Сидевший на ящике около кабины достал из-за пазухи бутылку, а из наружного кармана, предназначенного для хранения гранаты, вынул граненый стакан, набулькал почти до краев, протянул узнику: - Сугрейся.
Фидель Михайлович сделал два глотка - больше не смог: такое омерзительное пойло он потреблял впервые.
Сидевший справа протянул было луковицу: - Закуси. - Спасибо, - вернул стакан. Подававший луковицу допил, удовлетворенно крякнул, ехидно заметил: - Вы, миллионеры, к коньякам привыкшие... - Я, ребята, не пьющий. - Ну да? - хмыкнули все трое. - А зачем тогда "зеленые" тюками?..
Вырвалось у них синхронно, и Фидель Михайлович догадался, зачем его везут в таежную глушь - будут выпытывать, где наличность, предназначенная для оплаты покупки.
Мысль работала четко, в фокусе была Антонина Леонидовна: только бы не вышли на неё эти бандюги, вся наличность - четыре миллиона - при ней.
Тем временем, судя по гулу двигателя, ЗИЛ поднимался на довольно крутой косогор, и там, на вершине косогора, остановился. Послышались возбужденные голоса. В кузов ворвался запах смолистого дыма.
"Жилье".
Когда узника вытолкали из фургона, была уже ночь. Сквозь морозную дымку просматривались редкие звезды. Далеко на севере желтело зарево.
"Никак Северодвинск?" Архангельск должен был остаться на северо-востоке. Получалось, что ехали на юго-запад. Там, по данным товарища полковника, городов не было, но были действующие леспромхозы. Все они взяты в аренду лесопромышленником Тюлевым - отсюда на его Северный бумкомбинат поставляли не просто древесину, а отличный корабельный лес.
Этот огромный вечно зеленый массив мечтает прибрать к рукам Ананий Денисович - как можно дешевле купить, и купит, если его брат прольет на область золотой бюджетный дождик. Но арендатор Тюлев ещё три года будет здесь хозяином - до истечения срока аренды. Но не желает ждать Якоб Шимон, шведский лесопромышленник: ему этот корабельный лес нужен сейчас. Он уже наладил производство офисной мебели - дело за ценным сырьем.
Так нежданно-негаданно аналитик Анания Денисовича Лозинского оказался в царстве уникальной деловой древесины.
Его доставили в леспромхоз - в таежный поселок с десятком деревянных одноэтажных бараков. В одном из них располагалась контора.
Сейчас она была освещена электрическими огнями. С тыльной стороны работал движок, судя по звуку, ПЭС-60, давно устаревшая, но очень надежная передвижная электростанция.
Фиделя Михайловича ввели в кабинет директора. В кресле за массивным столом восседал низкорослый человек с дряблым морщинистым лицом. За его спиной во всю стену красовался красного колера плакат. На плакате богатырского вида лесоруб с пилой "Дружба", внизу - белой краской надпись: "Победителей соцсоревнования - не судят".
Такую надпись мог придумать только зэк. В кабинете по-домашнему пахло сосновыми дровами. Этот запах напомнил Фиделю Михайловичу отцовский дом когда-то в отцовском доме было печное отопление. На этом мысль оборвалась сзади по голове ударили чем-то тяжелым, и он потерял сознание.
Фидель Михайлович очнулся уже на полу, пощупал себя - пиджак был мокрый. Догадался: приводили в чувство холодной водой.
Кто-то раздвигал ему веки. Низкорослый человечек к кому-то злобно обращался: - Ты, падла! Это же интеллигент. Народ хлюпкий... Еще копыта отбросит. - Не отбросит... Разговорчивей будет. - Голос очень знакомый.
Никак его ударил угощавший "архангельским сучком"? Несомненно, он. Ударивший был в маске, по-прежнему не показывал своего лица.
Фиделя Михайловича подняли, усадили на стул. Через стол с близкого расстояния уставился не него низкорослый. Тоном опытного следователя, не переходя на "ты", пообещал: - Мы вас бить не будем, если укажете место хранения баксов. - Баксов? Каких? - Какие вы привезли с собой. - Со мной... проверьте мой бумажник. Там - тысяча. Рублей. Точнее, девятьсот шестьдесят.
Человек держал в руках бумажник, показывал как фотокарточку. - Не девятьсот шестьдесят, а триста. - Значит, шестьсот украли сопровождающие, сказал Фидель Михайлович.
Человек засмеялся, обнажая мелкие зубы: - Это они могут, - и присутствующим: - Вы, падлы, кто стырил?
Ответил в маске: - Он забыл, что покупал у нас вино.
Человек - с укоризной - уже в Фиделю Михайловичу: - Вот видите. Память вас подводит. Придется вам её вставить.
Фидель Михайлович поднял голову. Нестерпимая боль туманила сознание. Подумал: если ещё раз так ударят, он, пожалуй, уже не оклемается. Пока боль отступила, а время нужно было выиграть, чтоб ответить по существу, то есть ничего не сказать, он предложил: - Позвольте, я вам расскажу один случай. Ну-ну, давай, - разрешил низкорослый.
