Комната, в которую я вошел, буквально ломилась от книг. Они стояли вдоль стен, лежали на полу, шатающимися стопками нависали из темных углов. Сочетание старой красной кожи и выцветшей позолоты должно было бы создать в комнате уют, но огонь, горящий в камине, превращал ее в парник.
Отблески огня освещали фигуру Иммануила Софисма, облаченного в черное, подобно огромному пауку. Впечатление усиливали многочисленные пюпитры из красного дерева на телескопических держателях – они крепились к его креслу, позволяя одновременно изучать восемь или девять томов.
Он подъехал ко мне, помогая себе одной голубоватой, как фарфор, рукой. Другой он конечно же сжимал книгу, лежавшую на коленях, накрытых пледом. Ему, наверное, было лет шестьдесят с небольшим, однако он как-то умудрялся выглядеть в два раза старше. Оставшиеся на голове редкие волосы были практически прозрачными, словно кто-то смолой приклеил к его голове старую солому. От привычки постоянно облизывать губы вокруг рта появилось красное раздражение, а глаза невозможно было рассмотреть за древним грязным пенсне с толстыми стеклами.
При виде меня он хмыкнул, протянул руку, и я осторожно пожал его пальцы: костяшки их напоминали сморщенные ранетки.
– Сэр Иммануил, – проворковал я. – Для меня это поистине большая честь.
– Еще бы! Люцифер Бокс, да? Не могу сказать, что я о вас наслышан. Насколько я понял, вы какой-то там художник. Обычно я ни с кем не беседую, но мне сказали, что у вас есть некая вещь, которая может меня заинтересовать, – сказал он, поправляя пенсне. – Но прошу вас, садитесь. Не обращайте внимания на все эти тома. Вон там, рядом с «Рассказами о несчастных случаях в хирургии» Блисдейла, достаточно места. Да-да, вот здесь!
Я втиснулся в кресло у ревущего огня.
– Вы не замерзли? – неожиданно спросил он.
Я к тому времени уже обливался потом.
– Все хорошо, благодарю вас.
Софисм грустно покачал головой:
– Здесь холодно, как в склепе. Никак не могу согреться. Слуги говорят, что я их уморю, но как они могут жаловаться на огонь в декабре!
– Сейчас июль, сэр, – осторожно сказал я.
– Да? – И он пронзительно закудахтал, обнажив зубы, похожие на колышки. – Может, я слишком холоднокровный. Доктора говорят, что у меня тонкая кожа.
Я понимающе улыбнулся.
– Странно, почему у вас еще нет переплета.
– Что-что? – Он приложил высохшую ладонь к уху.
– Вам нужно приобрести себе обложку, сэр Иммануил, – заорал я. – Как для книг в вашей знаменитой коллекции.
Ему это понравилось, и он снова закудахтал:
– Превосходная идея! Я знаю, кому можно поручить такую работу. Гриндрод и Спайсер из Кэмдена. Давайте подумаем. Хм-м. – Он вытянул перед собой руки, похожие на две палки, и осмотрел их сверху донизу, будто бы снимая мерку для костюма. – Да, синий картон с корешком из телячьей кожи. Я думаю, что буду очень неплохо смотреться у вас над головой, мистер Бок, между «Паттерсоновской Патологией зоба» и «Раблезианством». Удастся ли мне соблазнить вас мадерой? Нет? Тогда, быть может, поедим?
Он позвонил в маленький стеклянный колокольчик. Я поднял свой саквояж и вытащил оттуда книгу, которую мне прислал Чудоу. Софисм тут же начал пожирать ее глазами.
– Что это? Дайте посмотреть!
Я поднял книгу и поднес ее к свету. Название заблестело, как золото в ручье.
Софисм вскрикнул и лихорадочно подъехал ко мне.
– Это он? Разве это возможно? «Даниэль Лакричник»?
– Он самый. – Я положил книгу в его трясущиеся руки. – Полагаю, это какой-то раритет? – небрежно спросил я.
– Раритет? – Софисма практически трясло от удовольствия. – Да он совершенно уникален. «Даниэль Лакричник»! У меня в руках!
Он с величайшей осторожностью открыл книгу и поднес ее к своему носу, увенчанному пенсне.
– Это отчет о путешествии странствующего джентльмена в Ост-Индию Его Величества, – прочел он. – Потерянный шедевр Хеггесси Жабба! Где вы нашли его, мистер Бокс? Где?
Он извивался в своем кресле, как червяк, и облизывал воспаленные губы.
У меня свои источники, – закинул я удочку. – Возможно, мы сумеем договориться за ужином.
Да! Да! Конечно. Вас необходимо накормить.
Он еще настойчивее позвонил в колокольчик. К двери подошел слуга. Софисм пролаял распоряжения и снова повернулся ко мне:
– Мистер Бокс, не могли бы вы?…
Он показал тощей рукой на свое кресло. Я встал и повез его в столовую.
