаптер с кассетой и подробно просмотреть все, от начала до конца, потому что одно дело, когда кажется, будто все хорошо, и совсем другое когда ты в этом уверен.
Она припарковала машину, но не успела вылезти, как у нее в сумке затренькал мобильный.
— Добрый вечер, Юлия Николаевна, — произнес низкий мужской голос, — извините за беспокойство…
— Так. Я просила вас не звонить мне домой. Но и на мобильный тоже, пожалуйста, не надо, — раздраженно перебила Юля.
— Простите, но вы меня не просили не звонить вам домой, потому что я никогда этого не делал, — мягко ответили ей, — мы с вами пока вовсе не знакомы, и я…
— Не знакомы и слава Богу! — рявкнула Юля, выключила телефон, убрала его в сумку и быстро пошла к подъезду. Она не слышала, как хлопнула дверца неприметной черной «Тойоты», припаркованной в глубине двора, не видела, как двинулась за ней следом длинная тонкая фигура, и жутко испугалась, когда у нее за спиной низкий голос произнес:
— Вы забыли включить сигнализацию, Юлия Николаевна.
Двор был пуст. В ярком фонарном свете она разглядела распахнутую замшевую серую куртку, под ней черный безупречный костюм, белоснежную рубашку, строгий серо-черный галстук, огромный кадык, жесткий, гладко выбритый подбородок. Вместо глаз блестели очки в тонкой оправе. Мужчина был высок и болезненно худ.
— Ну что же вы так нервничаете? — снисходительно спросил он. — Моя фамилия Райский. Вам передал мою визитку Мамонов Петр Аркадьевич.
— Вы полковник ФСБ? — с некоторым облегчением уточнила Юля.
— Совершенно верно. Мне надо с вами побеседовать, Юлия Николаевна.
— Что, прямо здесь и сейчас?
— Да, сейчас. Но не обязательно здесь. Если вы не хотите пригласить меня к себе домой, то мы можем посидеть в кафе в двух кварталах отсюда. Правда, я там никогда не был. Не знаете, это приличное место?
— Понятия не имею. Послушайте, почему такая срочность? Вы могли бы прийти ко мне на работу завтра утром.
Он улыбнулся и покачал головой:
— Вы слишком заняты на работе. Там разговаривать неудобно. Давайте не будем терять время, Юлия Николаевна. Вы устали, у вас была тяжелая операция. Решайте, куда пойдем, к вам или в кафе? Есть еще вариант. Мы можем побеседовать прямо здесь, на улице, но вряд ли вам это понравится, да и мне тоже, честно говоря. Холодно, сыро. Даже на лавочку не сядешь.
Приводить этого длинного полковника к себе домой Юле вовсе не хотелось. Но тащиться с ним в кафе не было сил. А на улице правда похолодало. В конце концов, он не грабитель, не убийца, ему что-то надо и просто так он не отвяжется. Лучше домой.
Она достала телефон, включила и набрала домашний номер, чтобы предупредить Шуру. Ее дочь могла расхаживать в такое время по квартире в пижаме, с лицом, намазанным белой глиной или еще чем-нибудь.
— Шура, я через пять минут приду. Не одна, — быстро проговорила она в трубку.
— Мамуль, ты где? — сонно спросила дочь.
— У нас во дворе.
— А с кем?
— С чужим человеком.
— Совсем с ума сошла? Зачем ты чужого ведешь домой, да еще в такое время?
— Если ты в неприличном виде, спрячься.
— Ага. Я только что из ванной. Можешь сказать, кто он такой?
— Не важно. Потом объясню. — Юля убрала телефон и кивнула Райскому: Пойдемте. Могу вам уделить минут сорок, не больше.
— Вот спасибо, — широко улыбнулся он, и Юля обратила внимание на шикарные, ослепительно белые зубы, — сорок минут вполне достаточно. Но только дочери не стоит объяснять, кто я и откуда. Пока, во всяком случае.
Они поднялись по ступенькам подъезда, Юля набрала код на домофоне и, не оборачиваясь, спросила:
— Как же мне вас представить?
— Скажите, я ваш коллега.
— Вы не похожи на моего коллегу.
— Почему?
— Потому что вы похожи на полковника ФСБ. Может, все-таки объясните, что вам от меня нужно?
Они ехали в тесном лифте, и запах его дорогого одеколона был неприятен.
— Помощь, — произнес он тихо и многозначительно, — нам нужна ваша помощь, Юлия Николаевна. И не надо так волноваться. Я, кажется, пока ничем вас не обидел.
Юля достала ключи и не сразу попала в замочную скважину. У нее слегка дрожали руки, и она жестко сказала себе, что это просто от усталости.
— Ма-ам! — крикнула Шура из глубины квартиры. — Скажи ему, пусть снимет ботинки! Я сегодня полы мыла!
— Какая она у вас хозяйственная, — улыбнулся Райский, — у меня двое мальчишек и ни черта дома не делают. Вот что значит девочка.
Юля молча поставила перед ним тапки, сняла сапоги и босиком отправилась в комнату Шуры. Та сидела за письменным столом в старой застиранной футболке. Лицо ее было покрыто слоем какого-то зеленоватого крема.
— Ты ела? — спросила Юлия Николаевна, поцеловав дочь в макушку.
— Так нечего, — пожала плечом Шура, — холодильник пустой, котлеты я уже видеть не могу. Но ты не волнуйся, мамочка, я после школы зашла в «Макдоналдс». Слушай, а кто он, этот длинный дядька?
— Откуда ты знаешь, что он длинный? — шепотом спросила Юля.
— В окошко посмотрела. Интересно же. Вдруг у тебя появился ухажер?
— Издеваешься? — криво усмехнулась Юля. — Ладно, ложись спать. Завтра опять будешь сомнамбулой.
Полковника Райского в прихожей уже не было. Он сидел на кухне и держал незажженную сигарету.
— Я вас слушаю, Михаил Евгеньевич, — произнесла Юля, усаживаясь напротив.
