— Олечка! Я, слава Богу, это знаю. Только ведь тут живу я! А хоронить Геннадия здесь по моим документам… сами понимаете!
— Господи, Миша, что же тогда делать? Я совсем запуталась.
— Похоронить надо там — это единственный вариант. На русском кладбище. У них там наверняка уже есть русское православное кладбище. Хотя он вроде бы некрещеный?
— Да какое это теперь имеет значение, Миша! Пусть Наташа едет и делает все, что сочтет нужным. Разве теперь это имеет значение!
— Хорошо, Олечка… Я же его спасал, когда отправил по своим документам, а как все нелепо повернулось!..
Своим парням Ольга ничего не сказала. Они успели поужинать без нее, разбрелись по комнатам, и она съела, не разбирая вкуса, прямо из кастрюли что-то холодное, быстро приняла душ и попыталась уснуть. Ей показалось, что она едва задремала, когда услышала, что надрывается телефон. Первая ее мысль была о Геннадии: ничего с ним не случилось, просто он придумал еще одну дурацкую шутку, и сейчас она услышит его сатанинский хохот по телефону. Но голос был женским, с явным кавказским акцентом.
— Ольга Васильевна! Ольга Васильевна! Это я, Ева Захарьянц, мама Гоши! Вы спите?
«Так! Спектакль продолжается», — уныло подумала Ольга и, с трудом скрывая раздражение, проговорила:
— Теперь не сплю.
— Ольга Васильевна! Гоша к вам сегодня в школу приходил?
Еще не хватало, чтобы он и на самом деле взял доллары!
— Приходил, но я его не видела.
— Он именно к вам собирался.
— Да, мне сказали, что он меня спрашивал, но почему-то не дождался.
— Он хотел с вами о курсовой посоветоваться, а потом в университет.
— Ева, простите меня за этот вопрос, — решилась Ольга, — но, когда вы пришли домой, вы ничего необычного не заметили?
— Вы что-то знаете? Ольга Васильевна, скажите мне, как мать матери, что случилось? Гоша не пришел домой, Ольга Васильевна!
— Не пришел? — удивилась Ольга. — А где же он?
— Я потому и звоню вам. Может, вы знаете, куда он мог отправиться? Уже три часа ночи, метро не ходит. Он всегда звонил, если после десяти задерживался! Я чувствую, я сердцем чувствую, что с Гошей случилось что-то страшное!
На том конце провода начались рыдания. Ольга попыталась успокоить несчастную мать:
— Ева! Может быть, у него элементарно нет денег ни на телефон, ни на такси и он идет пешком. У меня самой так было недавно…
— Откуда у него деньги на такси! Мы бедные люди! Я купила ему телефонную карточку, он ее всегда носит с собой в паспорте, ему же без паспорта никак нельзя…Что делать, Ольга Васильевна! Я боюсь звонить в морг — это же накликать беду! И в милицию тоже боюсь, вы же знаете, как там с нами разговаривают! Но что-то надо делать!
Гошиной матери, Еве Захарьянц, было чуть за сорок. Первую половину жизни она прожила в Армении, в Спитаке. Была доцентом в местном педвузе, обучала студентов методике преподавания русского языка в начальных классах. Потом, еще при Горбачеве, там случилось землетрясение, которое разрушило весь город, полностью. Мужа, пролежавшего два дня под развалинами, вытащили живого, веселого и бодрого. У него только была придавлена рука рухнувшей балкой. Через полтора часа он умер — тогда еще не знали, что собственная застоявшаяся кровь может оказаться своего рода ядом.
Сама Ева вместе с Гошей за несколько минут перед землетрясением отправились искать кошку, которая ни с того ни с сего выскочила в окно и, как обезумевшая, помчалась по улице. Они громко звали кошку и вдруг услышали истошный собачий вой, который возник со всех сторон, и тут же прямо перед ними стали оседать и рушиться дома. Ева обхватила семилетнего Гошу, и они стояли посреди улицы, а кругом, вздымая кучи пыли, почти бесшумно расходились стены, проваливались крыши. Кошка к ним так и не вернулась, но они остались живы. Похоронив мужа, Ева решила временно уехать в город своей юности — Ленинград. Здесь она кончала Герценовский. Президент СССР Горбачев обещал, что через два года у них в Спитаке будет новая квартира, а пока они как беженцы могли переехать в любой город Советского Союза, даже в Москву. Но скоро уже и Советского Союза не стало, и Горбачев перестал быть президентом. Кое-что, конечно, в Спитаке построить успели, но не для нее с . сыном. И спросить стало не с кого. А в Ленинграде она жила по временной прописке в общежитии и работала дворником, вахтером и уборщицей. Такая у нее получилась судьба.