Портреты тех, кто, вероятно, был предками Софисма, едва выглядывали из-за еще более неустойчивых книжных стоп, и лакированные глаза предков смотрели с какой-то немой мольбой, как будто их обладатели тонули в пожелтевшей бумаге.
Я оставил усохшего ученого во главе стола, где он сидел, баюкая «Даниэля Лакричника», словно тот был ребенком.
– Назовите цену, дорогой сэр. Я мечтал владеть этой книгой с тех самых…
– Мне нужны не деньги, сэр Иммануил, – пробормотал я. – Информация.
– Информация.
Я подошел к другому концу стола, где еще один слуга отодвинул для меня стул. Он был одет, как и Предел, в дряхлую ливрею, слой пыли покрывал тусклые серебряные пуговицы и эполеты. Это был высокий молодой человек с гладким, как галька, лицом и короткими волосами. У него были голубые глаза и густые, темные, как росчерк углем, брови.
Он повернулся к супнице и осторожно положил крышку сбоку, вперив в меня нахальный – иначе не скажешь – взгляд.
– Добрый вечер, сэр, – сказал он, наливая в мою тарелку суп из свеклы. Голос у него был прокуренный. Видимо, еще один реликт с родины.
– Добрый вечер, – сказал я.
Неожиданно он наклонился ко мне так низко, что наши лица оказались на одном уровне. От него пахло медом.
– Чарлз Джекпот, сэр. – И потом, разрази меня гром, если это не так, он добавил: – Но вы можете называть меня Чарли.
Я ничего не ответил и занялся свекольным супом.
Еда была пыльной, но вполне сносной. За супом последовало что-то вроде запеченного лосося, а после этого мой новый знакомый, мистер Джекпот, сменил его на совершенно потрясающего гуся. Очевидно, от итальянской кухни Софисм оставался изолирован.
Не рискнув воспользоваться закопченной салфеткой, я облизал жирные пальцы, а слуга в это время унес тарелки. Он не разговаривал, только продолжал сверлить меня нахальным взглядом. В свете камина его лицо напоминало лица святых эпохи Возрождения, и это меня весьма нервировало.
Прочистив горло, я вытер пыль с лучшего хрусталя Софисма и щедрой рукой плеснул себе дешевого вина. Я посмотрел на Чарли Джекпота, который развязной – иначе не назовешь – походкой ушел в сторону кухни.
Софисм перевернул страницу книги.
А теперь, сэр, давайте перейдем к делу. Я не смогу спокойно жить, пока не буду уверен, что эта книга принадлежит мне. Время и приливы, знаете ли. Они не ждут человека.
Он вытянул шею и посмотрел в другую комнату, как будто ему больно было расставаться со своей библиотекой даже на несколько минут.
– Если вы хотите поточнее узнать, сколько они уже ждут, у меня есть книга на эту тему. Думаю, она стоит вон там, между «Опасностями езды на велосипеде» и «Пермскими копролитами». – Софисм облизывал губы, пока его слюна не заблестела на их шелушащейся поверхности.
Я полез в карман пиджака и достал фотографию, похищенную из кабинета профессора Саша. Положил ее на стол, подвинул к инвалиду и внимательно наблюдал за ним, пока он поднимал фотографию и, разглядывая, держал примерно в дюйме от своего пенсне. Он хрипло закашлялся. Звук был такой, будто в печь кинули оберточную бумагу.
– Где… где вы это взяли?
– Она была… э… среди личных вещей профессора Фредерика Саша.
Голова Софисма дернулась вверх.
– Личных вещей? Он ведь не умер, правда? Саш не умер? Я покачал головой.
– И тело его похищено. Вместе с телом еще одного джентльмена с этой фотографии. Эли Вердигри.
– Вердигри тоже погиб? Как?
– Это остается загадкой. Я расследую это дело, сэр, и, думаю, вы можете очень сильно мне помочь.
Софисм тяжело вздохнул.
– Я тут ничего не слышу и не знаю. Иногда я думаю, что покидать страну было очень большой глупостью, но у меня не было выбора. Эти постоянные волнения! Мой крест – моя работа – столь тяжел, что я просто вынужден был это сделать! – Его язык в ажитации мелькал вокруг влажного отверстия рта.
– А четвертый человек на фотографии Максвелл Мор-рэйн?
– Моррэйн?
– Да. Я уверен, вы в курсе, что он умер несколько лет назад.
Старик неожиданно смерил меня злобным взглядом:
– Кто вы такой? Чего вы хотели добиться, принеся сюда эту книгу, как будто я какой-то барышник. Какова подлинная причина вашего визита, а? – Он помахал передо мной фотографией, его сморщенный рот издал жуткий рык. – Вы хотите, чтобы все это началось снова! – завопил он. – Так вот, ничего не получится, слышите? Пусть мертвые покоятся с миром!
