как ни встань, талия не расплывалась, а попа не превращалась по объемам в боевую машину пехоты.
Восторг от собственного созерцания прервал стук в дверь.
– Танюша, ты здесь? – осведомилась Рина.
– Да, – ответила я, – скоро выйду.
– Тебя Ваня ждет.
– Рина! Пирог сильно подрумянился, выключать духовку? – закричала Надя.
– Бегу, бегу! – занервничала мама Ивана Никифоровича.
А я решила сразить наповал своей красотой всех, кто сейчас находится в нашем временном офисе. Взяла большую коробку, вынула из нее розовые туфли, переобулась и пошагала в коридор.
Лодочки на высоком тонком каблуке я ношу редко. Рост у меня немаленький, исполнять роль пожарной каланчи желания нет. Да, такая обувь красива и женственна, нога в ней выглядит замечательно. Но я не всегда сижу в офисе, начальник особой бригады – не кабинетный сотрудник. Мне приходится много ходить, порой бегать, иногда перелезать через забор. Ну и как все вышеперечисленное проделать, если на тебе узкая юбка и шпильки в пятнадцать сантиметров? Кроссовки, брюки, футболка, толстовка – вот то, что надо. Но сейчас-то предполагается совещание в домашней обстановке. Могу я один раз появиться перед людьми стройной красавицей?
А еще с недавних пор мне стало понятно, что муж смотрит на меня, но не видит. Я для него по-прежнему молодая, красивая. Но не стройная! Худенькой я никогда не была и до сегодняшнего дня не обладала тонкой талией. И вдруг она не пойми откуда появилась! Мне есть чем похвастаться!
Очень медленно, стараясь не шататься, я добралась до временного офиса. Постояла пару секунд, чтобы успокоить дыхание, потом распахнула дверь. Герольды, где вы? Почему не звучат фанфары?!
– Хорошо, – пробурчал Иван Никифорович, не отрывая взгляд от документа, который лежал перед ним на столе, – наконец-то все в сборе.
– Привет, – помахал рукой Димон, глядя в один из компьютеров.
Михаил не произнес ни слова, он самозабвенно печатал что-то на планшетнике.
Появление красавицы никто не заметил. Я молча села в кресло.
Глава двадцать третья
– Итак, – произнес Иван Никифорович. – Дима, что у тебя?
– Константин Петрович Чулов был художником, – начал Коробков. – Успеха на этом поприще он не добился, хотя имел хорошее образование. Получил диплом художественного института имени Сурикова, стал иллюстратором детских книг, которые выпускало издательство «Малыш». Женился на Анне Гориной, та вскоре умерла. Чулов начал работать на Старом Арбате, рисовал портреты туристов. Больше о нем никакой информации, кроме сообщения о смерти, нет. Художник погиб в аварии, сам сидел за рулем и, как установила экспертиза, был пьян.
Димон оторвался от компьютера.
– Но! Если покопаться в разных местах, можно наткнуться на нечто интересное. Вот перед нами газета, которую выпускали в городе Диванкин, номер вышел уже после смерти Константина. Но что мы видим на развороте? Читаю вслух: «Известный художник Константин Чулов подарил нашему дому культуры картину «Рассвет над рекой Лиской». Все, конечно, знают, что Диванкин стоит на берегу этой водной магистрали. Драгоценное полотно нам передала Елена Горина, мать супруги живописца».
Коробков посмотрел на меня.
– На тот момент Константин был уже мертв. Разве покойный может воскреснуть и подарить презент? И мы в курсе, что Чулов умирал дважды, второй раз через год после своей первой кончины. Девяностые годы были непростыми, много людей тогда погибло, а потом неожиданно воскресло. И в статье написано, что полотно передала мать жены Константина. Не указано, что он сам его презентовал. Но что-то меня зацепило. Теща живописца, Елена Николаевна, жива. Ей за девяносто лет, но Горина до сих пор работает в школе, преподает математику. Из Диванкина она давно уехала, поселилась в Краснодарском крае у моря. У женщины свой большой хороший дом и коттедж, который она сдает отдыхающим. Елена Николаевна хорошо владеет компьютером. Она согласилась с нами побеседовать. Сейчас мы с ней соединимся. Вы, пожалуйста, молчите. Я представлюсь корреспондентом газеты «Родной край». Она реально существует в Диванкине, основана в мае тысяча девятьсот двадцатого года.
– Ух ты! – восхитился Миша. – Не так уж много печатных изданий, которые так долго работают для читателя.
