– И - раз! - напористо повторил дядя Федор, пытаясь заразить нас своим энтузиазмом и сделать соучастниками. - Поняли?
Мы еще ниже потупили очи и переступили с ноги на ногу.
– И - два! - подсказал дядя Федор, несколько обеспокоенный нашей вялой реакцией. - «Ракушку» поднимаем, масло изымаем. Здорово?
Я подумал - сколько мы уже наврали за это время… Но воровать не будем. Эту грань мы не перейдем. А Лешка, прочитав мои мысли, так сказал, использовав Гошину лексику:
– В натуре. Типа того. Блин.
Невнятно, но по существу. И дядя Федор его понял. По интонации, наверное.
– Вот так, да? - горько обиделся он. - Как что - помоги нам, Федя. А как не так, так ну его на фиг, да? - Он сдернул с головы шапку и ударил ее оземь.
Что слова, что действие - достаточно выразительные.
И тут нам стало совестно. Ведь верно: дядя Федор - бескорыстный человек. Всем помогает, даже когда его не просят. А мы… Словом, мы переглянулись и согласились. К тому же масло ведь ему Степан из восьмой квартиры должен. Два года уже.
На дворе меж тем сгустились сумерки. Ранние, зимние. Солнце упало за дальние дома, а в ближних зажглись окна. Там уже «добры люди» пили чай и включали телевизоры. И о проблемах криминала узнавали только с их экранов. Не то что мы, окунувшиеся в самую гущу преступных событий.
Дядя Федор поднял шапку, смахнул с нее снег и вернул на прежнее место. На голову то есть, а не на землю. Вроде как бы подал сигнал к действию.
Мы взяли трубу, доску, домкрат и перенесли эти воровские инструменты к соседней «ракушке» Но дядя Федор все еще таил обиду, она обжигала его доброе сердце.
– Совестливые больно, - ворчал он, устанавливая домкрат. - Как ихнюю машину с пустым баком гонять, так вот они, нарисовались. А как Федору помочь - так их нету.
Из-за этой обиды он задрал гараж Степана так, что чуть не перевернул его на спину. Теперь не то что канистру можно было вытащить, а и саму машину задним ходом выгнать на простор. Конечно, я немного преувеличил. От страха, наверное.
Дядя Федор стал на четвереньки и, как ящерица в норку, дрыгая ногами, шмыгнул в темное нутро гаража.
– Посветили бы, соучастники, - глухо проворчал он и задним ходом выбрался обратно, волоча за собой алюминиевую канистру.
– Вот она, родная, - довольно сказал дядя Федор. - Теперь в расчете. - И вдруг нахмурился: - А это что?
«Это что» оказалось зацепившейся за горлышко канистры веревкой. Она тянулась внутрь гаража и где-то там, наверное, кончалась. И где-то в другом месте мы ее уже видели.
Лешка толкнул меня в бок и, подмигнув, приложил палец к губам. Но я уже и без его сигналов вспомнил, где эту лохматую веревку видел. Ею был обмотан сверток с саблями. С теми самыми, которые всю жизнь, не отходя от мольберта, собирал Собакин. Которые украл у него Карабас по фамилии Толстой. Которые спер у него пьяница по фамилии Фролякин. У которого похитил их бандит Вадик. А у Вадика - кто?
Мне захотелось плюнуть изо всех сил, сесть на снег и тоскливо завыть в полный голос. Так мне это все надоело! Да пропади она пропадом, эта коллекция! Вместе со всеми этими жуликами. Воруют, воруют - и все им мало. Ненасытные! Когда же это кончится? Когда они наворуют столько, что скажут с облегчением: все, хватит?!
Никогда! Всегда будут люди, которым все время чего-нибудь мало. И всегда будут люди, которые будут бить их по жадным рукам. Вроде нашего папочки и его орлов-сыщиков. А мы что, хуже, что ли?
В Алешкиных усталых глазах я прочел те же мысли и торопливо сказал дяде Федору:
– Постойте, я сейчас ее отцеплю, - и скрылся в гараже.
Там было темно. Но не настолько, чтобы не увидеть: чемодан и сверток лежат себе за кормой Степанова «Москвича». На всякий случай я щелкнул замками и поднял крышку чемодана. Да, оружие было там и блестело в темноте так же, как в былые времена блестело, наверное, на поле битвы.
На душе стало светло и легко. Как после контрольной.
Я дал задний ход, выполз на волю и, ожидая взволнованного Алешкиного вопроса, стал отряхивать колени. Но вместо него услыхал за спиной жесткое и грубое:
– Стоять! Руки за голову!
Сказано было так, что мои руки сами подскочили к затылку.
– Ты дурак? - послышался звонкий и дрожащий от возмущения Алешкин голосок. - Мы же для вас стараемся.
– За дурака особо ответишь, - пообещал тот же голос, уже с обидой. - В отделении.
