— Погоди, Мирон, — сказал он, внимательно меня рассматривая. — Эта подходит лучше, чем та, что была.
Амбал опустил руки, пригляделся.
— Точно, блондинка, волнистые волосы, большие сиськи. Но Муса сказал, чтоб ей было от шестнадцати до семнадцати, слышь, хохол?
— Тебе сколько лет? — спросил тот, которого амбал назвал хохлом.
— Семнадцать, — скромно ответила я, потупив взор.
— Гонишь? — спросил амбал, но как-то неуверенно. Хохол махнул рукой.
— Да хрен с ней. Этих шлюх не разберешь, намажутся. Отвезем Мусе, пусть ему поет про семнадцать лет. Не мотаться же нам всю ночь по точкам. — Он повернулся к водителю и коротко распорядился: — Давай на хату.
— Я ее обшмонаю, — сообщил Мирон подельникам. Обнаруженный в сумке кистень амбал передал Хохлу.
— Это для защиты, — пояснила я. Хохол хмыкнул и убрал кистень в «бардачок».
— А это на хрена? — поинтересовался Мирон, демонстрируя инсулиновый шприц, обнаруженный под подкладкой моего жакета.
— Мне подбросили, — ответила я.
Шприц полетел в окно.
От осмотра моей груди у Мирона в три ручья потекли слюни.
— Может, тормознем да пустим ее по кругу? — предложил он, пожирая меня глазами. — Пока мы доедем, Муса опять оббухается и не вспомнит потом, была у него баба или нет.
Так они и порешили. Видно, Мусаев сильно потерял в авторитете, раз даже свои люди позволяли себе такое.
— Вон, заезжай туда, между гаражей, — приказал Хохол водителю. — Давай, живо раздевайся, — бросил он мне.
В мои планы обслуживание своры Мусаева не входило, поэтому, стараясь избежать неприятностей, я сказала:
— Я на групповуху не подписывалась.
— Тебя кто спрашивает? — рыкнул Мирон. Совместными усилиями они объяснили мне, что я должна быть счастлива бесплатно доставить им удовольствие, так как их хозяин владеет всеми точками с девочками и каждая проститутка обязана ему и его людям по гроб жизни.
Уродовать бандюков мне сильно не хотелось. Это нарушало весь план.
Машина затормозила в темном переулке гаражного кооператива.
— Ребята, я же о вас беспокоюсь, — попробовала я последний шанс. — Если Муса узнает, что вы первые оприходовали меня, пока везли, он сильно расстроится.
— Кто ж ему скажет? — Хохол уставился на меня злыми глазами. — Ты, что ли, падла? Да мы уроем тебя прямо здесь!
— Нет, что ты! — Я придала своему лицу выражение крайнего ужаса. — Я просто ляпнула, не подумав. Конечно, Муса не узнает. Я буду молчать. И среди вас, правильных пацанов, не найдется крысы, которая, чтобы выслужиться перед шефом, настучит на остальных. Я несу полную чушь.
— Ты че гонишь? Кто крыса? — заскрипел зубами Мирон.
— Уймись! — рявкнул на него Хохол. — Я понял расклад, в общем, трахаем ее все по очереди, потом везем Мусе. Бородатый, ты как? — обратился он к водителю со свирепым лицом, заросшим до глаз черной щетиной.
— Это ваши дела, — буркнул он.
— Я не понял! — взвился Хохол.
— Я на это не подписываюсь, — отрезал водитель.
Они едва не передрались друг с другом, но так и не пришли к единому мнению.
— Ладно, везем ее к Мусе, — сдался Хохол.
Вздохнув с облегчением, я решила ободрить бандитов.
— Не расстраивайтесь, ребята. Вы же знаете, где меня найти. Подъезжайте в любое время.
— Кстати, я раньше тебя не видел на той точке, — подозрительно произнес Мирон, меряя меня долгим взглядом.
— Я новенькая. Раньше работала балериной. Неудачно прыгнула — партнер стал кастратом, вот и выгнали, — наплела я.
Бандиты дружно заржали.
— Да, все балероны петухи, — заверил остальных Мирон. — Когда я кого из них вижу, так и хочется мозги вышибить.
Вот так с шутками да прибаутками мы добрались до дома Альберта Мусаева. Выражение нечеловеческой тоски ушло из взгляда хозяина дома, когда меня представляли. Высокий, худой, смуглый Мусаев напоминал чем-то грифа в домашнем халате.
— Она, типа, балериной была, — доложил Мирон боссу.
— Это она тебе лепила, — с недоверием произнес Мусаев. — Я тоже могу везде базарить, что космонавт.
Чтобы не быть голословной, я сделала несколько балетных па прямо на ковре в холле. Зрители зааплодировали.
— Круто, в натуре, — похвалил Мусаев, — теперь вали за мной наверх в спальню, устроишь мне там танцы.