Только теперь Фидель Михайлович рассмотрел, что его следователь был в толстом вязаном свитере, маленькая головка с редкой челочкой, казалось, тонула в массивном шерстяном воротнике. - Наш летчик на новом истребителе сбился с курса, - начал Фидель Михайлович. - Приземлился в Японии. Его спросили, как открыть фотопулемет, не засветив пленку, летчик молчал. Тайну даже палкой не выбили. Через месяц его обменяли на американского шпиона. Ну, обменяли. А дальше? - А дальше на встрече с личным составом родного полка он сказал: "Ребята, учите матчасть, иначе забьют до смерти".
После длительной паузы низкорослый уточнил: - Вы хотите сказать, что ничего не знаете? - Знал бы... Зачем таиться да ещё перед вами? Жизнь, она дороже миллионов.
Низкорослый кивнул: - Это вы правильно... - и вдруг по-волчьи сверкнул белками глаз: Ты, падла! Где машина с баксами? Номер и место парковки.
Устрашающий взгляд низкорослого Фидель Михайлович выдержал. Кто-то ему говорил, да кто же - Антонина Леонидовна, её допрашивали в Анкаре как террористку, она говорила: самые свирепые палачи низкорослые. Офицер-коротышка капал ей на грудь расплавленное олово. Она каменно молчала. Фидель Михайлович завидовал её стойкости.
В новогоднюю ночь он впервые увидел Тоню обнаженной. Красоту её крупной фигуры портила изуродованная грудь - вместо левого соска глубокий шрам. Ее пытали огнем, но турок-истязатель не вырвал из неё признания, куда она заложила мину. Она все отрицала, зная, что если признается хоть в чем-то - остальное выбьют.
От Фиделя Михайловича требовали всего-навсего: в какой машине спрятаны миллионы? Он мог указать - приблизительно - место парковки. Не больше. Но в машине была Тоня. Деньги при ней. Разве мог он её выдать? - Ладно, - сказал низкорослый. - Подождем до утра. Приедет хозяин, ему и доложите.
Вопреки ожиданиям его истязать не стали. Низкорослый прекратил допрос, отлучился в соседнюю комнату. Минут через десять вернулся. Лицо у него было доброе.
Фидель Михайлович догадался, он с кем-то говорил по телефону. Не иначе, как звонил в Архангельск. Значит, что-то там случилось.
"Неужели схватили Тоню?" Тогда зачем напомнили о приезде хозяина? И кто этот хозяин? Тюлев? Может быть. Во всей округе леспромхозы работали на него. Нежелательно было с ним встретиться. О жестокости Тюлева ходили легенды. - Отведи в пятый, - распорядился низкорослый, обратившись к охраннику без маски. - Гляди за ним. Гривня потом тебя подменит. А ты найди миллионеру что пожрать. Они тоже хавать любят.
Низкорослый подмигнул охранникам, отчего его глубокие морщины на впалых щеках стали ещё глубже. Обычно такие лица у алкашей, для которых зона - и дом и семья. Такие маленькие, плюгавенькие у паханов ходят шавками. - Тогда я за жратвой, а Гриня пусть ведет, - сказал охранник без маски. - Столовка закрывается.
Гривней оказался охранник, поивший Фиделя Михайловича "сучком", а затем ударивший чем-то тяжелым по голове. Охранник лениво поднялся, передвинул автомат на грудь. Маску он так и не снял. Видимо, не пожелал, чтобы пленник его запомнил. Дело в том, что он, как и его напарники, ехавшие в "ЗИЛе", действительно были омоновцами, но подрабатывали у хозяина здешней тайги. И ударил он профессионально. Так бьют, заранее ни о чем не спрашивая, чтоб затем, сразу же, когда жертва приходит в сознание, получить нужные сведения.
Не получилось. И пленника оставили в покое. До утра. Из Архангельска, видимо, распорядились с пыткой повременить. Допрашивать будет сам хозяин. Как миллионер миллионера.
Гривня привел Фиделя Михайловича в холодный барак. Это было общежитие, где никто не жил: нары, тумбочки, в углу высокой грудой свалены тюфяки. Из каптерки, что была за перегородкой, Гривня принес прогоревшие в нескольких местах валенки, суконную шапку-ушанку и пропахшую дымом костра старую фуфайку.
От уличного фонаря в бараке было относительно светло. - Ну, миллионер, - сказал Гривня, - блаженствуй. А для сугрева, хочешь, набулькаю? - И достал из-за пазухи знакомую бутылку. - Спасибо. Платить не чем. - А три стольника? - Не для тебя, скотина.
"Если набросится - задушу", - подумал Фидель Михайлович. Ярость его распирала. Он был уверен: с одним - справится. Но Гривня, накачанный "сучком", на "скотину" не отреагировал. Только сказал: - Не хочешь - как хочешь. А жратву тебе принесут.