– «Родной край» любят, – кивнул Коробок. – Меня зовут Леонид Глебов, веду рубрику «Наши земляки в России и за рубежом». Журналист с таким именем в штате издания в самом деле есть. Сидите тихо.
Димон схватил мышку, на экране появилось изображение женщины, которой трудно дать девяносто с лишним лет, выглядит она намного моложе.
– Добрый день, Елена Николаевна, – поздоровался Димон. – Меня зовут Леонид. Вы слышали про любимую читателями города Диванкина газету «Родной край»?
– Конечно, – спокойно ответила Горина. – Но давно переехала в теплые края, больше не покупаю ее. Вопросы об этом издании лучше задавать тем, кто его сейчас читает.
– Вы, когда обитали в Диванкине, регулярно приобретали газету? – продолжил Димон.
– В советские годы существовала подписка, – по-прежнему ровным голосом отозвалась собеседница Димона. – Ее оформление экономически выгодно, и на дом ежедневник приносили… Я не имела прописки в Диванкине, но город мне нравился, местные жители все в основном работали на ткацком предприятии. Ваша информация о моем проживании там ошибочна, поэтому не подхожу вам как героиня интервью. Просто приезжала туда часто к своей тете.
– Нет, нет, речь именно о вас, – быстро возразил Димон. – Вы передали в дар городу картину своего зятя, Константина Чулова.
– Ну… да, – протянула Елена. – Живу в Краснодарском крае уже много лет, до этого была прописана в Москве. Уже говорила, в Диванкине я была наездами… Про живопись помню смутно.
– Ваша дочь вышла замуж за художника Константина Чулова.
– Костя… Да, они жили счастливо. Потом Анечка скончалась, – тихо сказала пожилая дама.
– Примите мои соболезнования, – пробормотал Коробков.
– Если Господь решил, что Анне следует уйти из этой жизни рано, то на это Его воля.
– У вашей дочери был ребенок? – продолжил Димон.
– Нет, – коротко и резко отреагировала пожилая учительница, но потом сменила тон: – Аня скончалась совсем молодой.
Димон понизил голос.
– Ну… конечно… простите, что затронул больную тему. А почему ваш зять захотел подарить картину городу? Что его связывало с Диванкином?
– Константин погиб вскоре после смерти моей дочери. Все дети непослушны. Анна не была исключением. Она искупалась в реке, простудилась, и все. Костя с горя начал пить, сел подшофе за руль, и поездка печально завершилась.
– Вы потеряли сначала дочь, потом зятя! Ужасно! – пробормотал Димон.
– Советские женщины отличаются от современных дамочек! – неожиданно рассердилась Горина. – Сейчас бабы рыдают, сломав искусственный ноготь. Они не способны пережить столь страшное несчастье, им требуются помощь психолога, поддержка окружающих. А рождение ребенка? А беременность? Катастрофа! Ужас! Мы были другие, детей рожали без проблем двоих, троих. Поднимали их часто без супруга. Не делали не из чего трагедию. Да, у меня не самая легкая судьба – дочь скончалась. Затем зять погиб. Но ничего! Живу! До сих пор работаю… Картину я передала в музей Диванкина. Зачем? История простая. Город отмечал юбилей, кто-то из местного начальства, уж всех подробностей не помню, решил заказать у художника полотно. И представить дело как подарок живописца местному населению. Диванкин никому особо не был нужен. Ну да, там ткацкая фабрика. И что? Таких городков в России видимо-невидимо. Но городской глава испытывал чувство зависти. Незадолго до этого расположенный неподалеку Аровск праздновал свое трехсотлетие. Так туда на праздник приехала вокальная группа из Москвы. А в Диванкин не удалось певунов зазвать, уж очень большие деньги они все заламывали. Писатели, актеры, именитые спортсмены тоже хотели за свое появление астрономические суммы. Местный начальник вспомнил про живописцев, те в ответ: «Пожалуйста». И цену выкатили. А не было мощных средств в казне Диванкина! Галине Петровой, тогда директору музея, подруге моей дочери, прямо сказали: «Или находишь художника, или уволим». Ну, она мне позвонила. Ну и в конце концов Константин согласился, за пейзаж копейки попросил. Его работу вознесли до небес, позиционировали как самый дорогой подарок, именовали Костю гением. Не знаю, почему вы про эту картину вспомнили. Чулова нельзя считать талантливым живописцем, он обычный ремесленник, после перестройки сидел в Москве на улице, портреты туристам писал. Не советую вам рассказывать людям о той давно забытой истории.
– Почему? – удивился Димон.
– Местный музей ограбили, – объяснила Елена Ивановна. – Полагаю, кому-то из алкоголиков на бутылку не хватало.
