– Ли-и-ля-я…
В голове зашевелились слова, складываясь в выпуклые, тяжелые метафоры.
Я взбиваю подушку мычащим «ты»
за морями, которым конца и края…
В темноте всем телом твои черты,
как безумное зеркало, повторяя.
«Твои черты… Как безумное зеркало…» Маяковский судорожно пошарил рукой по полу, нащупывая карандаш и листок, чтобы записать пригрезившиеся строки, но ни того, ни другого на полу не оказалось. Он снова опустился на мокрую подушку. Лежал и думал, что больше не уснет, и от мысли этой становилось страшно. Страшно лежать в темноте, одному, с воспоминанием о кошмаре, оставившем в душе тяжелую, потную муть, от которой сжималось сердце.
Но вскоре он снова уснул.
3Андрей Арманд, худой, долговязый и рыжеволосый парень, сидел на кровати с каким-то иностранным журналом в руках и просматривал его, тихо шелестя страницами.
Лиля повернулась к нему и сказала:
– А вы, Андрей, чего же? Присоединяйтесь к нам.
– Да я, признаться, не очень умею…
– Тут нечего уметь. Берете карты и играете. Кроете шестерку семеркой, семерку – восьмеркой и так далее.
– Это может любой, – подтвердил Осип. – Даже полный кретин.
На щеках молодого человека проступил румянец. Лиля метнула в Брика жгучий взгляд.
– Разумеется, я не вас имел в виду, – поправился Осип. – Я это так, абстрактно выразился.
– Да я и не обиделся, – сказал юноша. – Но лучше я все-таки со стороны понаблюдаю.
– И страшно меня этим обидите, – сказала Лиля. – Я ведь вас пригласила, а Осип знает, что мое приглашение дорогого стоит.
И она посмотрела на Арманда своими огромными карими глазами. Этого взгляда не мог выдержать ни один мужчина.
– Хорошо, я буду играть, – сказал Андрей.
Он отложил журнал, встал с кровати, подошел к столу и неловко уселся на колченогий венский стул.
– У вас такое общество – писатели, художники… – пробормотал он, улыбаясь. – Я совсем потерялся на их фоне.
– Вы? – Лиля улыбнулась, сверкнув зубами. – Вы не можете потеряться. Вы слишком для этого красивы. И к тому же вы рыжий, как и я, а рыжие нигде не могут потеряться. – Лиля протянула руку к голове молодого человека. – У вас волосы растрепались. Я приглажу. – Она провела жаркой ладонью по его непослушным волосам. – Сколько вам лет? Двадцать? Двадцать два?
Андрей покраснел.
– Мне девятнадцать, – сказал он нарочито грубым, «мужским» голосом.
– А выглядите на двадцать два, – сказала Лиля. И насмешливо продекламировала:
У меня в душе ни одного седого волоса,
и старческой немощи нет в ней!
Мир огромив мощью голоса,
иду – красивый, двадцатидвухлетний!
– Это стихи? – спросил юноша.
Лиля кивнула:
– Да. Одного знакомого поэта. Но давайте начнем игру! Осип, раздай нам карты.
Осип, сверкая круглыми стекляшками очков, стал ловко метать карты в три кучки. Движения его были решительными, быстрыми и при этом словно бы тщательно выверенными – ни одного лишнего жеста. И выглядел Осип так же – коротко стриженный, элегантный, умный, с щеточкой аккуратно подстриженных усов, насмешливый и раскованный. Именно такими Андрей представлял себе «светских львов», когда читал про них в книжках. Хотя одет Брик был вовсе не во фрак и манишку, а в простую хлопковую фуфайку, расстегнутую на груди.
Наконец карты были разложены.
– Теперь возьмите свои карты и хорошенько в них посмотрите, – сказала Лиля. – Да нет же… Зачем вы их мне показываете? Господи, какой вы неловкий.
– Извините, я…
– Не оправдывайтесь. Мне жутко нравятся неловкие. В них есть жизнь, а в ловких – лишь механические, отточенные годами телодвижения.
– Некоторым женщинам нравятся отточенные телодвижения, – заметил Осип, рассматривая свои карты.
Лиля пропустила его замечание мимо ушей.
– Давайте я вам помогу, и мы вместе сыграем против Осипа, – предложила она юноше.
Лиля обхватила своими пальцами пальцы Андрея, сжимающие веер карт.
– О, да у вас неплохие карты. Давайте пойдем с пиковой девятки.
Пиковая девятка полетела на стол.
– Очень мудрый ход, – похвалил Брик и ответил пиковым валетом.
– Теперь эту, – сказала Лиля. – Ну, что же вы? Уснули?
Она вынула из веера нужную карту и бросила на стол. Брик побил и ее. Лиля посмотрела на Андрея, улыбнулась:
– Вам скучно?
– Я не очень люблю карты, – виновато признался юноша. – И еще… здесь немного жарко. – Он взялся пальцами за узел галстука и подергал его из стороны в сторону, ослабляя петлю. Несколько карт выскользнуло из руки и упало на пол.
– Вы вспотели, – сказала Лиля, подняла руку и взъерошила юноше пальцами волосы. – Какие они у вас густые!
– Это в маму, – ответил Андрей. – У нее были очень густые волосы.
– Наверно, вы сильно на нее похожи?
– Да нет, не очень. А вы? Вы похожи на свою мать?
– Я похож на свою мать, – сказал Осип. – В особенности формой очков.
Лиля бросила на него быстрый взгляд и снова повернулась к юноше.
– Черт, ужасно неловко, что вы говорите мне «вы», – сказала она. – Знаете что, давайте выпьем на брудершафт и перейдем на «ты»?
Андрей покосился на Осипа и сказал:
– Если только так нужно…
– Нужно, – кивнула Лиля. – Осип, наполни, пожалуйста, нам с Андреем бокалы!
Осип отложил бесполезные уже карты и послушно взялся за бутылку. Наполнив бокалы, он пододвинул один Андрею и сказал:
– Держите, молодой человек. Только будьте осторожнее, это вино сильно ударяет в голову.
– Я умею пить вино, – ответил Андрей, и в голосе его послышался вызов.
– Не сомневаюсь, – усмехнулся Брик. – Надеюсь, это не единственное, что вы умеете? Иначе вам придется очень несладко в жизни.
– Ну, давайте, – сказала Лиля, и они с юношей переплели руки. – За знакомство и дружбу!
– За знакомство и дружбу, – повторил Андрей Арманд.
Они выпили из своих бокалов.
– Ну вот, – кивнула Лиля. – А теперь давайте поцелуемся.
– Если это обязательно…
– По обязанности вы будете целоваться со мной! – заметил на это Осип. – Если я предложу вам выпить брудершафт. А с прекрасной женщиной целуются по зову души. Ну, или по зову плоти.
– Я, собственно… не по обязанности, – смутился Андрей.
– Значит, по зову? И что в вас взывает громче? Душа или плоть?
– Осип, прекрати нести вздор, – осадила мужа Лиля. – А вы, Андрей, повернитесь ко мне. Я уже устала ждать.
Арманд повернулся к Лиле, и она крепко поцеловала его в губы.
– Видите, ничего страшного, – с улыбкой сказала Лиля, отстраняясь и ставя на стол бокал.
– Она права, – поддакнул Осип. – По собственному опыту знаю, что это не опасно. Хотя женские губы полны яду, и яд этот действует не сразу. Вернемся к картам или хотите еще раз подвергнуть свою жизнь опасности?
Андрей был смущен, взволнован, возбужден и сбит с толку. Все эти чувства были ясно нарисованы на его веснушчатом лице. Глядя на это лицо, Осип усмехнулся.
– Ах, юность, ах, святая пора, – сказал он. – Вы похожи на нежный цветок, сорванный с клумбы опытной женской рукой. Рукой, которая собирает букеты и делает из них гербарии.
– А ты похож на человека, которому нужно зашить рот грубой ниткой, – сказала Лиля.
– Пожалуй, я пойду, – промямлил Андрей. Он неловко поднялся со стула, смущенно косясь то на Лилю, то на ее мужа.
– Я вас провожу, – сказала Лиля и тоже поднялась.
– А я, пожалуй, распрощаюсь с вами здесь, – сказал Осип. – Лень тащиться в прихожую. Прощайте, мой юный друг! И почаще к нам приходите. Мне кажется, мы сойдемся. Я вас уже полюбил.
– Вы мне тоже понравились, – сказал в ответ Андрей. – Покойной ночи.
Андрей и Лиля вышли из комнаты.
Осип налил себе немного вина. Взял бокал за тонкую ножку и посмотрел сквозь него на лампу.
– Забавный мальчишка, – проговорил он. – Пройдет неделя, и побежит стреляться. Как пить дать.
4– Ты сегодня превзошла себя, – лениво сказал Осип, глядя, как жена снимает украшения и складывает их в шкатулку. – И самое удивительное, что ничего для этого не сделала. Но твои движения, твой взгляд, интонация твоего голоса – все это было бесподобно.
– Ты находишь? – отозвалась Лиля, сидя перед зеркалом и стирая с щек пудру специальным французским ароматическим тампоном.
– Некоторые женщины рождаются, чтобы разбивать мужские сердца, – сказал Осип. – Ты из их числа.
– Может быть. Но люблю я только тебя.
– И Володю, – добавил Брик.
– И Володю, – послушно кивнула Лиля. – Хотя в последнее время он абсолютно невыносим.
– Просто он очень большой и занимает в комнате много места.
– Ты говоришь о нем, как о мебели, – сказала Лиля.
Осип пожал плечами.
– А ты так о нем думаешь. Этакий говорящий комод, доверху набитый гениальными вещами, от которого иногда с души воротит.
– Почему воротит? Меня не воротит, – возразила Лиля.