— Ева! Прежде всего успокойтесь и подумайте, у кого Гоша мог быть вечером, — посоветовала Ольга.
— Я об этом хотела у вас спросить. Телефоны его одноклассников, с кем дружил…
Ольга зажгла настольную лампу, порылась в старом толстом блокноте и продиктовала несколько телефонов. Говорить сейчас про доллары было бессмысленно.
— Как объявится, пусть сразу позвонит. В любое время, Я вас очень прошу, — сказала она на прощание.
Стрелки будильника приближались к четырем часам ночи. Или утра — кто как считает. Для нее, например, началось утро. Надо было подготовиться курокам, постирать кое-что из одежды мальчишек и почитать новые материалы на нескольких биологических сайтах, без которых она теперь не представляла жизни. А уж потом, если она успеет со всем этим справиться, минут тридцать—сорок можно будет подремать перед побудкой мальчишек.
В первый раз Гоша Захарьянц появился в школе три года назад. В середине сентября Ольга Васильевна вошла в класс и увидела парня «с лицом кавказской национальности». Парень сидел на столе, спиной к доске и двумя руками быстро-быстро подбрасывал в воздух теннисный мяч.
— Привет! — поздоровалась она энергично и весело с классом. — В темпе рассаживайтесь, я вам сегодня столько должна рассказать, что сама не представляю, как успею!
Все быстро заняли свои места, и лишь «лицо кавказской национальности» остался сидеть на столе спиной к ней. Только наивная, ни разу еще не побывавшая в школе студентка может представить себя в роли учительницы, которая с увлечением излагает материал благоговейно внимающему классу. Уже первый час, скорее всего, потрясет ее и глубоко разочарует. «Урок — это минное поле, и сколько бы по нему учитель ни ходил, в любой миг его могут подстерегать неприятные неожиданности», — учат опытные педагоги.
В тот день неприятной неожиданностью был Гоша Захарьянц. И победить ее могло только вдохновение. Или интуиция.
— Слушай, а ты здорово это делаешь! — проговорила Ольга Васильевна с искренним восхищением. — Как это у тебя получается? Мне бы так научиться!
— Тренироваться надо. — «Лицо кавказской национальности» продолжало сидеть к ней спиной как ни в чем не бывало.
— Так поучи, — попросила Ольга Васильевна. — Не думай, я способная, правда!
— Серьезно, что ли?
— Конечно, серьезно! Поучишь?
— Бакс за урок.
— Решено.
— Хороший заработок! — захихикали в классе.
— Ничего, искусство требует жертв.
— Ладно, — согласился Гоша и спустился со стола.
Естественно, ее объяснения он не слушал. Или делал вид, что не слушает, как она потом обнаружила. Тетрадь у него, по крайней мере, была, правда, единственная на все предметы. Но когда Ольга Васильевна диктовала — всего несколько строк, он увлеченно гонял своей шариковой ручкой по столу муху, предварительно оторвав у нее крылья.
— Крылышки не выбрасывай, ладно, — попросила Ольга. — Мы их рассмотрим под микроскопом. Я как раз думала, где бы мне муху поймать.
— Берите, — великодушно согласился Гоша. Многое она на этом уроке, конечно, не успела, уже хорошо, что хоть кое-как справилась с новым учеником.
— А сколько сейчас бакс стоит, не знаете? — спросила она класс за минуту до звонка.
— Да ладно, я задаром буду учить, — сказал Гоша.
В перемену она не пошла в учительскую и пять минут старательно брала у Гоши уроки подбрасывания и ловли упругого бархатистого теннисного мячика. В сумочке у нее была конфета, и перед новым звонком она вручила ее «лицу кавказской национальности».
— А вы и, правда, способная, — похвалил ее Гоша.
— Это ты — хороший учитель.
Он так и не узнал, что много лет назад в институтские годы она занималась теннисом, и кое-какие Гошины фокусы умела делать сама.
— Пофигист какой-то, зачем вы его взяли?! — с возмущением допрашивала преподавательница географии директора школы. Тогда их директором был еще Леня Казанцев.
— Честно сказать? Когда-то учился с его отцом в Университете. И мать знал. А тут встретил на улице — отец погиб в Спитаке во время землетрясения, мать мучается, плачет: мальчишку из-за прописки выгоняют из школ. Пожалел!
— Отличный парень! — вступилась неожиданно для самой себя Ольга, сразу поняв, о ком идет речь. — Умница!
— Ну не знаю, — растерялась учительница географии. — Если в следующий раз сорвет урок, я вас позову наводить порядок.
