Тогда же, на исходе мудрено жутковатой ночи, оказавшись в домашних апартаментах старого матерого чекиста Бочажникова, а затем засунутый в ванну его внучкой, гориллоподобной красоткой, Шурочкой, с тем, чтобы "оммыть" меня, "как она умеет", - уже во время банно-инквизиторской процедуры я стал проваливаться в дебильно сладостную топь бессознательного существования.
И почти прикемарившего, пребывающего в младенческой истоме, позволил себя укутать в широченный Шурочкин махровый халат.
Я совершенно не препятствовал своему новому подчиненному положению, когда меня, точно маленького мальчишку, несли могучие Шурочкины длани несли, словно баюкая...
Моя правая отпаренная, чистая щека колко касалась обнаженной ядрено пьянящей девичьей грудной лепнины...
Брякнула меня Шурочка на приготовленную, благоухающую прачечным крахмалом, спальную лужайку, - брякнула с чувством исполненного солдатского долга.
И, - абсолютно удовлетворенный, - я задал знойного беспардонно беспробудного храповицкого...
И возвратился я тогда в пошлую явь ближе к обеденному конторскому часу.
И, обнаружил себя в невероятно гостевом неглиже в чужой постели...
В постели под одной прогретой невесомо громоздящейся допотопной супружней периной, имея перед, продирающимися ото сна, глазами чьи-то мощные шоколадные плиты лопаток, обрамляющие бронзовый торс, восходящий Монбланом к очугунело безмятежному крупу...
В тот солнечный обеденный полдень я, по каким-то движениям души (видимо, блюдя старорежимный гостевой этикет), законфузился, вот так, запросто овладеть чужой громадиной гладкой женской плоти...
- А, Вован, сделай добровольную признанку! С кем ты, сучара, шептался по телефону? И давай без базара - мы висели на проводе, и, честно слушали твой уболтаж о нас...
Одновременно с нежным последним междометием, гнусавый низкорослый оппонент, без уведомления дернул на себя ручку хлипкой клееной преграды, и тотчас же подцензурно выразил свое бандитское неудовлетворение.
Нелитературные эпитеты предназначались не моей затаившейся и горестно внимающей особе, а двери из стружечно-фанерного тела, из которой мазурик, с игрушечной проворностью, выхватил обыкновенную железную ручку, придерживаемую тремя цинготно расшатанными ржавыми шурупами.
Наконец-то я дождался мазохистского момента: наконец-то мою старую беззащитную жилплощадь взялись курочить и калечить давножданные пришельцы, добровольно возложившие на себя бремя неутешных кредиторов, возомнившие себя спонсорами моей вполне убого устроенной отшельнической жизни...
У меня вдруг сложилось стойкое болезненное убеждение, вернее, даже самочувствие: мою законную устарелую ручку выдернули не из трухлявой дверной рамы, а из моего живого тела, сочащегося не благовонной липуче холодильной влагой...
Я не успел толком осознать, как же мне достойно среагировать на подобное зверское членовредительство, как окостеневший указательный палец, охвативший смертоносной дугой спусковой крючок, пришел в самостоятельное движение, приведя в необратимое действие весь изготовленный слаженный механизм "нагана", облезшая мушка которого, рыскала, ища невидимую, матерно изъясняющуюся мякотную мишень...
После третьего невообразимо оглушительного залпа личного оружия, я с некоторым запозданием осознал: револьвер мой не зарегистрирован по учету предметов личной самообороны граждан, в связи, с чем меня ожидают весьма неуютные объяснения с представителями органов правопорядка...
Сознавая со всей сожалетельной отчетливостью сию юридическую промашку (пребывая в каком-то полуобморочном трансе от грохота револьверного, от сиреневой пороховой копоти), я с мальчишеским сладострастием пририсовал еще одну аккуратную дырку, правее и ниже трех предыдущих, "нарисованных", следуя простодушной логике, несколько вразнобой, - на уровне моего бледного, не украшенного, солидным "байским" брюшком, пупа.
И, здравомысляще удостоверившись, что длительное вдыхание вторичных продуктов собственной несдержанности и раздражительности все-таки не способствует полноценной жизнедеятельности мозга, я освободил защелку из паза и, разгоряченным задорным дулом позволил отпрянуть искалеченной ванной двери...
Беззвучно разворачиваясь на смазанных петлях, она, тем не менее, с какой-то стати притормозила свой стремительный вираж, и под углом 90* во что-то, упершись, окончательно застопорилась...
Прямо напротив выхода из ванной, на азиатских корточках, притулился мой словоблудливый приятель-пришелец...
