Шотландец расхохотался, видимо, очень довольный шуткой, и так дружески хлопнул Питера по плечу, что тот едва не грохнулся на пол.
— А что, ангел, не спуститься ли нам вниз и не опрокинуть ли стаканчик или два? — предложил он.
За Питера ответил Дункан:
— Не сейчас… Мистера Дэвита ждет срочная работа. Идите в бар, мистер Мак-Намара, и можете записывать расходы на мой счет.
— Вот спасибо! Ну и дорого же вам это обойдется!
Выйдя на маленькую сцену «Гавайской пальмы» после перерыва, Патриция заметила Малькольма и, тут же овладев собой, выступила с прежним блеском. Зал устроил ей настоящую овацию. Патриция раскланялась, одним кивнула, другим улыбнулась и направилась в бар, где шотландец, подхватив ее за талию, подбросил, как перышко, и усадил на табурет.
— Пат, вы чудо! Что будете пить?
— Джин с лимоном.
— Может, хотите шампанского? Платит Дункан!
— Я предпочитаю джин с лимоном от вас, Малькольм.
— Ай! Вы совсем забыли, что я шотландец! Делать нечего, придется раскошелиться, чтобы не выглядеть невежей. А между прочим, сегодня я весь вечер пью за счет Дункана!
Тут они заметили Дэвита. Он спустился из кабинета Дункана в зал и вышел из кабаре через служебный вход.
— Похоже, мистер Питер разыгрывает заговорщика!
— Не обращайте внимания на Питера, Малькольм. Пусть он занимает вас не больше, чем необходимо для вашей собственной безопасности.
— Почему же я должен его опасаться?
— Этот человек способен на все, кроме хорошего поступка!
— Не очень-то вы его любите, как я погляжу, а?
— А вы?
— Должен признаться, и мне он не шибко по душе.
Певица вздохнула.
— Вот среди кого мне приходится жить!
— Осталось потерпеть совсем немного.
Патриция с жалостью посмотрела на шотландца.
— Вы все еще собираетесь увезти меня в Томинтул?
— Теперь это зависит только от вас.
— Но ведь я же вам уже говорила, и не раз, что…
— Дункан согласен!
— Что?!
Тогда шотландец рассказал, какой договор он заключил с Джеком. Хорошо зная Дункана, Патриция отказывалась поверить своему счастью.
— Послушайте, Малькольм… может, на сей раз для разнообразия Джек и говорил правду… дайте мне еще немного подумать… завтра я дам ответ. Хотите, встретимся в Блумсбери, в саду около музея?
— Еще бы!
Патриция ушла, а Малькольм всерьез приналег на выпивку. «В Томинтуле, — пояснил он бармену, — всегда так делают, если очень счастливы». Что касается Гарри, воображавшего, будто он давным-давно знает о пределах поглощения алкоголя человеческим организмом решительно все, то в эту ночь он наблюдал зрелище, которое счел откровением. Часа в два уже сильно захмелевший шотландец, заметив вернувшегося Дэвита, предложил ему выпить. Питер, не видя причин отказываться, уселся рядом. Малькольм сразу обратил внимание на испачканную кровью манжету.
— Несчастный случай, старина?
— Да, наткнулся на урну и порезал руку. Не понимаю, как санитарная служба города терпит эти стеклянные бачки! В темноте о них можно споткнуться и порезаться насмерть!
— В Томинтуле нет урн… — шотландец, казалось, глубоко задумался, прежде чем добавить: — Правда, санитарной службы тоже нет…
И тут на глазах у совершенно обалдевших бармена и Дэвита Мак-Намара разрыдался. Питер похлопал его по плечу:
— В чем дело? Что-нибудь стряслось?
— Почему же это в Томинтуле нет санитарной службы, а?
— Готов парень, накачался по ноздри! — сказал бармен.
— Похоже на то… Пойдемте-ка, Мак-Намара, свежий воздух живо приведет вас в себя.
Взяв Малькольма за руку, Питер довел его до самой двери и, легонько подтолкнув вперед, напутствовал:
— Отправляйтесь домой, Мак-Намара, и отдохните как следует… Вы не забыли, что мы вас ждем завтра или, вернее, уже сегодня в четыре вечера?
— Угу… но тогда вы мне скажете, почему в Томинтуле нет санслужбы?
— Обещаю!
Прежде чем вернуться в «Гавайскую пальму», Дэвит долго следил глазами за пошатывавшимся шотландцем.
Чтобы проникнуть в «Нью Фэшэнэбл», Малькольму пришлось разбудить Эдмунда, который, помимо всего прочего, был еще и ночным сторожем — хозяин гостиницы слишком хорошо знал своих постояльцев и не доверял им ключи. Свежий воздух, по-видимому, совершенно протрезвил шотландца.
— Привет, старина, как жизнь? — весело осведомился он.
Эдмунд посмотрел на Мак-Намару довольно недружелюбно.
— А как, вы думаете, должен себя чувствовать мирный обыватель, когда его будят в такое время?
— Вам надо было бы поехать в Томинтул!
— Не премину… А пока, может, войдете? Если, конечно, не решили просто заглянуть и справиться о моем здоровье?
— Эдмунд, старина, вы мне нравитесь! — И, не дав слуге опомниться, Малькольм от души расцеловал его в обе щеки.
Эдмунд изумленно воззрился на него.
— Экий вы чувствительный парень, как я погляжу!
Малькольм остановился у конторки Сэма. Там еще горела лампа.
— Что, хозяин еще не ложился?
— Понятия не имею… он явился сюда какой-то чудной, ну, я пошел по всяким делам, а заодно пропустить стаканчик и выяснить, чем кончились скачки. Вернулся — его уже не было. Так и не видел с тех пор. Но, между нами говоря, не шибко переживаю, потому что, если хотите знать мое мнение, Сэм Блум — стопроцентная сволочь!
— А ведь странно, что он не погасил лампу, да?
— Что, ваш шотландский инстинкт экономии возмущен?
— Еще бы!
Мак-Намара перегнулся через стол, потянулся к выключателю и тут же отскочил — под столом, скорчившись, лежал Блум.
— Послушайте, старина, я не очень-то люблю такие шутки!
— Вы о чем?
— Вы ведь знали, что хозяин там?
— Где?
Мак-Намара большим пальцем указал на конторку. Эдмунд в свою очередь наклонился и, сильно побледнев, проговорил:
— Боже мой!.. Вы… думаете, он мертвый?
— По всей видимости… разве что мистер Блум великий колдун! — С этими словами шотландец обошел стол, взял лампу и приблизился к Сэму. — Ему размозжили голову бутылкой… убийца унес горлышко… наверное, из-за отпечатков пальцев…
— Но кто же… кто мог это сделать?
— Вот этого, старина, я совсем не… — слова замерли у него на губах. Мак-Намара вдруг отчетливо представил себе Дэвита, кровь на манжете рубашки и руку, порезанную осколком стекла.
— Нам остается только вызвать полицию, старина.
— Не очень-то мне это по душе.
— Мне тоже, если это вас утешит.
Констебль Майкл Торнби и его молодой коллега Стюарт Дом меланхолично прогуливались по кварталу, когда к ним подбежал запыхавшийся Эдмунд.
— Пойдемте скорее!
— Куда?
— В «Нью Фэшэнэбл»!
— Там что, пожар? — спросил Дом.
— Ну, если пожар, — проворчал его коллега, — то чем позже мы придем, тем лучше. Не стоит упускать прекрасную возможность избавиться от этого гнусного притона.
— Да нет, дело совсем не в этом. Сэм Блум умер.
— Правда? Что ж, вот, должно быть, дьявол радуется! Он сделал первоклассное приобретение. Ну, пошли за врачом.
— Но…
— Что?
— Мне кажется, его убили…
— Ах, кажется?
— То есть… я хочу сказать… я в этом уверен…
— Ага, так-то лучше. Пойдем, Стюарт.
Увидев шотландца, Торнби подскочил и, внимательно изучив голову Сэма, укоризненно произнес:
— Слушайте, сэр, не могли бы вы использовать свою силу как-нибудь иначе? Сегодня утром вы чуть не отправили на тот свет двух полицейских, а теперь вот прикончили этого старого негодяя…
— Но я не дотрагивался до мистера Блума, — возмутился Мак-Намара. — И вообще, уж если я рассержусь, так не стану переводить бутылку виски, да еще полную! Это при нынешних-то ценах!
Констебль не смог удержаться от смеха.
— Ах вы чертов шотландец! Кое в чем я с вами согласен: Сэм не стоил бутылки виски… Только вот дело в том, что его убили и мы должны выполнять свои обязанности… Стюарт, позвоните в Ярд и, если вдруг инспекторы Блисс и Мартин окажутся на месте, скажите, что мистер… мистер…
— Мак-Намара.
— …что мистер Мак-Намара замешан в этом деле!
— Но послушайте!
— Пока — как свидетель!
Случилось это в то время, когда на дежурстве был Мартин, и он, конечно, с радостью примчался в «Нью Фэшэнэбл». Оказавшись лицом к лицу с шотландцем, он не стал скрывать торжества.
— Ага, на сей раз, мистер Томинтул, вы стукнули слишком сильно?
— Да не трогал я его!
— Я не думаю, что в Шотландии, в отличие от Англии, убийцы сразу же во всем признаются!
— Вы имеете что-нибудь против меня, старина?
— С чего вы взяли?
— Да-да… я это чувствую… Вы пытаетесь впутать меня в темное дело. Но почему, старина? Что я вам сделал дурного? Надеюсь, это не связано с овцами?
— Нет, о шотландец моего сердца, к овцам это не имеет никакого отношения. Я принадлежу к клану отверженных, лишенных великого счастья знать Томинтул! Я всего-навсего несчастный англичанин, имеющий дерзость полагать, будто быть ежедневно битым каким-то неизвестно откуда взявшимся горцем — не его призвание!