Проходя мимо, Мусаев обдал меня густым ароматом коньяка. Я послушно побрела следом. Массивная дубовая дверь захлопнулась за моей спиной, щелкнул замок. Мусаев, налив себе коньяка в широкий хрустальный стакан, врубил на полную громкость диск Круга и велел мне:
— Давай, танцуй!
Уверена, такого па он в балете не видел. Я сделал два шага к нему и виртуозно исполнила вертушку из таэквандо. Развернувшись вокруг своей оси, Мусаев рухнул лицом вниз в разворошенную постель. Я отстегнула от ремешка сумочки мини-наручники, имитирующие звенья цепи, позолоченные и усыпанные стразами. Одними я сковала большие пальцы на руках Мусаева, пропустив их через крепления каминной решетки, глухо заделанные в кладку. Другими наручниками я зафиксировала большие пальцы ног, приковав ноги к резной ножке кровати. Завязала простыней рот, чтобы не орал, если вдруг очнется раньше, чем следует. Потом достала шприц, надежно спрятанный в сапоге. Бандитам ни за что не пришло бы в голову отрывать мне каблуки. Сняв медальон, я наполнила шприц. От камина послышалось мычание Мусаева. Он с ужасом таращился на шприц.
— Настал твой час, — объявила я обезумевшему от страха бандиту, надвигаясь на него со шприцем.
Мусаев задергался, замычал еще сильнее. Я аккуратно ввела препарат ему в шейную артерию.
Мусаев, очевидно, приготовился умереть. Пусть помучается.
Присев на кровать, я выждала момент, когда «сыворотка правды» подействует, затем освободила ему рот и приступила к допросу.
Ответы Мусаев произносил ровным, словно у робота, голосом. Его глаза бессмысленно смотрели в потолок. Казалось, что он, машинально отвечая, думает, хорошо ли выглядит потолок в спальне после прошлогоднего ремонта или его стоит переделать. Под действием препарата податливый Мусаев признался, что никак не может наладить легальный бизнес. Сеть его магазинов в действительности приносит одни убытки. Прохорова, безусловно, виновата отчасти в его неудачах, однако он не собирался похищать ее детей и тем более покушаться на нее саму. Наоборот, он хочет легализоваться, отмыть деньги, нажитые нечестным путем, и стать уважаемым бизнесменом.
— Сколько ты выпиваешь в день спиртного? — поинтересовалась я только из любопытства.
— Бутылку коньяка, иногда больше, — ответил Мусаев механически. — Все эти бюрократы… налоговая сводит меня с ума. Убить их я не могу, но и работать с ними невозможно.
Да, нелегка жизнь современного бизнесмена, тем более если он хлещет коньяк от зари до зари да развлекается с девочками вместо того, чтобы работать не покладая рук.
— Еще я нюхаю кокаин, чтобы снять стресс, — продолжал исповедоваться Мусаев.
— Все, довольно, — прервала я его, освобождая руки пленника. — Дальнейшие твои подвиги мне не интересны. — Сунув ему в руку его же мобильник, я приказала: — Звони своим и вели отвезти обратно на точку. Скажи также, чтобы до меня не смели и пальцем дотрагиваться. Черт, и постарайся говорить нормально, а не как автоответчик.
— Хорошо, — пообещал Мусаев, пустыми глазами, разглядывая мобильник. Его палец медленно тыкался в кнопки.
— Мирон, отвези шлюху обратно на точку, и не смейте ее трогать. — Пауза, потом: — Да, сейчас, на моем джипе… Не слишком.
Я вырвала из его рук мобильник и выключила. Еще чего доброго люди Мусаева начнут подозревать что-нибудь по странному голосу шефа, спросят, отчего он такой, а он честно признается, мол, шлюха накачала его «сывороткой правды»…
— Сиди здесь на кровати, пей свой коньяк. Если кто войдет в комнату и спросит что угодно — посылай всех к чертовой матери, — проинструктировала я Мусаева.
Действие препарата должно было закончиться через двадцать минут. За это время я планировала быть уже на другом конце города, если не возникнет осложнений.
— Да, — глухо отозвался бандит.
— Значит, все понятно? — спросила я.
— Иди к чертовой матери, — безразлично сказал Мусаев, наливая себе в стакан коньяку.
Удовлетворенная, я вышла из спальни и захлопнула за собой дверь. Один подозреваемый отпадал. Повернувшись, я нос к носу столкнулась с Хохлом.
— Ну че, отработала? — подмигнул он и оттолкнул меня плечом, прошел к двери.
— Муса велел его не беспокоить, — предостерегла я его. Хохол посмотрел на меня, как на кучу грязи, и осторожно постучал.
— Слушай, Муса, можно мне с тобой перетереть один вопрос?
— Пошел к чертовой матери! — раздалось из-за двери.
— Понятно, нет базара, — пробормотал Хохол, сконфуженный. Заметив мой взгляд, он зло завопил: — Чего зыркаешь, падаль! Выметайся! — И толкнул меня в спину.