... Этот, который, явно не в ладах с культурой повседневного литературного русского словоречия...
... Этот, который, в эту минуту, явно был не расположен, вещать на своем гонористом наречии...
... Этот, который, явно и внушительно страдал от моего слепо залетного самооборонительного огневого ответа на его дружелюбные вопросы...
3. Посвящение в иное...
... Голову мою валко мягко и нудно покачивало...
Неестественное пренепривычное покачивание основной части моего тела, которого в эти короткие проблески сознания, признаюсь, абсолютно не ощущал...
Зато, с необыкновенной болезненной отчетливостью, чувствовал емкий костяной сосуд, наполненный каким-то увесистым содержимым, которое - о, боже...
Этот чудовищно нелепый с о с у д - и есть истинное мое - Я!
Вместо обыкновенных анатомических подробностей: внутренностей, рук, ног, вчерашнего колита, надоедливой невидимой соринки в глазу, предпростудной сухости в горле и привычного не замечаемого невротического прокалывания в левой подмышке, чесучного аллергического ядрышка в подушной ложбинке, - вместо всего этого надоедливого родного, единственного и бесценного - жутковатые всполохи осознания - я, каким-то немыслимым безуведомительным манером-образом, - всего э т о г о безобразного богатства лишен, - напрочь (навечно?!) отторгнут...
Меня больше не существовало с е й ч а с...
Меня не б у д е т потом - в будущем...
В недавнем прошлом я существовал.
Я - б ы л...
Я - был м н о ю!
Сейчас меня куда-то подевали...
Забыли в прошлом...
Мерное жуткое п о к а ч и в а н и е.
Почему же оставили мне р а з у м...
И разум продолжает свою обычную бессмысленную деятельность, - он думает.
Он страшно недоумевает: кто отныне есть - он, то есть - Я?
И ответ, казалось, вот-вот будет дан, дан, дан...
Мою все еще соображающую (иногда!) отчлененную голову несли, вероятно, на каком-то ледяном хрустальном блюде.
Именно н е с л и...
Именно сумасшедше аккуратное колыхание могло исходить от чьего-то мерного непроворного загребающего шага...
При каждом последующем проблеске сознания, - в первые доли секунды мнилось: это с о н! Всего лишь дурное, навеянное киношными ужасами, милое вздорное с н о в и д е н и е, которое...
И только уверенное, могущественно монотонное колебательное движение куда-то вперед, враз отрезвляло: я присутствую при некоем, мертвецки забавном эмпирическом эксперименте, в котором мне, вернее - моей отчлененной голове отведена роль беззащитного подопытного кролика...
И вновь обвал в бесконечное бессознательное.
И вновь - тщедушная мгновенная молитва к Всевышнему...
И - вновь осознание своей теперешней ничтожности...
В один из бесконечных выплесков кошмарного присутствия себя в образе...презабавно укороченном образе отчлененной собственной головы, мои уши услышали чей-то голос, глуховатый, но достаточно внятный.
Смысл произносимых слов - они были явно не чужды моему увесистому содержимому, - вполне дурновато понимался мною, или тем, что подразумевалось под этим отчлененным предметом...
Я явственно слышал, - и одновременно не слышал...
Но всего мучительнее - это застрявшее недоумение: где же мой рот, и существует ли он вообще? Век, носа, щек, - их тоже не существовало...
Мучительство заключалось и в том, что я почему-то не догадывался подвигать глазные яблоки, - я их абсолютно не воспринимал.
Вместо привычного, неуследимого, не замечаемого вдоха-выдоха отупляюще безвкусное, ровно льдистое, мерно колыхающееся невидимое блюдо...
" Владмир Сергич! Вы есть здесь! Вы уже понимать человеческая речь. Вы все есть хорошо. Видеть - нет. Говорить - нет. Это есть временный труднасть. Все есть план. Вы представлен честь знакомство, который есть Главный существо этот мир.
" Ваш задач, раз - слушал. Два - хорошо слушал. Вы есть посвящать п о с т о ч е в и д е ц. Это есть ступень посвящать. Раз - не есть низко. Два - не есть высоко. Это есть заслуга ступень.
" Вы есть - внимать. Вы есть начать истинный божий откровение. Вы точно внимать.
... Неутомимая болтанка вдруг прекратилась. Видимо, мою, "хорошо" отчлененную ослепленную голову наконец-то донесли до места назначения.
Голос, подразумевающий игру в иностранца, пропал из моих мозгов также без уведомления, как и объявился.