Я несмело обернулся.
За моей спиной с пистолетом в руке стоял наш молоденький участковый, которого все наши окрестные бабульки ласково называли Сынком. И всеми силами оберегали от столкновения с преступным миром. Они его жалели: такой худенький, вежливый, интеллигентный… И никогда ему не жаловались на нарушителей общественного порядка. Видимо, поэтому наш Сынок возомнил, что кривая правонарушений на его территории не идет вверх только благодаря профилактической работе участкового.
Но для полного счастья ему не хватало служебного подвига. И тут-то! Вот! Он задерживает с поличным на месте преступления группу вооруженных злоумышленников «при попытке незаконного проникновения в гараж гражданина С. А. Иванцова с целью хищения принадлежащего ему автомобиля марки „Москвич“ госномер такой-то»! Премия - раз, очередная звездочка на погоны - два, скачок авторитета - три! И все в одном флаконе.
– Оружие - в снег! - последовала очередная команда.
Дядя Федор отбросил железяку, а нам с Алешкой выкидывать в снег было нечего. Кроме козырной карты:
– Наш папа - полковник милиции, - гордо сказал я.
Но вместо того чтобы задуматься, наш Сынок еще больше обрадовался. Выхватил из нагрудного кармана рацию и заорал в нее:
– Первый, я Пятнадцатый. Задержал на своей территории вооруженную группу при взломе гаража и попытке угона автотранспорта. При разработке группы по горячим следам установил признаки коррупции в правоохранительных органах. Прошу поддержки.
Что там ему ответил Первый, мы не разобрали. Но через несколько минут после того, как в динамике рации что-то прохрипело во двор ворвались три машины со всем, что надо: с мигалками и вопилками, со спецназом в масках и ОМОНом с собаками. Нас окружило кольцо автоматов: коррупция в органах - дело серьезное.
Но это кольцо вдруг прорвал старичок в наброшенном на плечи пальто, из-под которого торчали ноги в пижамных штанах и домашних тапочках. В руке он держал стакан с чаем.
– Это я сообщил о готовящемся преступлении, - гордо заявил он, ища глазами видеокамеру. Видно, очень хотелось попасть на экран в «Дорожный патруль». Хотя, с другой стороны, может, он и прав: увидел нашу возню около гаража и, как честный гражданин, сообщил в милицию.
Однако дядя Федор был другого мнения. Прямо противоположного. Он наорал на пижамного деда, сказал, чтобы тот лучше у телевизора сидел, а не в окошко подглядывал, а потом попытался объясниться с милиционерами, но ничего не добился. Тогда он сорвал с головы шапку и, утирая ею то ли пот со лба, то ли слезы из глаз, стал причитать, громко, на весь двор:
– Ну дураки! Ну долбаки! Ну идиоты!
Но и тут успеха не имел. «Дураки, долбаки, идиоты» не обиделись. Они, наверное, и не такое слыхали. От настоящих преступников. Только Сынок рассердился и спросил его:
– А вы кто такой?
– Дядя Федор, - ответил тот.
Все засмеялись, а один омоновец, который, забросив автомат за спину, разворачивал «Сникерс», кивнул на Алешку:
– А это кот Матроскин?
Все опять засмеялись. А я подумал: хорошо, что на мне нет сейчас лохматой шапки, а то уж точно Шариком бы обозвали.
Обстановка немного разрядилась, но тем не менее нас обыскали и вывернули все наши карманы, а начальник сказал своим подчиненным:
– Молодцы, ребята. Доставьте их в отделение. - И про себя, наверное, добавил: - Готовьтесь к награждению за проявленное мужество при исполнении служебного долга.
А дядя Федор положил руки нам на плечи и проговорил:
– Эх, ребятки, мне бы вас дальней стороной обходить, а я…
Но тут его речь прервалась, потому что во двор, раздвинув толпу зрителей, въехала еще одна машина. Достаточно скромная, черная, без всяких прибамбасов. Однако начальник отделения, лишь глянув на нее быстрым взглядом, вытянулся в струнку и сказал вполголоса:
– Ого, кто прибыл! Подтянись, ребята. Ордена привезли.
Из скромной черной машины вышел полковник Оболенский в штатском, и начальник быстро подошел к нему. Папа что-то шепнул ему. Сначала в одно ухо, потом в другое. Потому что начальник завертел головой, будто не верил своим глазам. То есть ушам.
– Обязательно, - сказал он. - Ошиблись. Бывает. - И подмигнул своим бойцам.
А те, молодцы, вот только что были здесь и диктовали нам свои угрожающие условия, и вдруг их уже как не бывало. Только у Лешки во рту торчал очищенный от обертки «Сникерс» - что-то вроде взятки.
Когда вокруг нас поредели ряды любопытных и образовалась пустота, папа подошел к нам, заложил руки за спину и сказал:
